Этьен Жильсон - Данте и философия
Дилемма, которую ставит здесь контекст в целом, обозначена предельно ясно: или философия, или Беатриче. По завершении этого кризиса мы узнаём, что философии не удалось вытеснить Беатриче. Скверный и противный разуму помысел – изгнать Беатриче – сам оказался изгнанным. Отныне Данте не забудет ее никогда[150].
«Новая жизнь» говорит только это и не требует, чтобы в ней находили нечто большее. Что было бы нужно, чтобы ее свидетельство противоречило другим творениям Данте? Для этого недостаточно, чтобы их сравнение порождало хронологические проблемы. То, что Данте называет «несколькими днями», может совершенно спокойно означать три десятка месяцев или более того. Указания на временную продолжительность в явно символическом произведении не могут оцениваться в той же системе отсчета, что и хронологические указания в «Пире» – произведении по виду историческом. Здесь важна природа фактов и порядок их следования. Чтобы какое-нибудь другое произведение Данте противоречило «Новой жизни», нужно, чтобы оно либо отрицало реальность описанного именно таким образом философского кризиса; либо отрицало конечный триумф Беатриче; либо, наконец, отрицало порядок следования событий, как он вырисовывается из «Новой жизни»: смерть Беатриче, любовь к небесной Беатриче, соблазн заменить ее любовью к философии, окончательное возвращение Беатриче. Похвалы философии, которые можно найти в других местах, при всей их преувеличенности не создают никаких затруднений. Как верно заметил Микеле Барби, дело здесь вовсе не в философии. Как и в «Пире», дама из «Новой жизни» тоже благородна (gentile), очень красива (bella molto), ее любовь весьма благородна (nobilissma). Данте не только спрашивает себя, не было ли это утешение послано ему самой Беатриче: эта дама кажется ему настолько похожей на Беатриче, насколько одно блаженство похоже на другое: «Onde molte fiate mi ricordava de la mia nobilissma donna» [ «Она нередко напоминала мне мою благороднейшую донну»] (Новая жизнь, XXXVI). Что здесь важно, так это чувства Данте к этой донне. Итак, философия предстала перед ним, чтобы заменить Беатриче: скверное и противное разуму желание, если оно имело место; но Беатриче никогда не представала перед ним, чтобы заменить философию в его душе. Значит, нет никакого противоречия между осуждением, которое Данте обращает против собственных поползновений отказаться от Беатриче ради философии, и его последующим превознесением философии, уважающей права Беатриче. Чтобы любить обеих одновременно, ему достаточно было найти место для каждой из них и не давать им мешать друг другу. Удалось ли ему это сделать?
Во-первых, напомним, что в эпоху окончания «Новой жизни», как и в эпоху создания «Пира», вся эта история осталась в прошлом. Иначе говоря, к моменту завершения названных произведений в том виде, в каком они нам известны, Данте уже совершил этот круг: Беатриче – философия – Беатриче. Во-вторых, если в жизни Данте, как мы предполагаем, был период нравственных заблуждений, ни «Новая жизнь», ни «Пир» не содержат ни малейших намеков на этот факт. Единственный кризис, о котором здесь говорится, – это кризис, который привел Данте от любви к Беатриче к любви к философии. В-третьих, позиция, занятая Данте в «Пире», – это позиция человека, который уже знал из благодатного откровения Беатриче, что она пребывает на небе, но остается в своем произведении на почве философии: не исключительно, но преимущественно. Что нужно сделать, чтобы удержать эти три пункта вместе? Нужно признать их все истинными, если это возможно. И это действительно возможно. Быть может, после смерти Беатриче Данте не только предавался нечистым развлечениям, в коих здесь не исповедуется, но и пытался найти забвение в новой страсти к философии. На какое-то время ему это удалось; но затем, стараниями Беатриче, «всегда живущей в его сердце», воспоминание о любимой женщине, отныне преображенной блаженством, возвысило его от любви к философской истине к любви к истине религиозной, от которой теперь неотделима Беатриче. Но возвыситься от философии к религии не означает непременно отречься от философии: это означает превзойти ее. Итак, если попытаться определить возможную позицию Данте в «Пире», как она явствует из всего сказанного, мы придем к следующим выводам: насколько можно судить по написанным частям трактата, Данте выступает в нем как человек, уже отвоеванный небесной Беатриче и потому не сомневающийся в превосходстве религии над философией. При этом он убежден, что на своем уровне и ради своих целей философия вполне законна, и берет на себя роль ее истолкователя. Иначе говоря, мы имеем дело с Данте, уже вышедшим из кризиса чистого философизма, в котором он честно признается; однако он не сомневается, что у философии есть свое законное место, и берется его определить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
«То, что вне сознания поэта, для нас не может иметь значения» (итал.).
