Дмитрий Спивак - Как стать полиглотом
Главное в том, чтобы каждый нашел метод, полностью соответствующий его наклонностям. И тогда любой язык станет податливым и захватывающим, а все ошибки сведутся к той старой прекрасной ошибке, которая обула Золушку в стеклянные башмачки, – ведь исправлять ее решатся только педанты и сухари.
Секреты бывалых энтузиастов
Вот мы и развернули весь веер методов изучения иностранных языков, которые советует наука. Каждый из них – это путь, разведанный языковедами, путь, по которому потом успешно прошли тысячи людей. Какие же выводы можно сделать из их опыта?
Первый вывод – оптимистический. Ни одному педагогу пока не встречался человек, от природы полностью не способный к языкам. Второй – пессимистический. В разных учебниках, телепередачах, учебных заведениях эти методы применяются несогласованно. Поэтому, переходя из школы в училище, техникум, институт, от одного пособия к другому, мы как бы сбиваемся с шага. Попасть в ногу с новым строем очень непросто, потому мы так подробно и говорили о различных методах изучения языков.
А третий вывод – неожиданный. У вас, конечно, возник вопрос: какой же метод самый эффективный? Хотите – верьте, хотите – нет, но каждый из них приводил и к выдающимся достижениям, и к полным провалам. Потому что все методы ведут к одной цели, однако разными путями. И будете вы быстро карабкаться по отвесной горе или медленно идти с другой, пологой стороны или же спрыгнете сразу на вершину с парашютом – зависит только от ваших наклонностей.
Единственный вывод, которого делать не нужно, будто многое зависит от каких-то особых учебников или недоступных курсов. Немного, конечно, зависит. Однако главное – самостоятельный труд. Как это часто бывает в жизни, побеждает отнюдь не самый способный от рождения и тем более не самый везучий, но самый упорный. Главное всегда происходит тогда, когда после безуспешных попыток мы делаем отчаянное усилие – и вдруг находим к себе ключик. В нашем почтении к науке или за благодарностью к любимому учителю мы часто забываем об этом. Но то, что у нас попадает в тень, ярко высвечивается на примере полиглотов, собственно и посвятивших жизнь поиску такого ключика. Итак, главное: все знаменитые полиглоты были самоучками. Оговоримся сразу, что, подчеркивая это, мы вовсе не хотим попасть в оппозицию к науке или труду учителя. Все, что они делают, заслуживает подлинного уважения. И тем не менее главная драма всегда разыгрывается во время самостоятельной работы. Ну вот, дверь в лабораторию полиглотов приоткрылась. Войдем в нее и узнаем их секреты.
Не будем искусственно нагнетать напряжение и первый секрет полиглотов откроем тут же, на пороге. Он состоит в том, что полиглотов… нет! Ну вот, скажете вы, приехали. А как же быть с тем, о чем мы читали с самого начала книги? 200 языков там, с полной свободой и блеском… Неужели это неправда? И да, и нет. Дело в том, что, по-видимому, ни один человек не может свободно знать больше чем 7 языков (точнее, от 5 до 9, но в среднем 7). Этот «закон семерки», как окрестили его специалисты, действует во многих областях человеческой деятельности.
Скажем, если нескольким людям показать ряд предметов и спросить, сколько они запомнили, то кто-то назовет 5, кто-то, видимо с цепкой памятью, – 9, однако в среднем все равно будет 7. Примеры легко умножить, но достаточно сослаться на народную мудрость: «Семь раз отмерь – один раз отрежь», «Семь бед – один ответ», даже «У семи нянек дитя без глазу» и так далее. В чем тут дело – до конца неясно, хотя объяснений предложено более чем достаточно. Не будем вдаваться в подробности, скажем только, что речь идет о глубинном, очень сложном механизме человеческого мышления, общем для разных языков и культур.
Итак, свободно можно знать около 7 языков. Другое дело, что еще на десяти можно говорить с акцентом, еще на пятнадцати – читать газету, на двадцати – объясняться и далее в том же духе. Вот почему каждый раз, когда вы слышите о полиглоте, освоившем более 10 языков, знайте: до 7 можно смело верить, но сверх того – с большой поправкой. И самые крупные полиглоты ничуть не стыдятся это признавать. Так, сам Н.Я. Марр говаривал, что владеет всего 3 языками, а остальными пользуется по работе. Кстати, вам знакомо это имя? Советую его запомнить. Даже у бывалых полиглотов загораются глаза, когда речь заходит о нем.
