Сергей Солоух - Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»
Йозеф Святополк Махар (Josef Svatopluk Machar, 1864–1942) – чешский поэт, юморист, патриот и, что забавнее всего, антиклерикал. Мастер народных выражений. Естественным образом, считал Теодора Кона чешским священником, преследуемым австрийской властью, и выступил с большой газетной статьей в его защиту.
Отто Кац учился в коммерческом институте.
Коммерческий институт (Obchodní akademie) – первое в Богемии учебное заведение такого рода с преподаванием на чешском языке, основанное радением общества «Меркурий» («Merkur») в 1872 году. Существует и поныне на той же Рессловой (Resslova) в Праге. Ярослав Гашек сам был студентом Коммерческого института (1899–1902) и вполне успешно окончил его. Несмотря на подозрительное название, это было не столько торговое, сколько чешское учебное заведение, в числе профессоров которого, среди прочих, состояли, например, составитель первого большого англо-чешского словаря Юнг (V. А. Jung), переводчик Шекспира на чешский Сладек (J. V. Sládek) и автор популярнейших патриотических романов из чешской истории Алоис Ирасек (Alois Jirásek).
Осенью 1909 в журнале «Карикатуры» юный Гашек опубликовал рассказ с названием «Коммерческий институт» (Obchodní akademie), содержавший невероятный и совершенно гротескный набор обвинений против ненавистного Ярославу ректора доктора Ржежабека (Dr. Řežábek), в рассказе – гос. советник Йержабек (vládní rada Jeřábek). Некоторое время спустя, как и следовало ожидать, суд признал все выдумки Гашека клеветой (CP 1983).
и был призван в свое время на военную службу как вольноопределяющийся.
Вольноопределяющийся в Австро-Венгрии – призывник с правом «добровольной однолетней службы» (jednoroční dobrovolnik). Некий эквивалент советской вузовской военной подготовки. Право на такую службу, как можно узнать из труда Томаша Новаковского (Nowakowski Tomasz, Armia Austro-Wegierska. 1908–1918. Warszawa, 1992), переведенного Дмитрием Маменко (ДА 2011), «получали юноши возрастом до 21 года, сдавшие экзамен на аттестат зрелости. Весь контингент “добровольцев однолетней службы” делился при помощи жеребьевки между различными родами оружия. Студенты высших учебных заведений дополнительно получали право выбора года призыва, но не позднее достижения ими 24 лет».
И далее, еще немного полезных сведений для лучшего понимания как финала этой главы, так и всех прочих частей романа, начиная со второй.
«Добровольная годичная служба» начиналась с 8-недельной начальной подготовки, а заканчивалась экзаменом на офицерский чин. Если экзамен сдавался успешно, то доброволец получал звание юнкера [буквально кадета – заместителя офицера (Kadet – Offiziersstellvertreter или просто Kadet), в особых случаях – лейтенанта. См. случай юнкера Биглера: комм., ч. 2, гл. 5, с. 491. Если нет, то он оставался на службе в своем звании (но не выше фельдфебеля (feldwebel)], а позже опять сдавал экзамен. Таким же образом готовились чиновники военно-судебной службы (аудиторы) и военные врачи».
Призывной возраст для молодежи без образования – 21 год.
Его торжественно крестили в Эмаузском монастыре.
См. комм., ч. 1, гл. 5, с. 63.
Сам патер Альбан совершал обряд крещения.
Патер Альбан – Albanus (Alban) Schachleiter (1861–1937) – до войны настоятель францисканского Эмаусского монастыря в Праге. Вся его послевоенная история наполняет факт участия в крещении Отто Каца особой иронией. Как ярый немецкий националист никак не мог прижиться в новом славянском государстве и в 1920-м перебрался в Мюнхен. Там в 1923 году познакомился с Адольфом Гитлером и стал его активным сторонником, отчего у патера возникли проблемы уже с римско-католическим начальством. Но даже лишенный сана, бывший настоятель остался верен фюреру до конца своих дней. Изображения патера Альбана с рукой, вскинутой в нацистском приветствии, во множестве сохранила фотохроника тех времен.
Присутствовали при сем набожный майор из того же полка, где служил Отто Кац, старая дева из института благородных девиц на Градчанах и мордастый представитель консистории, который был у него за крестного.
Институт благородных девиц на Градчанах (Tereziánský ústav šlechtičen) – учебное заведение, основанное в царствование императрицы Марии Терезии (1755) и просуществовавшее в помещении дворца на Иржской улице (Jiřská) в самом чреве Градчани до 1919 года.
