Виктор Точинов - Мы играли вам на свирели... или Апокриф его сиятельства
Мог. Доказательства последуют ниже, а покамест замечу одно: кто скажет, что Буратино был зачат порочно, пусть первым кинет в меня сосновое полено.
Можно березовое. Или ольховое.
Глава 2. О личности автора
Но прежде чем мы продолжим дальнейший разбор «Золотого ключика», – перейдем, как говорится, на личности.
Необходимо ответить на вопрос, относящийся к области этики. Способен ли был Алексей Николаевич Толстой на этакое литературное хулиганство: переложить Новый Завет в шутовской, балаганной интерпретации, отдав роль Иисуса деревянной проказливой кукле с длинным носом?
Для правильного ответа стоит вспомнить кое-что из предшествующей литературной биографии Толстого. Отличался ли Толстой-литератор твердыми принципами? Едва ли… Активно сотрудничал с белогвардейскими изданиями, затем с эмигрантскими, затем с советскими, – и везде попадал в лад и в такт, везде его творения печатали. Чувства верующих и боязнь их оскорбить? Окружающая обстановка скорее располагала к такому оскорблению: попы на Соловках, в храмах – картофельные склады, в каждом киоске «Союзпечати» – свежие номера журнала «Безбожник» со свежими хлесткими поэмами Иванов Бездомных…
Но, может быть, все происходящее в стране с религией не нравилось Толстому? Все-таки граф, дворянин, человек из прошлой эпохи…
Не знаю, не знаю… Графское достоинство не помешало Алексею Николаевичу принять в свое время участие в довольно-таки грубой литературной фальсификации: его сиятельство на пару с историком Щеголевым сочинил подложные «Дневники» Анны Вырубовой, бывшей фрейлины императорского двора. Вырубова, женщина глубоко, до фанатизма верующая, в то время была жива, но на ее религиозные чувства «красный граф»… как бы помягче сказать… в общем, хорошенько перемешал те чувства с грязью, сочиняя заказанную антимонархическую агитку.
После такого сделать буффонаду из Нового Завета не составит труда. Даже на подлог идти не надо… Зато пришлось пойти на плагиат.
Обойти молчанием литературный первоисточник – сказку Карло Коллоди «Приключения Пиноккио» в нашем разборе, конечно же, нельзя. Потому что возникает другой вопрос: а сам ли Алексей Николаевич сочинил свой кукольный апокриф? Не позаимствовал ли у итальянского коллеги заодно уж и евангельскую линию, вместе с завязкой и многими эпизодами «Золотого ключика»? В конце концов, вольнодумцев и в Италии хватало…
Нет, в сказке Коллоди вольнодумством и не пахнет, скорее она грешит обратным: дидактичностью, навязчивым морализаторством. Да, некоторые эпизоды, которым предстоит стать предметом нашего рассмотрения, Толстой почти в точности списал из «Приключений Пиноккио». Более того, отдельные библейские мотивы в исходной сказке проскальзывают, – но ничего удивительного в том нет, все здание западноевропейской литературы стоит на двух фундаментах, на библейском и античном. Но «библейские» эпизоды у Коллоди разрознены и не складываются в единую евангельскую историю.
У Толстого же общий контекст «Золотого ключика» придает сочиненным Коллоди поворотам сюжета совершенно иной смысл, явно не задуманный итальянским автором. И в ряде случаев мы разберем это на примерах.
Отдельные «итальянские» эпизоды и даже персонажи (Говорящий Сверчок, например) никаких двусмысленных трактовок не допускают… Сейчас их использование назвали бы заурядным плагиатом для увеличения объема текста. Но не стоит судить писателя Толстого с позиций дня сегодняшнего: в те же годы писатель Волков еще более беззастенчиво использовал сказку американца Баума «Волшебник страны Оз», а затем много лет, эксплуатируя основанный на плагиате успех, писал собственные слабенькие продолжения… Не говоря уж о русских переводчиках девятнадцатого века, публиковавших французские авантюрные романы под своими фамилиями, без указания автора, да еще порой заменявших имена персонажей на русские, для лучшей доходчивости…
Однако пора от личности автора вернуться к тексту. Итак…
«Давным-давно, в городке на берегу Средиземного моря…»
Глава 3. О морях и озерах
Вот ведь что удивительно: в первой же строчке «Золотого ключика» говорится о Средиземном море – и затем море почти напрочь пропадает из сюжета… Герои сказочной повести не сидят на месте буквально ни минуты, непрерывная вереница приключений заносит их куда угодно, только не на морской берег. Лишь иногда море мелькает где-то вдали – например при пешем путешествии Буратино с котом и лисой в Страну Дураков оно видно с холма – и вновь исчезает.