Родившись в прошлом веке на Кавказе, Николай Яковлевич стал замечательным краеведом, подлинным знатоком жизни грузинского народа. По крупицам восстановил он древнейшую историю большинства горных народов, населяющих этот край, а уже в советское время, академиком, раскопал сказочно богатую древнеармянскую столицу Ани. Но всю жизнь ученого озаряла ровная, не знающая передыха страсть к языкам. О языках кавказских гор речь просто не идет, о русском и многих европейских языках – тоже. Древние языки Запада и исполины Востока вроде китайского или санскрита также подразумеваются. Но добавьте к этому исключительно сложные языки басков и американских индейцев, чувашей Поволжья и тамилов юга Индии. А теперь скажите положа руку на сердце, – чувствуете цену этого взвешенного «владею тремя языками»?
Вы возразите: мол, завышенные требования к себе заведомого гения? Ну, если гения, то только самостоятельного труда. Проследим довольно спокойный период его жизни. Николаю Яковлевичу исполнилось 62 года, силы уже не те. В освоении баскского языка ему помогает настоящий баск. Вот письмо Марра того времени: «С 6 до 7 занятия, в 7 час. ужин и затем с 8 час. занятия до 11 час., иногда до 12, но тут… невыносимое состояние уклона ко сну, иногда беру я верх, но иногда сдаюсь – свергаюсь в 12 час. в кресло, а затем беспомощно в постель». «А во сколько подъем?» – интересуется корреспондент Марра и получает ответ: «Вы спрашиваете про восстановление вставания по утрам в 5 час. Это да, но от этого настроение лишь лучше, и я ввиду непоспевания за делом стал бы с 4 час. вставать, если бы и при вставании в 5 час. вечером не приходилось адски бороться со сном и часто быть сраженным им». Так стоит ли после этого говорить о баловнях природы? А вообще у Николая Яковлевича был принцип: если есть возможность хоть изредка поработать с учителем, готовиться нужно из расчета по 6 часов самостоятельного труда на полчаса занятий с ним.
Да, с удивительными людьми можно было повстречаться на набережных нашего города лет 70 назад. Употребив здесь множественное число, мы не ошиблись: ведь Марр отнюдь не был одиночкой. Напротив, многие легко могли бы потягаться с ним по части языков. И на всех динамичная эпоха наложила, по-видимому, свой отпечаток, так что мы вполне можем говорить о первом поколении ленинградских полиглотов. Пожалуй, самой общей их чертой было то, что ни один из них не думал замыкаться в тиши кабинета, отгораживаться от жизни. Нет, они всегда в гуще событий, с народом. И здесь, конечно, нельзя не упомянуть о Е.Д. Поливанове. По количеству изученных языков он, наверное, не уступил бы самому Марру, а по сложности их, несомненно, в чем-то превзошел бы его. Потому что не было тогда у нас лучшего специалиста по токийскому говору японского языка, по тайному языку кокандского базара или узбекским говорам далеких кишлаков. Поскольку, для того чтобы описать жизнь Евгения Дмитриевича, потребуется толстая книга, дадим лишь несколько штрихов к его портрету и остановимся только на 1917 годе. Он устраивает баррикады на Невском (а позже идет по льду на Кронштадт). Расшифровывает тайные договоры царского правительства, некоторое время председательствует на мирных переговорах с Германией. Сотрудничает с М. Горьким в «Новой жизни»…
Перейдя по мосту от Университетской набережной к Эрмитажу, можно было зайти туда и встретиться с В.В. Струве. По новым языкам Струве уступил бы пальму первенства коллегам по увлечению. Но вот древние языки были его царством. Кто лучше его мог перевести для нас речь древнего египтянина, перса, вавилонянина, хетта или шумера? Но и Струве не отгораживался от жизни. Много сил отдал он сохранению сокровищ Эрмитажа для будущих поколений в ту непростую эпоху.
А наискосок от музея через площадь просматривается импозантное здание Капеллы, на фронтоне которого написаны имена композиторов прошлого. И мы в этой связи не можем не вспомнить И.И. Соллертинского, организатора музыкальной жизни довоенного Ленинграда. За массой дел он не находил времени для систематических занятий языками, так что приходилось писать дневник по-старопортугальски, лекции при согласии слушателей читать по-французски или итальянски, а во время болезни заниматься японским. Что делать, надо же как-то поддерживать свои 32 языка! Коллеги вспоминают, что в ведомости на получение зарплаты Иван Иванович по забывчивости расписывался то греческими, то санскритскими буквами.
Трудно поверить, что за кем-то из этих удивительных людей вполне можно было стоять в очереди в магазине, с кем-то из них разговориться в вестибюле библиотеки или просто поздороваться на набережной Невы промозглой поздней осенью.
