Коллектив авторов - Словенская литература. От истоков до рубежа XIX–XX веков
Но через несколько лет «тот хромой» черт все-таки решился вновь пойти за Курентом. Все черти страшно обрадовались, вновь засиял им лучик надежды! Приходит черт к Куренту, а Курент ему и говорит:
«Ой, как мне тебя жалко! Устал ведь ты, наверно, бедняга? Садись-ка вот на эти козлы, отдохни немного!»»
Черт садится, железо начинает раскаляться и обжигать ему здоровую ногу. Козлы раскалялись и жгли все больше и больше, черт весь извелся от боли. Курент же ему кочергой прижигал и другую ногу, так что стал тот хромым на обе ноги. Черт кричал, просил, проклинал, а Курент все только смеется и – жжет его дальше. Через семь лет он его отпустил, и черт еле-еле дополз до ада. Все тогда в аду поклялись, что не хотят видеть Курента там, раз никто с ним не может справиться.
Куренту же через много-много лет надоело жить. Вот в один прекрасный день он и говорит:
«Надо бы мне посмотреть, как поживают мои старые знакомые в аду».
И отправился туда. Как только черти его увидали, то испугались да так сильно вцепились в ворота, чтобы Курент случайно не смог их открыть, что когтями проткнули их насквозь. А Курент тогда и думает: «Подожди-ка, надо бы мне эти гвоздики загнуть да забить!» И забил в ворота их когти с обратной стороны.
Потом купил себе вина и отправился к небесным вратам, а Святой Петр не хотел ему отворять, поскольку на этом свете он натворил немало. Курент же ему и говорит:
«На, немного вина-то ты можешь взять от грешного Курента, но надо тебе будет широко расставить ноги, если хочешь выпить!»
Св. Петр вино взял, ноги широко расставил, а Курент возьми и проскользни у него между ногами прямо в рай. Там за райскими вратами видит он на земле свою курточку, которую он подарил когда-то тому нищему. Встал он на нее и говорит:
«О-о-о, я опять стою на своем!»
Святой Петр же пожаловался на него Богу, а тот его ругает:
«Ах, Петр, это горло твое тебя совратило. Оставь Курента в покое, ведь он сидит – на своем!»
Так-то вот – видите – и попал Курент в рай. Обманывал всех на этом свете, а в конце концов обманул и самого Святого Петра.
(Кобарид)[43]Легенды – это истории из жизни святых, пророков, мучеников и угодников, заимствованные из церковной традиции. В центре легенды чаще всего лежит рассказ о чудесном событии, которое подтверждает святость вышеуказанных персонажей, и одновременно там говорится о воздаянии людям за их добрые дела и о наказании для грешников. Сказания-легенды подобно песням-легендам рассказывают о вымышленных событиях из жизни Христа, Богородицы и святых, о чудесных деяниях святых, наказании за грехи, раскаянии грешников и др. Известными сказаниями-легендами являются «Христос и св. Петр», «Именины св. Антона», «Предсказатель погоды».
Исторические сказы имеют определенные временные рамки (например, турецкие и французские войны), в них выступают реальные лица (Аттила, король Матьяж, пес Марко[44] и др.), с реальными историческими фактами у них, правда, мало общего, но они производят впечатление повествования о некотором реально произошедшем событии. Существуют исторические сказания, например, о гуннском короле Аттиле, турецких набегах, крепостном праве, разбойниках, французско-австрийских войнах и др. («Три гроба для Аттилы», «Песьеголовые на Похорье», «Шершни и турки», «Сказка о хитром крепостном», «Во времена французов»). Этиологические сказы пытаются объяснить те или иные особенности человека, животных или растений («Откуда у мужчин адамово яблоко», «Почему у зайца короткий хвост», «Об осине»). Из них можно узнать, откуда произошли те или иные названия, почему природа Словении так разнообразна. Это своего рода поучительные сказы (например, «Откуда взялся человек», «Пятьдесят бедных детей Евы», «Как наши деревни получили свои названия», «Ребенок будет немым»). Социальные сказы говорят об общественной жизни, самых разнообразных ее проявлениях: от несчастной любви, клеветы, смерти от чумы до излишней скупости («Несчастная любовь», «Разделенный перстень», «Лекарство от чумы», «Он принес хлеб»). Шутливые сказы говорят о смешных, юмористичных случаях и происшествиях (например, «О Павлихе»[45]), насмехаются над жителями отдельных мест (Рибница, Вержей и др.): «Проснулся я в поле», «Скупость», «Везет навоз».
Байки (анекдоты) по определению не должны были бы относиться к народному повествовательному творчеству, однако со временем реальные истории о конкретных лицах преобразуются в анекдотические («Водник был душой компании», «Франце Бевк[46] в Идрии»).