Между тем в сказочном первоисточнике, у Коллоди, морские приключения соседствуют с сухопутными, и Пиноккио даже оказывается в брюхе у акулы… Но Толстому этот эпизод не интересен, его можно напрямую связать с библейской историей Ионы, но никак не с Евангелиями. Иисус проповедовал в Галилее, в родственной и знакомой ему среде, – разноплеменное и разноязыкое население приморских городков едва ли было способно воспринять его проповедь… Первые ученики Иисуса – рыбаки, но не средиземноморские, а те, что забрасывали свои сети в воды Тивериадского озера. Правда, жителям крохотной страны достаточно скромная акватория казалось морем – библейским морем Галилейским – но мы не будем впадать в географическую ошибку: вода пресная – значит, озеро, и везде в Евангелиях, где деяния Иисуса связаны с «морем», имеется в виду озеро.
Появляется озеро и у Толстого: Буратино перелетает его, ухватившись за лапы лебедя, но появляется мельком. Затем, как и Средиземное море, озеро еще несколько раз упоминается как деталь ландшафта и никакой смысловой нагрузки не несет. Роль «Галилейского моря» – важную и значимую для сюжета – исполняет совсем другой водоем… Да-да, именно он – грязный пруд в Стране Дураков. Зловонный сточный прудишко, рыбы в котором не осталось, лишь лягушки, пиявки и последняя уцелевшая черепаха – Тортила…
Однако именно в этот пруд псы-сыщики швыряют Буратино, но он не тонет (параллель между непотопляемостью Буратино и водохождением Иисуса, думаю, не нуждается в дополнительных пояснениях).
Однако именно на дне этой зловонной лужи лежит ключ от потайной дверцы…
Есть там и свой аналог рыболова – Дуремар, продавец лечебных пиявок. Вроде бы насквозь отрицательный персонаж, никак не способный сыграть роль апостола, но… Но в финале «Золотого ключика» Дуремар бросает Карабаса и примыкает к Буратино и компании, по крайней мере собирается примкнуть: «Вот хочу пойти к ним, – Дуремар указал на новую палатку, – хочу попроситься свечи зажигать…»
Очень характерно, что собрался отставной гирудотерапевт в новый театр под названием «Молния» не костюмером, и не гардеробщиком, и не билетером, и не подсобным рабочим сцены, – свечи зажигать… Почему именно на такую должность? Случайность?
Надо заметить, что евангельские персонажи свечами практически не пользуются, основной источник искусственного света в их домах – масляные светильники. Но вот что звучит у евангелиста Матфея – Иисус сравнивает учеников своих именно со свечами: «И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела…» (Матфей, 4:15,16)
Не такое уж простое дело – зажигать свечи в театре с любопытным названием «Молния»…
«Ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого…» (Матфей, 24:27)
Вернемся к зловонному пруду Страны Дураков. Лягушки, пиявки… А еще – головастики, водяные жуки, личинки, инфузории… Толстой в перечислении обитателей водоема скрупулезно точен. А рыбы где? Почему нет рыб?
Ведь как учит нас православная «Библейская энциклопедия»:
«Изображение рыбы долгое время служило выразительною эмблемою для христиан первенствующей Церкви. Греческое название ихтис составлено из первых букв следующих слов: Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель».
Энциклопедии вторит современный православный теолог:
«…Помимо прочего рыбы суть самые высокоорганизованные создания, не совокупляющиеся для продолжения рода. Последнее наблюдение может быть развито во многих направлениях, но нам, в особенности на несколько более позднем этапе наших исследований, будет особо важен тот факт, что в отношении рыбы абсолютно бессмысленна символика блуда».[1]
Увы, приходится констатировать, что в ихтиологии некоторые современные православные теологи не разбираются. Иначе знали бы, что существуют, и в немалом количестве, рыбы живородящие. Акулы, например. Рекомые морские хищницы снабжены органами, необходимыми для блуда, аж в удвоенном количестве… Да что там акулы, в наших российских прудиках водится небольшая рыбешка – горчак, по скромности размеров не привлекающий внимания рыболовов. Зато ихтиологам он весьма любопытен своим способом размножения, а народ сложил про горчака поговорку: сам с вершок, а…
