Лада Фомина - Анна Керн. Муза А.С. Пушкина
Агафоклея Александровна Полторацкая.
Агафоклея Александровна, урожденная Шишкова, в замужестве Полторацкая (1737–1822) была, наверное, одной из самых ярких женщин своей эпохи. Ее выдали замуж 14 лет от роду, в семье даже сохранилось предание, что она еще играла в куклы, когда няня позвала ее собираться к венцу: «Феклуша, поди – жених приехал».
По меркам тех лет Агафоклея считалась красавицей, но прославилась она не внешностью, а своей предпринимательской деятельностью.
Оказавшееся в ее распоряжении небольшое хозяйство супруга она сумела расширить и превратить в приносящее хороший доход и нажила крупное состояние. К концу жизни она уже владела несколькими большими имениями в Тверской и Калужской губерниях, построила несколько заводов, в том числе и винокуренных. Ей подчинялась (была на откупе) виноторговля практически всей Тверской губернии.
Интересно, что при этом «бизнес-леди» сама не брала в руки никаких документов и, по свидетельствам внуков, к старости вовсе разучилась читать и писать. В семье эту причуду объясняли такой легендой: в молодости Агафоклея подделала завещание дальнего родственника в свою пользу и чуть на этом не попалась. Опасаясь наказания, она дала обет кому-то из святых угодников, поклявшись, что, если все обойдется, она никогда больше не возьмет в руки ни пера, ни бумаги. Гроза миновала, и Агафоклея всю жизнь оставалась верна своему слову.
С конкурентами Пол торачиха, как ее называли, была сурова, а с крепостными подчас и вовсе жестока. Молва про ее тиранства даже достигла императорского дворца. В Петербурге прошел слух, что Александр I после вступления на престол отдал приказ публично выпороть ее на Лобном месте. Но это был всего лишь слух. И когда Агафоклея, сидя у окна своего дома близ Сенной площади, увидев бегущую толпу, спросила: «Куда, православные, бежите?» – и услышала в ответ: «На площадь, смотреть, как Полторачиху будут сечь», то расхохоталась и закричала: «Бегите, бегите скорей!»
Она была еще нестарой женщиной, когда с ней случилось несчастье: во время поездки в Москву ее возок перевернулся и придавил сидевшую в нем Агафоклею. Она оказалась буквально изувечена, по свидетельству очевидца, «все кости ее были поломаны на куски и болтались, как орехи в мешке». С тех пор до конца жизни Полторачиха с трудом могла двигать руками и ногами. Каждую осень после уборки урожая она ложилась в постель и не вставала до самой весны. Но и в таком состоянии она продолжала властно распоряжаться, управлять своими имениями и заводами и держать в ежовых рукавицах всю семью.
«Она была красавица, и хотя не умела ни читать, ни писать, но была так умна и распорядительна, что, владея 4000 душ, многими заводами, фабриками и откупами, вела все хозяйственные дела сама без управляющего через старост», – пишет Анна Петровна в своих «Воспоминаниях о детстве». «Она была очень строга и часто даже жестока. Жила она в Тверской губернии, в селе Грузинах, в великолепном замке, построенном Растрелли. ‹…› Она всякую зиму лежала в постели и из подушек ее управляла всеми огромными делами, все же лето она была в поле и присматривала за работами. Она из алькова своей прекрасной спальни, с молельною, обитою зеленым сукном, перенесла свое ложе в большую гостиную, отделанную под розовый мрамор, и в этой ее резиденции я впервые увидела ее. Она меня чрезвычайно полюбила, угощала из своей бонбоньерки конфектами и беспрестанно заставляла меня болтать, что ее очень занимало. В этой комнате были две картины: Спаситель во весь рост и Екатерина II. Про первого она говорила, что он ей друг и винокур; а вторую так любила, что купила после ее смерти все рубахи и других уже не носила. ‹…›
С батюшкой она была очень холодна, с матерью моею ласкова, а со мною нежна до того, что беспрестанно давала мне горстями скомканные ассигнации.
Я этими подарками несколько возмущалась и все относила маменьке. Мне стыдно было принимать деньги, как будто я была нищая. Раз она спросила у меня, что я хочу: куклу или деревню? Из гордости я попросила куклу и отказалась от деревни.
