Борис Иванов - История Клуба-81
Утопия-1, как показывает ответ замминистра, не предполагает дискуссий на темы культуры. Есть «система», которая, как органчик в голове салтыковского героя, не только дает правильные ответы, но и «эффективно обеспечивает рост творческих кадров, развитие и пропаганду плодотворных творческих тенденций». Монтескье три века назад писал: «Сперва люди создают учреждения (системы), затем учреждения создают людей». Системы не думают, не переживают – в один прекрасный момент они просто разваливаются.
Прочитав «Часы», мог ли Коршунов требовать от меня прекращать выпуск журнала, который давал такое количество информации по его профилю, что он мог сразу же садиться за стол и писать отчет своему начальству? Коршунов попросил меня сделать его… подписчиком журнала! Но нет, за одним столом сидеть мы начали учиться, однако есть из одной тарелки еще рано.
Из записок И. Адамацкого «Внутри и рядом»:
26 июня
Беседа в приемной (КГБ) длилась около двух часов. Мы говорили, что вопрос о Долинине будет постоянной помехой нормальной работе клуба, что из этой ситуации нужно выходить, что слишком многое поставлено на карту и т. д. Неделю спустя я еще раз напоминаю Коршунову о Долинине, он мне говорит, что следствие будет долгим, что ничего определенного сказать заранее нельзя, выражает удивление, что мы собираемся выступать с общественной защитой. В июле я еще несколько раз напоминал Коршунову о Долинине и о ситуации с художниками: у них образовалось товарищество, им нужна выставка, у них сложилась инициативная группа, включая Новикова, Григорьева, Ковальского.
16 июля
…в помещении на Лаврова, 5, состоялась в моем присутствии встреча художников Григорьева, Ковальского, Гиндпера с Коршуновым. Коршунов обещает поговорить в Управлении культуры об осенней выставке и просит поговорить с художниками, чтобы снять остроту напряжений, чтобы не было острых выпадов, чтобы на осенней выставке не было в первый день дипломатического корпуса и т.д. Напоминает, что конец всего предприятия – это конец его, Коршунова. «Тогда, – прибавляет он, – я пойду к вам работать сторожем».
Из записей И. Адамацкого:
Оценка Андреевым рукописей членов клуба, собранных для сборника:
Тиранин А. – тюремная тема, не столь интересная в наши дни (рассказ «Сепаратор»),
Коровин С. – в рассказе изображает всех подонками, все – гниль, все пропито, в жизни не осталось ничего светлого,
Козырева М. «Девочка перед дверью» – это скучно, без художественных выходов,
Кудряков Б. «Белый флаг» – рассказ построен на теме распада психики, на бездуховной, грязной среде,
Аксенов В. «Понедельник, 13 сентября» – снова лагерная тема, в рассказе она лишняя, ее убрать – и рассказ только выиграет,
Адамацкий И. «Каникулы в августе» – рассказ построен на социально отрицательном материале: из 2039 года появляется человек, ищет доносчика,
Берг М. Цикл рассказов – в тексте грубейшая неприязнь, ненависть к народу как к быдлу; изображение некоего супермена,
Беляев И. «Таксидермист, или Охота на серебристоухого енота» – для чего гофманиана? – чучело жуткого урода, который выкрикивает провокационные лозунги,
Звягин Е. «Напиться на халяву» – тема: жизнь наркоманов.
В позиции авторов нет представления о собственных ценностях. Злобное брюзжание по любому поводу, от которого освободился даже Солженицын. Ради чего? Тематически – нет новаторства. Художественно – монотонно. В перечисленных вещах нет одухотворенных целей, за которые можно было бы умирать. Необходимо у этих авторов попросить другие вещи. Или как-то поработать с авторами, например, высветлить Аксенова. Не пройдет лагерная тема. Во многих текстах эстетическая установка не проходит. Например, рассказ Б. Иванова «Ночь длинна и тиха, пастырь режет овец». – Почему там бегство художника к Христу? Какая идея? Какая искра?
Сегодня запись кажется пародией, в действительности же пародией на литературоведческий обзор было выступление представителя ССП. Главное в его речи – просвещение присутствующих, о чем и как нельзя писать, – цензурный кодекс, которым руководствуются все функционеры, подвизающиеся на поприще социалистического реализма.
После этой заупокойной молитвы Андреев сказал, что он все-таки берется из четырех сборников составить один проходной, если какие-то вещи авторы заменят, а какие-то – подредактируют… Эта концовка в духе Утопии-2 стала вариантом продолжения совместной работы.