Перед своим посвящением он напился вдребезги в одном весьма порядочном доме с женской прислугой на Вейводовой улице.
Тут определенно недосмотр, искажающий смысл. В оригинале: pořádném domě s dámskou obsluhou v uličce za Vejvodovic, то есть в порядочном доме где-то (на одной улице) за Воеводскими. Речь о борделе, расположенном где-то за рестораном «u Vejvodů» («У Воеводов») в Старе Место. Бордель едва ли, а ресторан существует до сих пор, улица Йильска (Jilská), 353/4.
В ПГБ 1929 отсутствует всякое упоминание о Вейводовой улице, написано просто «в одном весьма порядочном “доме с женской прислугой” и прямо с кутежа пошел»…
С. 111
После посвящения он пошел в свой полк искать протекции и, когда его назначили фельдкуратом
Здесь чрезвычайно важная особенность стилистической окраски воинских званий у Гашека, отчетливо проявляющаяся как часть общего славяно-германского противостояния. В авторском тексте, а также в разговорах солдат-чехов все они всегда исключительно чешские, капитан – гейтман (hejtman), старший лейтенант – поручик (nadporučík), фельдфебель – шикователь (šikovatel) и т. д., полевой священник – полевой священник (polní kurát). В официальной речи все звания всегда немецкие: капитан – гауптман (Hauptmann), старший лейтенант – обер-лейтенант (Oberleutnant) и т. д., полевой священник – фельдкурат (Feldkurat). Если немецкое название используется в авторской или прямой речи чехов, то смысл почти всегда иронический.
В предложении выше в авторском тексте фельдкурат – полевой священник: byl jmenován polním kurátem.
Вся эта смысловая игра в переводе полностью нивелирована.
Он увлекался игрой в «железку», и ходили не лишенные основания слухи, что играет он нечисто.
То, что в переводе названо «железкой», в оригинале называется ferbl (Velmi rád hrával ferbla). Кажется, переводчик решил здесь положиться на свою языковую интуицию и счел название чем-то вроде искажения французского chemin de fer, в то время как здесь искажение немецкого Farbstoff. То есть речь идет не о популярной в России до первой мировой «железке», очень похожей на очко, а о совершенно неизвестной в отечестве чешской игре «краски» (barvička – второе, чешское название ferbla), очень похожей на предельно упрощенный покер, когда игрок стремится собрать в руке или масть, или как можно больше очков картами одной масти. Карты, если только не в современном казино, обычно марьяжные. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 39.
В ПГБ 1929 вполне корректный вариант «увлекался игрой в “фербл”».
но никому не удавалось уличить фельдкурата в том, что в широком рукаве его военной сутаны припрятан туз.
Стоимость карт в игре «краски»: 7, 8, 9, 10, любые картинки (мл. валет, ст. валет, король) 10, туз – 11. Еще один аргумент против «железки». Стоимость туза в этой игре самая низкая – 1 очко, ниже только жир (10, валет, дама, король) – 0 очков. В рукав стоит прятать 9 и 8.
С. 112
В задних рядах играли в «мясо».
В ПГБ 1956 есть комментарий, опущенный в ПГБ 1963, о том, что мясо – «игра, при которой участники по очереди дают друг другу сильные щелчки по задней части тела». На деле, как поясняет Ярослав Шерак (JŠ 2010), в большинстве случаев, играющие бьют друг друга поочередно парой пальцев (средним и указательным) по той же паре пальцев. Задача заставить вскрикнуть. Тот, кто вскрикнул на молитве, в строю, на занятиях и т. д., когда требуется абсолютное молчание, тот и проиграл. Вариант с ударами той же парой пальцев по заднице существует (см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 365), но чтобы было больно, желательнее всего ей быть голой. В любом случае, натуральная задница или прикрытая, игрокам надо все время друг к другу поворачиваться булками, что в тюремной часовне под наблюдением фельдфебеля, в отличие от камеры ночью, сделать очень непросто, а вот бить парой пальцев опущенной руки о чужую пару пальцев также опущенной руки можно легко и незаметно.
Есть ли в мире кто милей
Моей милки дорогой?
Не один хожу я к ней —
Прут к ней тысячи гурьбой!
К моей милке на поклон
Люди прут со всех сторон.
Прут и справа, прут и слева.
Звать ее Мария-дева.
Эти сделавшиеся в русском переводе (перевод Я. Гурьяна, см. комм., ПГБ 1958, т. 1, с. 438) совершенно непристойными вирши в оригинале вовсе не выглядят таковыми:
