Вильгельм Гумбольдт - Язык и философия культуры
Эта ограниченная точка зрения бывает больше всего вредна в тех случаях, когда истинная цель человека носит полностью моральный или интеллектуальный характер или когда эту цель составляет самый акт, а не его последствия, а последствия бывают связаны с ним только необходимым образом или случайно. Мы имеем в виду научные исследования и религиозные идеи, а также все связи людей друг с другом, и в том числе самый естественный и наиболее важный союз как для отдельного человека, так и для государства — брак.
Союз людей различного пола, основанный именно на половом различии, — пожалуй, это можно считать наиболее правильным определением брака — можно мыслить столь же различным, сколь разнообразны взгляды на половое различие и проистекающие отсюда склонности сердца и цели разума; и в этом проявляется весь нравственный облик человека, и прежде всего сила и характер его чувств. Преследует ли человек в первую очередь внешние цели или предпочитает жить внутренней жизнью? Говорит ли в нем преимущественно рассудок или чувство? Свойственны ли ему горячие чувства и столь же быстрое охлаждение или же постепенное пробуждение чувства и верность? Устанавливает ли он свободные взаимоотношения или тесный союз? Сохраняет ли он в самых близких отношениях большую или меньшую самостоятельность? Эти и множество других факторов определяют различным образом отношения и жизнь супругов. Но как бы все это ни было определено, влияние этих отношений на существо человека и его счастье несомненно; и от того, удалось ли ему обрести или сформировать действительность в соответствии со своей внутренней настроенностью, зависит главным образом, ждет ли его в будущем высшее усовершенствование или полная инертность. Особенно сильно испытывают это влияние наиболее значительные люди, способные к самой нежной и быстрой восприимчивости и к глубокой верности. К ним можно в общем с полным правом отнести скорее женский, чем мужской пол, и поэтому характер женщин больше всего зависит от характера семейных отношений, сложившегося у данного народа. Полностью свободные от внешних занятий, преданные почти исключительно только тем занятиям, которые предоставляют их внутреннюю сущность всецело самой себе, более сильные тем, чем они могут быть, нежели тем, что они могут совершить; проявляющие себя больше в скрытом, нежели в высказанном чувстве; более богато одаренные — благодаря более нежному строению, более выразительному взору, более задушевному голосу — способностью самого непосредственного, лишенного всех внешних приемов выражения; в своем отношении к другим более склонные ждать и воспринимать, нежели идти навстречу; более слабые, но не по своей сущности, а из стремления следовать за восхитившим их величием и силой другого; постоянно стремящиеся, вступив в брачный союз, воспринимать вместе с человеком, с которым они соединены, а воспринятое перерабатывать в себе и переработанное возвращать; более одушевленные мужеством, которое заботливость привносит в любовь, а чувству придает силу, направленную не на то, чтобы сломить сопротивление, а на то, чтобы устоять в терпении, — женщины, в сущности, ближе к идеалу человека, чем мужчины, а если все-таки не лишено основания предположение, что они реже, чем мужчины, этого идеала достигают, то, вероятно, только потому, что всегда труднее взбираться по крутому отвесному склону, нежели обойти его. Как подобное существо, столь восприимчивое, столь единое в своей цельности, для которого, следовательно, ничто не может пройти мимо, не оказав на него влияния, — а каждое влияние затрагивает его существо не частично, а целиком, — как такое существо и его внутренняя жизнь страдает от неблагоприятных внешних условий, вероятно, не требует разъяснений. Между тем сколь бесконечно многое зависит в обществе от развития женского характера. Если верно представление, что каждый вид совершенства находит свое выражение как бы в одном роде существ, то в женском характере заключены все сокровища нравственности.
…свободы ищет муж,
А к нравственности женщина стремится [7].
И если, согласно этому глубоко и истинно прочувствованному высказыванию поэта, мужчина стремится устранить внешние преграды, препятствующие его росту, то заботливая рука женщины проводит благотворную внутреннюю границу той области, где только и может достигнуть своего расцвета полнота силы, и делает это тем осторожнее, потому что женщины глубже ощущают внутрен нюю жизнь человека, тоньше различают ее многообразные отношения, потому что каждое чувство полностью подчинено им и устраняет опасность резонерства, так часто затемняющего истину.
