Альфред Барков - Метла Маргариты. Ключи к роману Булгакова
Как видим, здесь тоже «Черный снег» вместо «Белой гвардии». Но на то и Булгаков… И не следует раньше времени хоронить плодотворную гипотезу – оказывается, ее можно не только доказать, но и в свою очередь использовать в качестве инструмента для раскрытия замысла Булгакова.
В развитие гипотезы, высказанной М. О. Чудаковой, и которая в случае принятия за основу концепции о Горьком как прототипе Мастера подтверждается, осмелюсь добавить, что можно говорить о Горьком как прообразе не только вундеркинда Феси, но и председателя МАССОЛИТа Берлиоза.
Начнем с ассоциаций – хотя бы с возникающей при чтении самой первой, описанной М. О. Чудаковой редакции (сцена похорон Берлиоза): шел проливной дождь, и у рабочих похоронной конторы возникло желание: «Сейчас опрокинуть бы по две рюмочки горькой (выделено мною. – А. Б.)… и с Берлиозом хоть [на тот свет]».
Понятно, что при чтении такого отрывка ассоциация с именем Основоположника социалистической литературы возникает далеко не так гарантированно, как в примере с Тверской. Но на то эти две редакции и разделяют десяток лет, чтобы Булгаков нашел более прицельный и художественно тонкий вариант. Хотя, впрочем, и в окончательной редакции звуковая ассоциация с именем Горького присутствует: «„Горько мне! Горько! Горько!“ – завыл Коровьев, как шафер на старинной свадьбе…» (из сцены в Торгсине).
Замечу, что приоритет в таком обыгрывании псевдонима Горького принадлежит не Булгакову. В частности, в письме родителям и брату из Италии (август 1925 года) Николай Эрдман, с которым Булгаков был дружен, писал: «Каждый вечер бываем у Горького. Приходится согласиться с Райх, что в Италии самое интересное – русский Горький, может быть, потому, что у них нету русской горькой». Замечу, что Зинаида Райх – жена Мейерхольда – тоже входила в круг общения Булгакова, где он мог слышать этот каламбур. Если у кого-то возникнет сомнение в преднамеренности включения в текст романа именно этой ассоциации, напомню, куда скрылись два гаера, поджегшие Торгсин: «И вдруг – трах, трах! – подхватил Коровьев. – Выстрелы! Обезумев от страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователи за нами, мы кинулись к Тимирязеву!..»
«…к Тимирязеву!..» – имеется в виду памятник К. А. Тимирязеву работы С. Д. Меркулова, поставленный в 1922–1923 годах на Тверском бульваре у Никитских ворот» – так откомментировал Г. А. Лесскис это место в романе[118]. Прямо скажем, информация не проливает свет на содержание романа. Добавлю к приведенному комментарию, что этот памятник стоит неподалеку от дома Рябушинских, где последние годы своей жизни жил Горький (Никитская, она же Качалова, 6; или, если угодно, Спиридоновка, она же Алексея Толстого, 2, – читатели романа помнят, конечно, что и погоня за Воландом велась по «тихой Спиридоновке» мимо этого дома). При этом следует учесть, что в самой первой редакции маршрут похорон Берлиоза на Новодевичье кладбище тоже проходил мимо «Тимирязева» и этого дома; это место присутствует и в самой первой редакции, и в самой последней, и в этой детали Булгаков сохраняет последовательность. Уж не затем ли, чтобы и здесь вызвать непосредственную ассоциацию с именем Горького?..
А ведь дом этот вошел в историю отечественной литературы еще и тем, что именно в его гостиной 26 октября 1932 года прозвучал ставший знаменитым сталинский афоризм, сравнивающий писателей с инженерами человеческих душ. Тогда же, во время встречи в горьковском доме Вождя с писателями, была высказана четкая установка, разъясняющая суть партийного постановления о «перестройке» творческих организаций: одна из задач предстоящего объединения писателей в новый Союз заключалась в том, чтобы пристальней присматриваться друг к другу, «прочистить» свои ряды. Исключить эту деталь из рассмотрения было бы равносильно отказу от прочтения романа Булгакова в контексте обстановки в стране именно в тот период, когда решалась судьба творчества на десятилетия вперед и когда создавался сам роман. Так что дело здесь вовсе не в дате сооружения памятника выдающемуся ученому…
В подтверждение того, что в первой редакции действительно создавалась ассоциация с именем Горького, свидетельствует и другой приведенный М. О. Чудаковой отрывок, где описывается свара в писательской организации при распределении квартир:
«В проход к эстраде прорвалась женщина.
– Я! – закричала женщина, страшно раздирая рот, – я – Караулина, детская писательница! Я! Я! Я! Мать троих детей! Мать! Я! Написала, – пена хлынула у нее изо рта, – тридцать детских пьес! Я! Написала пять колхозных романов! Я шестнадцать лет не покладая рук… И я! Не попала в список».