Она, разумеется, дала бы мне деревню; но едва ли бы эта деревня осталась у меня, ее точно так же бы взяли у меня, как и все, что я когда-нибудь имела. ‹…› Такова была моя бабушка со стороны отца. Про мужа ее Марка Федоровича Полторацкого мало было слышно. Знаю, что ‹…› отец его, Федор Полторацкий, вследствие указов Петра I, требовавших, чтобы дворяне служили в военной службе, укрылся под сень духовного звания и был священником в Соснице; что упомянутый Марк Федорович учился в Киевской бурсе, пел там на клиросе в церкви, был взят оттуда Разумовским, восхитившимся его голосом, поступил в придворную капеллу, сделался придворным императрицы Елизаветы Петровны и, пользуясь ее милостями, доставил состояние своим братьям… Энергическая личность бабушки стушевывала его личность».
При всем при этом Полторацкая была глубоко религиозным человеком, строила храмы и жертвовала большие суммы на церковные нужды. Почувствовав приближение смерти, она вызвала к себе всех соседских помещиков и приказала созвать крестьян во двор своего дома, после чего громко покаялась перед всеми и воззвала: «Православные, простите меня грешную!» На что последовал единогласный ответ: «Бог простит!»
Анна Петровна называет свою бабушку по отцу «замечательной женщиной», но явно не в современном толковании этого слова (синонима слова «превосходный»), а в устаревшем значении – необыкновенная, особенная, которую нельзя не заметить.
Справедливости ради следует отметить, что в своем описании деда и его семьи Анна Петровна слегка грешит против истины. К привилегированному сословию ее прадед не принадлежал, он был простым украинским казаком. Потомственное дворянство получил только его сын, то есть дед Анны, Марк Федорович (1729–1795). Ему также было пожаловано звание полковника – но не за боевые доблести, а за заслуги в области культуры. Отличный певец, обладатель прекрасного баритона, Марк Полторацкий первым из славян был зачислен в итальянскую оперную труппу, руководил Придворной певческой капеллой, постоянно ездил по стране отбирать лучшие голоса. В память о его заслугах центральное место на фамильном гербе Полторацких занимает арфа.
Фамильный герб Полторацких. «Общий Гербовник дворянских родов Всероссийской Империи».
Что до семейной жизни, то дома, судя по всему, он действительно занимал второстепенное положение, был под каблуком у своей деспотичной жены и сильно ее побаивался. Впрочем, это не помешало чете Полторацких произвести на свет множество детей – их было аж двадцать два человека.
Петр Маркович, отец Анны, был, по ее словам, «одним из младших и менее других любимым своею матерью». И судя по тем ярким эпизодам с его участием, описанных на многих страницах воспоминаний Керн, эта антипатия во многом могла быть вызвана сходством характеров, тем самым, которое русская пословица именует «нашла коса на камень». Трудно себе представить фигуру столь же яркую, сколь и противоречивую, какой был Петр Маркович. Приятели и соседи знали его как хлебосола, шутника и весельчака, обладавшего, впрочем, довольно свое образным чувством юмора.
Ума много – чувства мало«Все дети ее были хорошо воспитаны, очень приветливы, обходительны… – вспоминает о своих дядях и тетях по отцу Анна Петровна. – Но довольно легкомысленны и для красного словца не щадили никого и ничего. Они были невысокого мнения друг о друге и верили всяким нелепостям про своих. Как бы они ни говорили, ума было много, но чувства мало».
Для своего времени Петр Маркович был образованным человеком, к тому же имевшим прогрессивные взгляды, что еще представлялось тогда большой редкостью. «В обращении с крестьянами и прислугою, – вспоминала Анна Петровна, – он проявлял большую гуманность. Он был враг телесных наказаний и платил жалованье прислуге в то время, когда на мужиков смотрели исключительно как на рабочую силу». Однако при этом с домашними, особенно с детьми, Петр Маркович во многом вел себя, как его мать, – столь же властно, деспотично и жестоко.
Деловой хватки Полторачихи он ни в коей мере не унаследовал. Будучи человеком энергичным, но недостаточно рассудительным, склонным к безрассудству и даже авантюризму, он всю жизнь то и дело затевал какие-то рискованные предприятия, которые изредка приводили к успеху, но чаще всего заканчивались крахом. То он приказывал вырыть в своем имении огромный пруд, наполнить его морской водой и разводить морских рыб; в другой раз придумал производить масло в форме зернистой икры, для чего построил целую фабрику, но вскоре забросил эту затею и занялся производством машин для перемешивания глины. Но самый большой общественный резонанс получила история с мясным бульоном.