Если необходимы дальнейшие доказательства, то их можно найти и в истории; история свидетельствует о том, что нравственность народов всегда тесно связана с уважением к женщине. Из всего сказанного очевидно, что воздействие брака столь же многосторонне, как характер индивидов, и что стремление государства определить законами столь тесно связанный с характерами отдельных индивидов союз или сделать его посредством своих установлений зависимым от каких-либо иных условий, кроме взаимной склонности, чревато опасными последствиями. Это тем более вероятно, что в подобных постановлениях государство может руководствоваться только внешними следствиями брака, такими, как прирост населения, воспитание детей и т. п. Конечно, можно считать, что все это ведет к таким же результатам, как наивысшая забота о прекраснейшей внутренней жизни. Ибо, как показывают тщательно проведенные исследования, прочный длительный союз одного мужчины с о д н ой женщиной наиболее соответствует заботе государства о росте населения, и именно такой союз возникает, конечно, на основе истинной, естественной и неомраченной любви. Эта любовь в свою очередь ведет к таким отношениям, которые установлены нашими законами и обычаями: рождение детей, воспитание их в семье, общность жизни, а частично и общность имущества, занятия мужчины внешними делами, ведение домашнего хозяйства женщиной.
Однако заблуждение коренится, как мне кажется, в том, что закон приказывает, тогда как подобные отношения могут возникнуть только на основе взаимной склонности, а не из повиновения внешним установлениям; там же, где принуждение противоречит склонностям людей, там еще меньше вероятности, что эта склонность обретет должную направленность. Поэтому государство должно, как мне кажется, не только придать большую свободу налагаемым им узам, но — если мне будет дозволено здесь (где я говорю не о браке вообще, а лишь об одном, бросающемся в глаза недостатке, связанном с ограничительными распоряжениями государства) судить только в соответствии с приведенными выше соображениями — вообще полностью устранить брак из сферы своего внимания, предоставив его как целиком, так и в его модификациях свободной воле индивидов на основании заключенных ими разнообразных договоров. Опасения нарушить тем самым семейные отношения или вообще воспрепятствовать их возникновению — как ни обоснованны они могут быть в тех или иных местных условиях — не кажутся мне существенными, поскольку я исхожу из природы человека и государства вообще. Ибо, как нам известно по опыту, часто именно то, что закон разрешает, обычай запрещает; идея внешнего принуждения полностью чужда такому, основанному только на склонности и внутреннем долге отношению, как брак, и следствия принудительных мер просто не соответствуют первоначальному намерению…*
…в моральной и практической жизни человека вообще, поскольку он и здесь следует правилам, которые, быть может, ограничиваются лишь основными положениями права, постоянно исходит из высшей точки зрения на свое развитие и развитие других, везде руководствуется этим чистым намерением и подчиняет все другие интересы этому познанному им без всякой примеси каких-либо чувственных мотивов закону. Однако все стороны, которые человек способен культивировать, находятся в удивительно тесной связи, и поскольку в мире интеллекта эта связь, если не глубже, но, во всяком случае, яснее и заметнее, чем в физическом мире, то в моральной сфере эта связь проявляется еще очевиднее. Поэтому люди должны объединяться не для того, чтобы утратить какие-либо черты своего своеобразия, а для того, чтобы избавиться от все исключающей изоляции; такое объединение не должно превращать одно существо в другое, а должно как бы открывать путь от одного к другому; то, чем располагает каждый для себя, ему надлежит сравнить с тем, что он обрел в других, и в соответствии с ним видоизменять, но не подчинять ему. Ибо как в интеллектуальной области истинное, так и в сфере морали то, что подлинно достойно человека, никогда не вступает в борьбу между собой, и поэтому тесное, многостороннее объединение своеобразных характеров столь же необходимо для того, чтобы уничтожить то, что не может существовать рядом с другим и само по себе также никогда не достигнет величия и красоты, как необходимо оно и для того, чтобы сохранять, питать и оплодотворять для новых, еще более прекрасных порождений то, что существует и не противоречит друг другу. Поэтому непрерывное стремление постигнуть глубочайшее своеобразие другого, использовать его и, проникаясь величайшим уважением к нему как к своеобразию свободного существа, воздействовать на это своеобразие — причем уважение едва ли позволит применить какое-либо иное средство, нежели раскрытие самого себя и сравнение себя с ним как бы у него на глазах, — все это является высшим правилом искусства человеческого общения, искусства, которым, быть может, до сих пор больше всего пренебрегали. Если, однако, это пренебрежение легко извиняют тем, что общение с людьми должно служить отдыхом, а не превращаться в утомительную работу и что вряд ли большинству людей присуще то или иное интересное своеобразие, тут можно заметить, что каждому человеку следовало бы иметь достаточно уважения к себе, чтобы искать отдых не в смене интересных занятий и уж, конечно, не в таком времяпрепровождении, при котором самые благородные его силы бездействуют, и иметь достаточное уважение к человечеству, чтобы ни одного человека не считать полностью непригодным для такого общения или неспособным измениться под влиянием других. И уж, во всяком случае, это должны иметь в виду те, кто непосредственно занят общением с людьми и воздействием на них, а следовательно, и государство, которое при положительной заботе только о внешнем и физическом благополучии, всегда тесно связанном с внутренним существованием, не может не препятствовать развитию индивидуальности. Это еще одно основание для того, чтобы государство никогда не осуществляло такого рода заботу, разве только при крайней необходимости.