Полагаю, что выделение Булгаковым слова «Мать» в самостоятельное предложение в комментарии не нуждается… («Мать» – одно из программных произведений Горького, созданием которого писатель снискал себе славу «пролетарского писателя». Начато на пароходе по пути в США в 1906 году, закончено во время пребывания в Америке.)
Дальше – больше: поскольку в первой редакции ассоциация с именем Горького строится вокруг образа Берлиоза, возникает гипотеза, что и в окончательную редакцию Берлиоз вошел как рудимент прообраза Мастера. Или, другими словами, в этой редакции Горький присутствует в двух ипостасях – как Мастера, так и Берлиоза. Чтобы эта гипотеза не показалась излишне дерзкой, напомню несколько всем известных фактов. Берлиоз – руководитель писательской организации, редактирует литературные журналы; Горький возглавлял Союз советских писателей и редактировал примерно полтора десятка журналов, в том числе один «колхозный». Если в первой редакции маршрут похорон Берлиоза проходил от «Тимирязева» (то есть жилища Горького) через Крымский мост (Горький был еще жив, и Булгаков не мог знать заранее деталей похорон), то в последней…
…Давайте вспомним, где, по фабуле окончательной редакции, было выставлено тело Берлиоза – в Колонном зале МАССОЛИТа. Но Колонный зал, где выставляют тела усопших для прощания, в Советском Союзе только один! И выносят из него на Красную площадь, маршрут похорон проходит не через Крымский мост, а мимо Александровского сада. Того самого, откуда Маргарита и наблюдала эти похороны. Да, эта редакция создавалась уже после смерти Горького, и Булгаков уверенной рукой ввел новые детали. Уверенной, потому что при его жизни единственным руководителем писательской организации, которого хоронили через Колонный зал, был Горький. Сменивший его Ставский вскоре был репрессирован (так пишут; по другим данным, погиб во время Великой Отечественной войны), а следующий руководитель пережил Булгакова. Кстати, еще деталь: помните, волею Булгакова Берлиоза хоронили без головы? Так вот: тело Горького было кремировано в ночь перед похоронами.
Изложенные выводы были уже сформулированы, глава закончена, как вышел в свет сборник «Неизвестный Булгаков», в который включены части первой и второй полных рукописных редакций романа. Не проверить изложенные выше выводы на этом материале было бы непростительно. Итак:
В первой полной рукописной редакции, которая создавалась до смерти Горького, гроб с телом Берлиоза планировали установить в «круглом зале Массолита»[119]; о Колонном речь еще не шла. А вот во второй полной редакции (1936–1938 гг.), с которой осуществлялась диктовка на машинку, Колонный зал хотя прямо и не называется, но уже явно подразумевается: обсуждавшие в троллейбусе пропажу головы Берлиоза попутчики Маргариты опаздывали на похороны и вышли в Охотном ряду – совсем рядом с Колонным залом Дома Союзов. В этой редакции даже указывалось направление движения процессии – в крематорий[120] (прямое указание на похороны Горького!) мимо Манежа, то есть к югу; следовательно, вынос тела осуществлялся из места, где расположен Дом Союзов[121]. И еще штрих: Азазелло, указав Маргарите на одного из литературных чиновников, сообщил ей, что это – «Поплавский, который будет теперь секретарем вместо покойника»[122]. Можно ли сомневаться, что имелся в виду секртарь парткома ССП Ставский?.. Как можно видеть, эти совсем недавно опубликованные редакции, где детали похорон Горького поданы более отчетливо, чем в окончательной редакции, не только подтверждают гипотезу о возможном прототипе Берлиоза, но и иллюстрируют динамику работы Булгакова над этой темой.
В окончательной редакции Берлиоз является руководителем «московской» писательской организации, однако в первоначальных вариантах наименование его должности опять-таки вызывает прямую ассоциацию с именем Горького: секретарь «Всеобписа» – Всемирного объединения писателей, редактор всех московских толстых журналов. Кстати, о «Всемирном объединении писателей» – ведь оно было на самом деле, только называлось несколько иначе: «Издательство всемирной литературы при Комиссариате просвещения», его основателем и первым руководителем был Горький. Я уже не говорю об Институте мировой литературы им. А. М. Горького… А так красочно описанное здание руководимого Берлиозом МАССОЛИТа на Тверском бульваре, 25 – там сейчас располагается Литинститут с памятником Герцену перед входом. Дом Герцена… Грибоедовский дом… – все это не раз обыгрывалось исследователями творчества Булгакова. Позволю себе добавить маленький штришок: это – Горьковский дом. Потому что в октябре 1932 года в честь сорокалетия литературной деятельности Классика и Основоположника, его имя наряду с Нижним Новгородом, улицей Тверской, парками, фабриками, заводами, пароходами, колхозами, школами, бригадами, было присвоено и Литинституту. Тому самому…