В клубном журнале «Регулярные ведомости» № 3 я поместил комментарий на выступление Андреева. Отметил: «Представления о литературной норме – норме в широком смысле этого слова – очевидно, не совпадают, но эти расхождения не настолько велики, как может представиться на первый взгляд». Общее в том, что ни в одном из произведений сборника «нет стремления эстетизировать зло… Структура этических ценностей общая и не ставится под сомнение, но авторы не считают своей задачей доказывать то, что само собой разумеется… они представляют читателей не первоклассниками, а зрелыми людьми… Автор в традиции, которой следуют многие прозаики нашего клуба, не резонер, он не выступает в роли судьи, произносящего окончательный приговор, авторская позиция – это методическое использование иронии, от легкой, как, например, у С. Коровина, и веселой и уверенной – у И. Адамацкого и В. Аксенова – до саркастической у М. Берга… На наш взгляд, если произведения упомянутых авторов, вызвавшие наибольшие упреки, рассмотреть с точки зрения сатиры, эти упреки автоматически превращаются в содержательную характеристику новой советской сатиры. И тогда мрак становится мраком тех явлений, которые писатель взял в качестве предмета изображения, а не мраком, в котором повинен он сам».
При складывающейся ситуации можно было принять одно из двух взаимоисключающих решений: или настаивать на поочередной публикации уже составленных клубом сборников и на примере конкретных вещей, с участием авторов, вести полемику с Андреевым за каждую строчку, или предоставить составителю карт-бланш. Первое решение было принципиальнее, позволяло в случае успеха выпустить сборник оптимального достоинства. Но тогда неизбежно возникал конфликт между клубными составителями и авторами, которым в сборнике место не достанется потому, что объем издания уже определен – 22 печатных листа. Переложив составление на Андреева, мы уходили от неизбежных тяжелых внутриклубных конфликтов.
Выстраивание отношений клуба с Ю. Андреевым, секретариатом ЛО ССП, П. Коршуновым, с музеем Ф. Достоевского было заботой правления, и оно требовало массу времени. Реакция на происходящее у членов клуба была разной – от предложения воинственных демаршей против властей до тихого сервилизма. Нужно было предлагать коллективу в каждой ситуации такую позицию, которая сохраняла наши скромные завоевания. Нужно было всем объяснять, что правление делает для этого в данный момент. Поэтому присутствовать на заседании правления мог каждый.
Правление решило предоставить карт-бланш куратору и все спорные вопросы решать с согласия авторов.
Из записей И. Адамацкого:
4 августа вызван на допрос к следователю Черкесову (капитан). Разговор – два часа, а в протокол записать нечего. Позже узнал: Черкесов был недоволен тем, что я со своей стороны изучал его, переводя разговор на сопредельные юриспруденции области. В протокол записал: «Долинина знаю мало, а знаю как человека исполнительного, честного, щепетильного, хорошего литературного вкуса, с критическими литературными способностями…» и что-то еще в таком же духе. Еще раз подчеркнул, что арест Долинина плохо отзовется на клубе.
В истории ленинградской литературы была славная страница, когда несколько членов ССП выступили в защиту Иосифа Бродского. Сам Союз писателей осудил и Бродского, и его защитников. Клуб-81 как общественная организация впервые в Стране Советов выступил в защиту своего члена от политического обвинения.
Нам стало известно, что следствие заказало администрации «Теплоэнерго», где работал В. Долинин, отрицательную характеристику. И. Адамацкий отправился к начальнику участка и обвинил его в подтасовке фактов в угоду начальства. Начальник оправдывается: он характеристики не оформляет – это делает отдел кадров. Председатель клуба звонит капитану Соловьеву: вы заказывали компрометирующую Долинина характеристику? Соловьев: «Ничего подобного! Мы запросили просто характеристику».
На участке, где работал Долинин, около половины операторов котельных были наши. Когда я работал там, в моей котельной иногда собиралось по пятнадцать-двадцать человек, все литераторы, все читают самиздат. У меня возник план: в случае отрицательной характеристики коллектив участка ее опротестует и выдвинет своего общественного защитника. Но для этого нужно было на участке провести профсоюзное собрание. Я встретился с профоргом, который только что занял эту должность, – гнуснейший тип «шестерки» из военных отставников. Он получил удовольствие, узнав от меня, что Чека действует и людей сажает.