2
Возможна точка зрения, согласно которой проблема дантовских источников должна рассматриваться в комплексе и обсуждаться в качестве пролегоменов ко всякой интерпретации мысли Данте. Этот тезис отстаивает Bruno Nardi, Sigieri di Brabante nella Divina Commediaè le fonti della fi losofi a di Dante, Spianate (Pescia) 1912, ex. in: Rivista di fi losofi a neo-scolastica, апрель и октябрь 1911, февраль и апрель 1912. Автор решительно выступает против позиции Cornoldi, Mandonnet и некоторых других, которые сводят мысль Данте к почти чистому томизму. Метод Нарди заключается в указании на те места «Комедии», которые свидетельствуют о присутствии чуждых томизму влияний – например, августианства, авиценнизма и даже некоторых следов аверроизма. Интерпретация этих текстов, предложенная Нарди, была оспорена G. Busnelli, S.J., La cosmogonia dantescaè le sue fonti, in: Scritti vari pubblicati in occasione del sesto centenario della morte di Dante Alighieri, Vitaè Pensiero, Milano 1921, pp. 42–84. Буснелли пришел к выводу, что Данте был томистом и заслуживает этого имени более, чем любой другой автор той же школы (pp. 83–4). Некоторые оговорки в отношении интерпретаций самого Буснелли были сделаны позднее в работе P. Mandonnet, Dante le théologien. Introduction аl’intelligence de la vie, des oeuvres et de l’art de Dante Alighieri, Desclėe De Brouwer, Paris 1935, pp. 246–252. К этим трудам примыкает E. Krebs, Contributo della scolastica alla relazione di alcuni problemi danteschi, in: Scritti vari… Milano 1921, pp. 85–96, где подчеркиваются платонические влияния. Сюда же следует отнести многочисленные статьи, собранные в объемистом томе, к которому мы еще будем обращаться: Bruno Nardi, Saggi di fi losofi a dantesca, Milano-Roma, Societa anon. editr. Dante Alighieri, 1930-VIII. Эта последняя работа, в свою очередь, может быть дополнена Bruno Nardi, Note critiche di fi losofi a dantesca, Firenze, L.S. Olschki, 1938-XVI. Все эти труды – плоды полезной работы, которая должна быть продолжена. Тем не менее позволительно поставить и другую проблему, а именно, проблему отношения Данте к философии в целом и того места, которое он отводит ей в ряду прочих видов человеческой деятельности, прежде всего политики и религии. Я не претендую на приоритет в постановке проблемы; я только утверждаю, что это другая проблема, и она требует другого метода, более близкого к доктринальному анализу, чем к исследованию источников, необходимому в первом случае.
3
Полезные замечания по поводу этой проблемы см. в работе M. Baumgartner, Dantes Stellung zur Philosophie, опубликованной в Dante-Abhandlungen, Gorres-Gesellschaft, Koln 1921, SS. 48–71. Кроме того, всегда полезно перечитать A.F. Ozanam, Dante et la philosophie catholique au Xllle siecle, в его Oevres completes, Paris 1872–1881.
4
О. Мандонне по-настоящему заинтересован в творчестве Данте – не только в силу личного пристрастия, но и потому, что занятие «Божественной комедией» диктовалось ему исследованиями, связанными с Сигером Брабантским. Помимо того, что он сказал о «Божественной комедии» в примечательной книге, посвященной этому философу, – книге, к которой мы будем часто обращаться, – о. Мандонне опубликовал о самом Данте следующие три работы: Dante théologien, in: Revue des Jeunes, 25 mai 1921 (11e annee, № 10), pp. 369–395; Theologus Dantes, in: Bulletin du Comte Catholique frangais pour la Celebration du VI centenaire de la mort de Dante Alighieri (1321–1921), № 5, janvier 1922, pp. 395–527. Эта последняя работа составляет основную часть тома, опубликованного позднее под заглавием: Dante le théologien. Introduction a l’intelligence de la vie, des xuvres et de l’art de Dante Alighieri, Paris, Desclee De Brouwer, 1935.
