Андрей Ранчин - Вертоград Златословный
464
Промыслительное значение неудачи Феодосия Печерского, которому воспрепятствовала уйти в Палестину мать, подчеркнуто и в Житии, и в службе печерскому игумену: «Видети въжеле Гробъ Господень, но свыше бысть возбраненъ Б[о]жиимь смотреньем» [Голубинский 1997. Т. I. Вторая половина тома. С. 514].
465
Я не останавливаюсь на сопоставлении Жития Феодосия и Жития Евфимия Великого, так как оно было проведено исследователями более подробно, нежели сравнение Жития Феодосия с другими греческими преподобии чески ми агиобиографиями.
466
[Житие Феодора Студийского 1897. Стлб. 365]. В сходных словах объясняет матери свой труд по приготовлению просфор Феодосий в Житии Феодосия. О мотиве кенозиса, самоуничижения у Нестора, см. подробнее: [Топоров 1995. С. 681–742].
467
О символике огненного столпа см. статью «Огненный столп в древнерусской агиографии: ветхо- и новозаветные истоки» в настоящей книге.
468
[Житие Симеона Столпника 1868. Стлб. 12–13]; более ранний изданный список — в составе Соборника Нила Сорского [Лённгрен 2001–2002. Ч. 1. С. 39–193 (л. 4–95 об.)]; русский пер. С. В. Поляковой греческого Жития Симеона: [Византийские легенды 1972. С. 25–36].
469
Ср. о семантике и структуре пространства в Житии Феодосия: [Топоров 1995. С. 625–638].
470
Ср. наблюдения в статье «Оппозиция „природа — культура“ в историософии Повести временных лет» в настоящей книге.
471
И. П. Еремин [Еремин 1961. С. 59], Дж. Феннелл и Э. Стоукс [Fennell, Stokes 1974. P. 33–34], Г. Ленхофф [Lenhoff 1987. P. 265] и В. М. Живов [Живов 2005. С. 724] утверждают, что повествование о Феодосии-монахе распадается на самостоятельные, не связанные друг с другом рассказы патерикового типа.
472
[Соловьев 1948]; [Будовнии 1950]; [Лихачев 1950б]; [Назаревский 1961]; [Рыбаков 1971]; [Рыбаков 1979]; [Рыбаков 1991].
473
[Николаева 1988. С. 109–125 и др.]; [Nikolaeva 1993]. Ср.: [Николаева 1997. С. 5–124].
474
Эти наблюдения были изложены Т. М. Николаевой в докладе, посвященном образу мглы в русской литературе (конференция «Натура и культура», проведенная в Институте славяноведения и балканистики, ноябрь 1993 г.).
475
Тем не менее соответствия между плачем-заклинанием Ярославны и бегством Игоря есть: Днепру Словутичу из плача соответствует благосклонный к Игорю Донец, пограничная русская река; в воздушном пространстве Игорь, летя соколом, добывает себе птиц к обеду, завтраку и ужину; солнце светит на небе, как бы знаменуя торжественное возвращение Игоря в Русскую землю (во время бегства Игоря оно не палило его своими жаркими лучами, как в бою, а укрывало «теплыми мглами»).
476
Из последних работ на эту тему см.: [Зализняк 2004б]. Новейшую критическую оценку аргументов «скептиков» см. в статье [Страхова 2006].
477
[Рыбаков 1985. С. 25–67]; реконструируемый текст «Слова…» — с. 9–24.
478
Некоторые исследователи Слова трактовали эпитет «Троянь/Трояня» как производный от названия Трои. См., например: [Вяземский 1875[; [Пиккио 2003. С. 526–542]. Это же мнение, но в более осторожной форме, высказывал А. Н. Веселовский [Веселовский 1877. С. 288–289]. Принимает такое толкование и P. O. Якобсон (см.: [Якобсон 1958. Т. 14. С. 108]; ср. принадлежащий ему перевод Слова на с. 117, 118, 120).
