Д. Спивак - Лингвистика измененных состояний сознания
В этих условиях важные материалы нам смог бы предоставить эксперимент, где испытуемый начинал бы предложение, находясь на одном уровне измененного состояния, продолжал бы на другом, а заканчивал на третьем. Если уровни языка практически несвязаны друг с другом (гетерархичны), тогда фраза, скорее всего, будет рваться, испытуемый будет начинать ее заново, пробовать по-иному строить сказуемое или группу дополнения, спотыкаясь на полпути. Если же уровни вполне согласованы (иерархичны) и внутри них осуществляется последовательный перевод однажды уже порожденной определенным уровнем конструкции, тогда предложения, как правило, не будут рваться, и начатое на одном уровне языка предложение в большем числе случаев будет благополучно завершено на другом. Проблема в том, как заставить испытуемого протянуть предложение так долго, как нужно для этого эксперимента.
Обычным образом эта трудность не может быть решена. Однако частью метода лингвистики измененных состояний сознания является полное использование тех необычайных возможностей, которые нам может предоставить современная психофармакология. Укоротить процесс диссолюции так, чтобы сохранить все его уровни, но пройти их очень быстро — вполне в силах применяемых здесь препаратов. В этой области был более подробно исследован процесс нисходящей диссолюции при введении кетамина, длящийся обычно от пяти до десяти минут (обратный процесс на том же материале, длящийся много дольше, был подробно описан во второй главе настоящей работы).
В результате была получена весьма интересная именно в силу опять-таки своей двойственности картина. С одной стороны, на верхних уровнях языковой способности предложение в спонтанной или грамматически связанной речи в основном проводилось испытуемыми успешно, несмотря на смену нормального состояния сомноленцией и далее — началом легкого оглушения. Если начатое предложение продлевать далее, то это задание проходит неблагополучно на стадиях легкого и начала среднего оглушения. Например, я хочу. . . — начало легкого оглушения сменяется его углублением — . . .ну, мне нужно пить, или: моя жена, которая. . . Щ у меня жена. Она учительница (о древности конструкции У меня есть сравнительно с я имею подробнее см. [28, с. 15]). Далее, после наступления среднего оглушения полоса разрыва
/» 4 Д. Л. Спивак
51
как бы минует. Предложения опять проходят успешно, разумеется, если они начаты после стадии Б. Таким образом, мы снова возвращаемся к достаточно двойственной картине, с тем, однако, отличием, что гетерархия локализуется нами в полосе стадии Б, а выше и ниже ее находится иерархия. Заметим, что мы уже не можем говорить об однородности последней, поскольку вообще убрать гетерархичную стадию диссолюции практически нельзя, она возникает закономерно и естественно.
Итак, сам материал снова привел нас к достаточно странному, теоретически непредвиденному положению, значительно более сложному, чем идиллическая однородность многих созданных в языкознании концепций. Напомним, что стадия легкого оглушения уже не раз выказывала отчетливое своеобразие в материалах нашего лингвистического эксперимента, она была своеобразным «генератором шума», при удалении которого исследование языка сразу становилось значительно более эффективным. Можно утверждать, что выше этой стадии нами наблюдался в общем нормальный язык, а глубинные, филогенетически древние структуры вскрывались ниже ее. Возникновение этой трудности теоретически непредвиденно, однако закономерность такого положения на материале различных измененных состояний сознания настолько прочна, что здесь можно предположить существование каких-то аналогов в других науках о мышлении.
Действительно, в последних существует недавно открытый, оживленно обсуждающийся и пока не вполне ясный феномен так называемой разрывной памяти. Сущность последней состоит в том, что языковые структуры, усвоенные испытуемым в измененном состоянии сознания, практически не воспроизводятся или порождаются им с трудом при нормальном состоянии. Зато если испытуемого погрузить снова в измененное состояние, то весь материал будет актуализирован и без искажений воспроизведен (первая публикация — [125]). Таким образом, связанная с языком память отчетливо делится как бы на ряд зон, весьма слабо связанных между собой и действующих попеременно, в зависимости от состояний сознания.
