С. Узин - Имя на карте
Обручев насторожился, нетерпеливо ожидая разъяснений.
- Что вы скажете, к примеру, о работе в Иркутском горном управлении в должности геолога, только что учрежденной? - Мушкетов вопрошающе смотрел на Обручева, читая на его лице колебания и сомнения. - При вашем согласии я готов немедленно рекомендовать вас на это место. Не хочу, боже упаси, влиять на ваше решение, но замечу, что в ведении управления находятся Иркутская и Енисейская губернии и Якутская и Забайкальская области и что вся эта огромная площадь весьма слабо изучена.
- Ничего себе уголок вы мне подыскали, Иван Васильевич, - невольно рассмеялся Владимир Афанасьевич. - Что вам сказать? Разумеется, я согласен, и мне остается только поблагодарить вас еще и еще раз за неизменное ко мне внимание и доверие.
В октябре 1888 года Обручев был уже в Иркутске и приступил к работе в Горном управлении и одновременно включился в деятельность Восточно-Сибирского отдела Географического общества, где вскоре познакомился с известным исследователем Центральной Азии Григорием Николаевичем Потаниным.
За три с лишним года работы в Иркутском горном управлении у Владимира Афанасьевича не было недостатка в делах. Он самым обстоятельным образом осмотрел берега реки Ангары, произвел обследования в горах Прибайкалья, исследовал остров Ольхон на озере Байкал. Немало времени он посвятил также геологическим исследованиям Ленского золотоносного района и других мест. Особое, его внимание привлекло озеро Байкал и природа его образования. В его полевом дневнике появилась следующая запись: "Стоя на высоком нагорье, на краю величественной впадины Байкала, нельзя согласиться с мнением, что эта впадина - результат сочетания продолжительного размыва и медленных складкообразных движений земной коры. Слишком она глубока, слишком обширна и слишком круты и обрывисты ее склоны. Такая впадина могла быть создана только в результате разломов и трещин земной коры и создана сравнительно недавно, иначе ее крутые склоны были бы уже сглажены, а озеро заполнено его продуктами".
Природа Восточной Сибири все больше и больше увлекала Обручева, и он намечал обширные планы исследования малоизученных, особенно в геологическом отношении, территорий.
Однако пришедшая весной 1892 года телеграмма от президента Географического общества в корне изменила его намерения. Телеграмма содержала предложение принять участие в качестве геолога в экспедиции, возглавляемой Г. Н. Потаниным, во Внутреннюю Азию. Предложение было весьма лестным для Владимира Афанасьевича, так как свидетельствовало о безусловном признании его как незаурядного геолога и исследователя.
Итак, после Средней Азии и Восточной Сибири путь Обручева лежал в области Внутренней Азии, давно уже манившие его своей геологической неисследованностью. Два года длилось это путешествие, принесшее богатейший материал и поставившее Обручева в один ряд с такими прославленными исследователями Центральной Азии, как Пржевальский, Потанин, Певцов.
Зимой 1895 года Обручев возвратился в Петербург, Первый визит его был к профессору Мушкетову, человеку, сыгравшему огромную роль в его становлении как геолога и исследователя.
- Рад видеть вас, мой добрый друг, в полном здравии, - были первые слова Ивана Васильевича. - С нетерпением ожидаю ваших рассказов.
- Все, что мне удалось сделать, описано в моих отчетах, опубликованных в "Известиях Географического общества", - пожал плечами Обручев.
- И все же живое слово не заменишь никакими печатными отчетами, - настаивал на своем Мушкетов.
- Ну что ж, извольте, - ответил Владимир Афанасьевич. - Коротко расскажу о путешествии. Сделано за двухлетний срок немало, а видено и того больше. Не хочу хвалиться, но четырнадцать тысяч километров пути и десять с половиной тысяч километров маршрутной съемки что-нибудь да значат.
- Трудно с этим не согласиться, - подтвердил Мушкетов.
- В начале сентября, отправив семью в Петербург с караваном, отвозившим золото на Монетный двор, я выехал в Кяхту. Оттуда после тщательной подготовки необходимого снаряжения я наконец переправился в Монголию и направился в сторону Урги ( Ныне Улан-Батор) по караванной дороге, рассчитывая далее этим путем добраться до Пекина. Туда я прибыл в конце ноября и встретился с Григорием Николаевичем и прочими членами нашей экспедиции, которые меня несколько опередили.