На протяжении всего существования словенской литературы наблюдаются мощные и разнообразные схождения между авторским творчеством и народными песнями (в меньшей степени с народными повествовательными жанрами), поскольку все направления словенской поэзии от классицизма, романтизма до современного нового экспрессионизма, сюрреализма и постмодернизма проходили через фазу слияния с фольклорной поэтикой. Народная песня оказывала и продолжает оказывать существенное влияние на авторское творчество. При этом в авторских произведениях могут использоваться как отдельные фольклорные элементы (например, метрическая стопа – трохей), так и явления в целом (имитация жанровой формы, например, народной баллады). В этом случае народная песня становится для поэта идеальной моделью.
Во все периоды истории словенской литературы заимствование исходных мотивов из народного творчества было преднамеренным, хотя его цели были различными. О народной песне можно сказать, что в ее поэтику включаются лишь отдельные элементы авторского поэтического творчества, это происходит тогда, когда складываются определенные социальные предпосылки. Переход отдельных авторских произведений в народную традицию происходит в случае, если такое поэтическое произведение «имитирует» (неосознанно следует народной психологии, использует уже известные содержание и форму) народную песню во всех ее внутренних и внешних закономерностях (песня, ставшая народной). Подобные явления были характерны для второй половины XIX в. в творчестве поэтов С.Енко («Ленчица») и С.Грегорчича («Нет его»), где налицо генезис и трансформация произведения от авторского творчества к народному.
В поэзии связь народного и авторского можно найти уже у В. Водника (использование частушки как народно-поэтической стилевой модели), написавшего в этом ритме стихотворение «Мой памятник»:
Kar mat je učila,
me mika zapet,
kar starka zložila,
jo lično posnet.
Как мать научила,
хочу я запеть,
что раньше сложили,
то стоит мне спеть.
и в стихотворении «Довольный крайнец». В дальнейшем фольклорная традиция наблюдается в стихотворениях Ф.Прешерна, Ф.Левстика, С.Грегорчича, С.Енко, А.Ашкерца. Все четыре представителя словенского модерна О.Жупанчич, И.Цанкар, Й.Мурн и Д.Кетте старались найти исходные мотивы в народных песнях и повествованиях. Точно так же поэты первой половины XX в. А.Градник, С.Косовел и Э.Коцбек обращались к народной традиции. Это можно сказать и о современных авторах – от Д. Зайца, С. Макарович, В.Тауфера и Г.Стрниши до Я. Освальда и А. Штегера. Все они использовали как формальные, так и содержательные компоненты, характерные для народных песен. Ставшее народной песней стихотворение А.М.Сломшека «Пряха» взято в качестве формальной основы (тот же тип стиха и припев) для стихотворения С. Макарович «Прялка», иного по содержанию. Часто используемым литературным образом в современной словенской поэзии стал Еленгар (М.Винцетич, С. Макарович, В. Тауфер). В словенской художественной прозе одним из первых мотив Давида и Голиафа использовал Ф. Левстик в повести «Мартин Крпан из деревни Врх» (1858). Герой первого словенского романа И.Юрчича «Десятый брат» (1866) – литературный образ, который возник на основе народной традиции, однако был совершенно оригинально интерпретирован. В национальной беллетристике мотив рыбы Фароники встречается у И.Прегеля, Г.Стрниши, В.Тауфера, С.Вуги, Й.Сноя. В литературной форме на основе народных песен возникла известная поэтическая драма «Юная Бреда» Д. Зайца.
Для словенской литературы характерно появление произведений с похожими сюжетами, относящимися к разным этапам развития словесности, они составляют интертекстуальные ряды, духовными носителями которых являются словенские народные песни. Таковы женский архетипический ряд «Красавица Вида» и мужской – «Король Матьяж» (народная песня и сказ). Оба многократно использованы в поэзии и прозе, одна Красавица Вида имеет тридцать шесть авторских стихотворных вариантов. Широкую известность получил ряд «Ленора, или Мертвец приходит за возлюбленной»: текст оригинальной народной песни «вселяется» в новый поэтический организм, неся идею о силе любви, отрицающей смерть, и различными способами трансформируется. Так, в его начале стоят народная песня «Мертвец приходит за возлюбленной» и прешерновский перевод стихотворения Бюргера «Ленора», также ставший народным, далее следуют метатексты: «Князев зять» (1860) С.Енко, «Невеста солдата» (1890) А.Ашкерца, «Ночная свадьба» (1898) А.Хрибара, «Песнь Леноры» (1963) Г.Стрниши, «Ленора» (1972) С. Макарович, «Сверло» (1983) Ф. Загоричника, «Ленора» (1988) М.Винцетича и др.