Недавно Ю. В. Подлипчук предложил интересное толкование, согласно которому во всех случаях в Слове о полку Игореве «Троянь/Троянь» — это искаженное «Трокань» (будто бы притяжательное местоимение от имени города Тмуторокань, одна из форм названия которого, по мнению Ю. В. Подлипчука, была именно «Трокань»). См.: [Подлипчук 2004. С. 88–95, 141]. В этой трактовке он опирается на мнение О. О. Сулейменова, развивая его наблюдения (ср. в новейшем издании: [Сулейменов 2005. С. 108–109]). При этом в одном случае выражение «вечи Трояни» он передает как «сечи» (следуя здесь за Н. М. Карамзиным; Карамзин, видевший рукопись Слова, писал: «[в] Слове о полку Игореве <…> говорится о сечах (а не вечах, как напечатано) Траяновых (так! — А.Р.)» [Карамзин 1989–1991. Т. 1. С. 193, примеч. 69 к гл. II]). Упоминание о седьмом веке (веце) Трояни Ю. В. Подлипчук считает следствием неверного синтагматического членения, доказывая, что слово «Трояни» в этом фрагменте относится к следующему предложению и что перед этим словом должно ставить точку. Соображения эти интересны, но спорны. Во-первых, исследователь прав, что, с точки зрения палеографии, прочтение сочетания букв «к» и «а» как «а» (аза) йотированного вполне возможно. Но получается, что в тексте Слова о полку Игореве (в рукописи или при воспроизведении текста копиистом и издателями) такая ошибка была допущена четырежды, а это уже менее вероятно. Во-вторых, Ю. В. Подлипчук, обычно старательно избегающий каких-либо конъектур, в данном случае принимает конъектуру — замену «вечи/сечи», которая «работает» на его интерпретацию (выражение века Тмутороканские в отличие от битв Тмутороканских было бы невразумительным). В-третьих, все-таки и выражение «сечи Трокани» (битвы Тмутороканские) представляется несколько искусственным. И наконец, в-четвертых, слово «Трокань» как притяжательное местоимение, кажется, источниками не фиксируется.
Упоминание в Слове о полку Игореве Трояна отказывался видеть еще Н. С. Тихонравов, полагавший, что упоминания о «Трояне» — ошибочные чтения вместо правильных «Бояню», «Бояни» и т. п. Первоначально Н. С. Тихонравов считал все четыре чтения в первом издании Слова искаженными, позднее он признал исправным лишь одно чтение — «землю Трояню» [Слово 1868. С. 10, ср.: с. 27–29]. В осторожной форме к этому мнению присоединились В. Ф. Ржига и С. К. Шамбинаго. См.: [Ржига, Шамбинаго 1934. С. 239, 265, 290]. Мнение Н. С. Тихонравова категорично поддержал переводчик Слова А. К. Югов [Слово 1945. С. 185–193]. Однако такое исправление (с точки зрения палеографии допустимое, так как буква «Б» могла быть смешана с лигатурой «Тр») принять трудно, поскольку опять же придется признать, что писец четыре или хотя бы три раза допустил одну и ту же ошибку; столь же сомнительна и четырех- или трехкратная ошибка первых издателей и такая же дву- или трехкратная ошибка, допущенная в Екатерининской копии (в ней есть отличное от издания 1800 г. чтение «наседмомъ веце Зояни» [Слово 1950. С. 46]). К тому же представляется странной замена более легкого и ясного (и для древнерусских писцов, и для первых издателей) чтения «Бояню/Бояни» на более трудное и неясное «Трояню/Трояни».
Кроме того, при исправлении возникает недопустимая тавтология: Боян рыскал в «тропу Бояню».
Особого мнения придерживался Вс. Ф. Миллер, который считал, что в Слове имя Трояна — осколок южнославянской, болгарской эпической традиции, связанный с именем/маской Бояна. «Что представлял себе автор под седьмым веком Трояна? Сколько бы мы ни гадали, нам не разгадать этой загадки, и можно положительно сказать, что автор „Слова“ знал об этом не больше нашего» [Миллер 1877. С. 105]. О Трояне см.: [Миллер 1877. С. 99–142].
А. В. Лонгинов отождествлял Трояна с «одним из знаменитейших князей домонгольского периода» — Владимиром Всеволодовичем Мономахом, изображенным как «представитель солнечной стихии»; на образ князя будто бы наложились элементы культа древнеславянского божества Трояна (см.: [Лонгинов 1892. С. 15, 21, 92–171]). Эта идея, едва ли не единственным основанием для которой служит топоним «Трояновы валы» в Киевской земле (впрочем, не фиксируемый ранними источниками), не получила поддержки.
Еще раньше Д. Н. Дубенский, вслед за Н. А. Полевым, признал, что «Троян есть — Владимир I», напомнив о «Трояне» как прозвище третьего сына у славян; Владимир I (Владимир Святой), указывает комментатор Слова, был третьим сыном Святослава Игоревича. См.: [Слово 1844. С. 69, примеч. 255, с. 186–187, примеч. 174]. Однако и это мнение не получило распространения. Обзор гипотез о Траяне см. в статье: [Соколова 1995].
И ныне сохраняет значение давнее признание, сделанное одним из первых переводчиков и комментаторов Слова А. С. Шишковым: «Что значит здесь земля Трояня или Троянова, о том <…> предоставляю я судить искуснейшим меня историкам» [Шишков 1826. С. 75, примеч.].
479
[Матхаузерова 1988. С. 46]; сходные утверждения см. в статье: [Кусков 1988].