Григорий Николаевич в одной из бесед сообщил мне, что по вашей, Иван Васильевич, рекомендации он поручает мне вести работу самостоятельно, по особому плану, предусматривающему…
- Да, да, коллега, - перебил Обручева Мушкетов. - Я писал подробно относительно вас Григорию Николаевичу и даже решился наметить план, который, к моему удовлетворению, господин Потанин вполне одобрил.
- Этот план, - продолжал Владимир Афанасьевич, - предусматривал возможно более полное знакомство с той частью Внутренней Азии, которую исследовал господин Рихтгофен ( Рихтгофен - немецкий путешественник и ученый XIX века, исследователь Центральной Азии), производство маршрутной съемки в восточной половине Центральной Азии вплоть до восточной окраины Тибета, где предстояло соединиться с экспедицией Потанина, а затем следование в Восточный Тянь-Шань с окончанием работ в Кульдже.
- Совершенно справедливо, - подтвердил Иван Васильевич, - таковы были в общих чертах мои наметки, и, насколько я могу судить, вам удалось полностью их осуществить.
- Я счастлив, что справился с порученным мне делом. Практически выяснено в основных чертах геологическое строение Монголии в ее восточной и центральной частях, ряда горных хребтов, в частности Восточного Тянь-Шаня. Узнав о смерти жены Потанина, что меня очень опечалило, и о его спешном отъезде после завершения работ, я повернул назад, пройдя вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня через Турфан и Урумчи, и закончил работы в Кульдже в октябре 1894 года.
- Право, слушаешь ваш рассказ, дорогой коллега, и создается впечатление, будто все, о чем вы говорили, сделано без особого труда, - невольно улыбнулся Мушкетов. - А между тем какая огромная работа проделана и какая нужная!
Обручев смутился и махнул рукой:
- Можно было сделать и более, не будь обычных для тех условий трудностей, от нас не зависящих. Кстати, о лёссе ( Лёсс - своеобразный тип породы, состоящий из пыли, вынесенной ветрами из пустынь и отложенной на сухих степях), Иван Васильевич. Склонен полагать, что гипотеза Рихтгофена, трактующая о том, что большая часть Центральной Азии, за исключением низменной внутренней полосы, покрыта лёссовыми отложениями, нуждается в пересмотре. Насколько я могу судить по проведенным наблюдениям, в Центральной Азии нет мощного лёсса и нет типичных степных котловин, заполненных им. Но об этом более подробно мы еще не раз будем говорить. Эта проблема, на мой взгляд, весьма интересна.
Труд Владимира Афанасьевича был отмечен большой золотой медалью и премией Пржевальского Русского Географического общества, а Парижская Академия наук присудила ему за результаты этого путешествия премию имени П. А. Чихачева.
Дома его ждала новая работа - сначала геологические изыскания для строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, а затем - нечто совсем для него новое: он становится профессором геологии и деканом; горного отделения Технологического института, организованного в Томске в начале XX века.
Но и в период педагогической деятельности Обручев не оставлял геологических исследований, которые проводил в районах Енисея, Лены, Кузнецкого Алатау. Не остыл у него интерес и к районам Внутренней Азии. Б результате встреч и бесед со знаменитым австрийским геологом Зюссом во время пребывания в Вене Владимир Афанасьевич намеревался исследовать район между Алтаем и Тянь-Шанем.
И вот наконец ему удалось осуществить свою давнюю мечту. Воспользовавшись летними каникулами 1905 года, он снарядил на средства Томского технологического института небольшую экспедицию в этот район.
В походе Обручева сопровождал нанятый в качестве переводчика Гайса Мухарямов. Он прожил много лет в городе Чугучаке и мог быть полезен также как проводник.
Гайса неотлучно находился при Владимире Афанасьевиче, указывая путь и развлекая его всевозможными рассказами.
- Где-то здесь, - говорил он, когда они достигли хребта Кара-Арат, - должны находиться развалины древнего города, о которых я слышал не один раз от стариков. Что это за город, никто не знает и не может объяснить. Но он существует будто бы на берегу реки Дям, к которой мы приближаемся.
Обручев с интересом прислушивался к словам проводника и зорко поглядывал по сторонам, присматриваясь к окружающей местности.
- Сомневаюсь, чтобы это были развалины города, друг Гайса, - медленно произнес он, покачав головой. - Скорее надо искать разгадку в силах природы, так во всяком случае мне говорили, предупреждая о существовании странных образований в этих местах. Так или иначе любопытно будет взглянуть на них.