К настоящему времени накоплен объемистый экспериментальный материал, касающийся как искусственно вызванных измененных состояний сознания ([132] и др., иначе— [164]), так и естественно возникающих (при пониженном [137] или повышенном [106] общем тонусе организма). Некоторое количество не вполне корректных с точки зрения лингвиста экспериментов позволяет считать, что не только языковая память, но и грамматические структуры языка активно участвуют в этом феномене [108], объяснение которого до сих пор не найдено. Весьма конструктивной нам представляется высказанная физиологами точка зрения, согласно которой разным измененным состояниям могут соответствовать различные типы организации нейронных популяций (сетей) мозга, вызванные соответствующими режимами функционирования холинореактивной системы [1, с. 114].
52
Явление, которое в нашем эксперименте мы назвали противоречием иерархии и гетерархии, на лингвистическом материале весьма отчетливо приближается к этим общим для наук о мышлении наблюдениям. С одной стороны, у нас выделяются по крайней мере две функционально во многом параллельные зоны языковой способности, а с другой — они достаточно отчетливо разделены стадией Б. Обеим соответствуют свои режимы функционирования физиологических систем, причем особую четкость эти закономерности приобретают при действии кетамина, влияющего прежде всего именно на холинореактивную систему. Наконец, переход из одной зоны в другую возможен лишь при измененном состоянии сознания, что в общем достаточно сильно их разграничивает. Если нами на языковом материале наблюдалось явление, близкое к «разрывной» памяти, то это позволяет объяснить, как все слои языка одновременно находятся в мозгу, не занимая определенных мест и тем не менее «не мешая» друг другу.
Подтверждая в общем объективность существования многослойной структуры языка и объясняя наличие здесь по крайней мере двух иерархически организованных зон, приведенная концепция тем не менее оставляет в стороне одну принципиальную сложность. Если феномен «разрывной» памяти присущ языку в целом, то зоны последнего вполне изолированы друг от друга, а из этого следует, что на каждом этапе онтогенеза большинство языковых структур формируется снова, «с нуля». Вместе с тем языковый анализ всех стадий диссолюции языка (кроме Б) показал в общем высокую степень общности, преемственность в переходе между даже весьма типологически далекими структурами. Если зоны изолированы, то откуда берется такое единство? Естественным выходом из этого сложного положения является предположение о наличии одного общего, стоящего над всеми этими зонами-стадиями механизма, диктующего каждой из них основные законы построения языка.
Действительно, еще не зная о проблеме «разрывной» памяти, ряд авторитетных ученых пришли с разных позиций к мысли о необходимости наличия в мозгу некоего регулирующего и управляющего центра, общие команды которого развертываются далее в речевом мышлении, переводясь «с языка мысли» на обычный язык по ходу экстериоризации мышления. Так, в рамках концепции нейрофизиолога П. К. Анохина разделяются обычный мозг с естественным языком (логос) и внутренний, «второй» мозг с внутренним же языком (онтос — [49, с. 41]). В экспериментальной лингвистике популярны взгляды типа теории Осгуда— Шаффа, где мышление разделено на внутренние (прожективный и интеграционный), ведущие, и внешний, ведомый, уровни мышления [25, с. 201]; московская школа психолингвистов говорит о существовании субъективного (внутреннего) кода, преобразующегося в объективный (внешний), и так далее. Не отрицая возможности существования какой-либо формы внутренней речи, заметим, что при логическом развитии такого подхода факти-
53
чески разрываются язык как форма и мысль как содержание, что приводит к весьма существенным проанализированным ранее противоречиям философского и теоретико-лингвистического характера [ср. 43, с. 34]. Главное же состоит в том, что никем еще не исследовались сами стыки, переходы от одного языкового уровня к другому. В частности, остается недоказанным имплицитное в исследованиях «разрывной» памяти предположение об отсутствии между отдельными ее зонами каких-либо переходных, опосредующих структур.
Возможность углубленного изучения стадии Б, предоставленная нашим материалом, позволяет внести ясность во всю совокупность затронутых проблем. Предположим, что эта стадия действительно переходна между расположенными выше и ниже ее по оси диссолюции иерархически построенными зонами. Можно ли увидеть здесь на основании общих теоретико-лингвистических соображений какие-либо закономерности? С одной стороны, выше стадии Б расположены уровни, построенные в основном по синтагматическому, ориентированному на предложение, принципу. С другой стороны, ниже этой стадии лежит зона преобладания парадигматических, ориентированных на слово, отношений.
