Валерий Иванов - Русские народные говоры
2
Как известно, особенностью местных диалектов является то, что они, обслуживая народные массы на определенной территории, «имеют свой грамматический строй и основной словарный фонд»[1]. Данное положение нельзя понимать как утверждение полного отличия структуры одного диалекта от структуры другого диалекта и литературного языка. На самом деле во всех местных диалектах русского языка, а также в литературном русском языке, образованном на народной основе, подавляющее число элементов основного словарного фонда и грамматического строя является общим и объединяет все эти разновидности в один общенародный русский язык. Подавляющее большинство слов, причем слов, обозначающих важнейшие и необходимейшие предметы, явления, качества, свойства, действия и т. п., основные грамматические способы связи и изменения слов, а также и главные особенности фонетической, звуковой системы, — все это является общим для любых диалектов и литературного русского языка.
Однако в разных диалектах наряду с общими элементами есть и частные, отличающие эти диалекты друг от друга и характеризующие их как разновидности одного русского языка.
«Частное» в русских диалектах затрагивает прежде всего их фонетическую систему, ибо, как видно, диалектные особенности в звуковой стороне языка играют несколько меньшую роль как явления, приводящие к нарушению возможности взаимопонимания людей, чем, скажем, особенности в области словаря (потому, вероятно, первые оказываются и более устойчивыми, чем вторые). Для пояснения этого положения можно привести такой пример. Если говорящий на местном диалекте употребляет слово, неизвестное в литературном языке и в других говорах, то он может быть не понят, т. е. цель общения может быть не достигнута. Так, в подмосковном Волоколамском районе можно услышать слово остра́мок — в значении «маленький воз сена», — не существующее в литературном языке; или слово па́русничек, которое человеком, не знающим диалектного его значения («небольшой лесок»), может быть воспринято как уменьшительное от «парусник». Непонимание этих слов может привести к нарушению взаимопонимания людей. Если же носитель говора произносит в л’асу́, с’астру́, в’асну́[2] и т. д. вместо литературного в л’иесу́, с’иестру́, в’иесну́, то это не приведет к нарушению взаимопонимания и лишь в редких случаях создаст незначительные затруднения в этом отношении.
Однако не только в области фонетики, но и в области грамматики и словаря местные диалекты могут отличаться друг от друга и от литературного русского языка. При этом, чем меньше на языке населения той или иной местности сказывается литературное влияние, тем больше наблюдается местных особенностей в данном диалекте, которые иногда могут затрагивать основной словарный фонд и грамматический строй того или иного диалекта.
«Каковы бы ни были отношения между диалектами, последние, не являясь самостоятельными языками, всегда сочетают в себе общие признаки данного языка с частными, специфическими признаками данного диалекта как одного из ответвлений, разновидностей этого языка»[3].
Совокупность общих и частных признаков составляет единую языковую структуру местного диалекта. Это означает, что основной словарный фонд диалекта (как и его грамматический строй) — не объединение основного словарного фонда общенародного языка и основного словарного фонда местного диалекта, а единый основной словарный фонд последнего, в системе которого можно вскрыть как общие с другими диалектами элементы, так и частные особенности данного диалекта.
3
Итак, структура основного словарного фонда и грамматического строя местных диалектов, как и их фонетическая система, характеризуется совмещением общих и частных особенностей в той или иной области языка. При этом до тех пор, пока диалект остается диалектом, в нем всегда общие элементы, сближающие его с иными диалектами этого же языка, превалируют над частными, отличающими данный диалект в ряду других диалектов. Если же частные особенности пересилят общие элементы, то в этом случае диалект прекратит свое существование как диалект и превратится в самостоятельный язык.
Однако если верно только что сказанное выше по поводу характера основного словарного фонда и грамматического строя местного диалекта, то естественно спросить: в какой мере местные особенности затрагивают структуру основного словарного фонда и грамматического строя различных народных говоров в разные эпохи их существования? И в частности, насколько диалектные особенности затрагивают области основного словарного фонда и грамматического строя современных русских народных говоров?[4]
Известно, что местные диалекты — это такая языковая категория, развитие которой зависит от определенных исторических условий, точнее — от характера общественно-экономической формации, переживаемой тем или иным обществом в данный период его развития. Одни исторические условия, одни общественно-экономические формации благоприятствуют развитию местных диалектов, увеличению диалектных особенностей в языке (обратная сторона этого процесса — нарушение языковой общности, ослабление единства общенародного языка), другие исторические условия задерживают развитие диалектов, прекращают его и постепенно ведут к тому, что местные говоры начинают исчезать (обратная сторона этого процесса — укрепление языковой общности).
Здесь не место подробно рассматривать судьбы языков и диалектов в различные исторические периоды развития общества, тем более, что эти вопросы получили достаточное освещение в существующей диалектологической литературе[5]. Однако важно заметить, что наиболее благоприятные условия для развития местных диалектных особенностей существуют в эпоху феодализма, когда наличие натурального хозяйства и отсутствие тесных экономических связей между областями страны ведут к политической и экономической ее раздробленности, а отсюда и к нарушению языковых связей. Это последнее реально проявляется в том, что на территориях отдельных феодальных земель и княжеств образуются и развиваются различные местные диалекты. Чем сильнее феодальная раздробленность, чем больше обособлены разные княжества друг от друга, тем больше есть возможностей для развития местных особенностей в отдельных диалектах. Именно в эту эпоху такое развитие диалектных черт постепенно приводит к тому, что частных, специфических признаков в структуре говоров становится намного больше, чем это было в предшествующий этап развития языка. И, конечно, именно в этот период диалектные особенности в наибольшей степени затрагивают основной словарный фонд и грамматический строй говоров. Можно с уверенностью утверждать, что эпоха феодализма характеризовалась существованием таких местных диалектов, которым было свойственно наличие многих диалектных особенностей, в достаточной мере различающих структуру основного словарного фонда и грамматического строя первых.
Не нужно думать, что с концом феодальной раздробленности, с образованием крупных феодальных государств, тем более — с развитием капитализма и со сложением наций и национальных языков сразу наступает конец и относительно самостоятельным местным диалектам. Образование национальных языков, связанное с концентрацией местных диалектов, на первых этапах обусловливает лишь то, что в языке перестают развиваться новые диалектные черты, хотя старые различия держатся еще долго. Однако уже в эпоху капитализма, с развитием капиталистического способа производства, укреплением политического и экономического единства государства, местные диалекты все больше начинают подвергаться нивелировке, утрачивать свои специфические черты. При этом такая утрата местных особенностей диалектами начинается, как видно, с утраты ими тех черт, которые характеризуют их как диалекты в области основного словарного фонда и грамматического строя. Это находит свое объяснение в том, что именно эти отличия могут привести к нарушению взаимопонимания людей, к ослаблению языковой общности. Вероятно, этим же можно объяснить и более медленную утрату диалектных черт в области фонетической структуры, где, как уже говорилось выше, наличие местных особенностей меньше влияет на нарушение возможности взаимопонимания людей.
Кроме того, в эпоху капитализма местные диалекты меняют свой характер по сравнению с эпохой феодализма и в том отношении, что они перестают быть типично территориальной единицей, а превращаются в определенную социальную категорию. Если при феодализме местные диалекты на определенной территории характеризовали язык всего ее населения, то в эпоху капитализма они характеризуют язык только эксплуатируемого населения деревни — крестьянства. «Для эпохи капитализма территориальные диалекты одновременно являются крестьянскими диалектами»[6].
