Людмила Зубова - Поэтический язык Иосифа Бродского
5
Историческая правильность, впрочем, относительна: в случаях бывшего двойственного числа или первого и второго лица множественного числа исходные формы давно вытеснены формами 3-го лица множественного числа. Аграмматизм этой формы обычен для русского языка с давних времен: Так, Л. А. Булаховский отмечает: «Форма 3-го л. мн. ч. суть может считаться живою только в древнейших памятниках русского языка, напр., в “Русской правде” ‹…› Позже суть в его точном грамматическом значении не всем понятно: Тыже, буи сыи, а утроба буяго яко изгнившiи сосуд; ничто же удержано им суть (Посл. царя Иоанна Вас. князю Андр. Курбскому)…. а то суть обыкность курсаров турецких ‹…› (Путеш. П. Толст.) ‹…› а служба его суть такая (там же) ‹…› Но суетны суть вы (Держ., Умиление)» (Булаховский, 1958: 216).
6
Бродский, 1992: 221.
7
Больше всего изменился именно глагол. Исчезли аорист, имперфект, плюс-квамперфект, а единственно сохранившийся перфект видоизменился и собственно перфектом перестал быть, так как этой, теперь единственной форме прошедшего времени больше не противопоставлены другие прошедшие времена со своими особыми суффиксами и окончаниями.
8
Например, бывшие формы разных падежей пламя и пламень теперь различаются стилистически, а бывшие падежные дублеты óбразы и образá стали выражать разное значение.
9
О формах глагола быть у М. Цветаевой см.: Зубова, 1989, 205–240.
10
Исключение в данном случае явно подтверждает правило, так как форма есмь употреблена в тексте, отрицающем самодостаточность индивидуального бытия: ибо чувствую, что я / тогда лишь есмь, когда есть собеседник! / В словах я приобщаюсь бытия! («Горбунов и Горчаков». 1965–1968. II: 271). Лишь однажды встретилась и форма 2-го лица еси, проявляющая свой потенциальный аграмматизм: Вой, трепещи, тряси / вволю плечом худым. / Тот, кто вверху еси, / да глотает твой дым! («Горение». 1981. III: 214).
Эта форма, оставаясь формой 2-го лица в качестве цитаты из сакральных текстов, в то же время сочетается у Бродского с местоимением тот, требующим 3-го лица: контекстом создается грамматический конфликт, и возникают условия для грамматического сдвига.
11
Бродский, 1992: 203.
12
К словам в кавычках В. Полухина дает ссылку: Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. С. 205.
13
Статья опубликована сначала на английском языке в переводе с русского (Зубова, 1999), затем на русском: (Зубова, 2001).
14
Ритм «Письма в бутылке» похож на ритм знаменитой баллады Киплинга «О, запад есть запад, Восток есть восток…» в переводе Е. Полонской (Киплинг, 1980: 460). Этот перевод был очень популярен в СССР у литературной молодежи поколения и круга Бродского.
Между прочим, у Киплинга есть небольшое стихотворение, имеющее непосредственное отншение к гомеровским персонажам Бродского и к теме этой статьи. Оно написано в том же ритме. Первая строфа звучит так: Гомер все на свете легенды знал, / И все подходящее из старья / Он, не церемонясь, перенимал, / Но с блеском, – и так же делаю я (Киплинг, 1980: 424).
Самым популярным текстом о романтике странствий в то время была песня «Бригантина» – слова П. Когана, музыка Г. Лепского (Коган, 1965: 281).
15
О разнице между интерпретациями Улисса Бродским и Овидием см.: Ичин, 1996: 230–231.
16
После первых публикаций Бродского в России в годы перестройки именно это стихотворение вызвало гнев советского критика, назвавшего забывчивость Одиссея лицемерием и глумлением, свойственным «сынам возвращения» (Горелов, 1988). По-видимому, это была первая интерпретация стихотворения в России.
17
Ср. строки Бродского: Тебя здесь больше нет, не будет боле, / пора и мне из этих мест в дорогу. / Забвенья нет. И нет тоски и боли, / Тебя здесь больше нет – и слава Богу («Стрельнинская элегия». 1960. I: 31); и смерть от родины вдали приходит. Значит, слава Богу («Памяти Е. А. Баратынского». 1961. I: 44).
18
Мотив послевоенного времени постоянен в ранних стихах Бродского, например, «Книга» (1960), «Приходит март. Я сызнова служу…» (1961), «Три главы» (1961).
19
У Бродского тема столько мертвецов шире указания на определенный народ: Век был, в конце концов, / неплох. Разве что мертвецов / в избытке – но и жильцов («Fin de siècle». 1989. IV: 75); см. также: «Письмо президенту» (Бродский, 2000-а-VI: 178).
20
Бродский назвал У. Саба в числе тех, кто решительно повлиял на его жизнь («Как читать книгу» – Бродский, 2000-а-VI: 84).
21
У Мандельштама Одиссей – один из центральных образов, и, конечно, это существенно для Бродского. Имя Мандельштама оказалось связанным с именем Одиссея и в анекдотической ситуации телефонного разговора с Енукидзе (Липкин, 1994: 24), и в памяти культуры (песня-баллада А. Галича «Возвращение на Итаку» (1969), посвященная Мандельштаму): Везут Одиссея в телячьем вагоне, / Где только и счастье, что нету погони! (Галич, 1990: 71).
22
Возможно, в этом случае для Бродского актуальны и стихи Мандельштама «Я слово позабыл, что я хотел сказать…» (о семиотическом значении забывания в связи с этим стихотворением см.: Фарыно, 1985: 35).
23
Однако Галич называет Мандельштама Одиссеем именно в той ситуации, которая изображена в стихах «День стоял о пяти головах…».
24
Там же есть строки: И сосуда студеная власть / Раскололась на море и глаз.
25
В «Путешествии в Армению» Мандельштам определяет глаз как «орган, обладающий акустикой» (Мандельштам, 1994: 200).
26
Ср. также строки Мандельштама: Что, если Ариост и Тассо, обворожающие нас, Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз («Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть…» – Мандельштам, 1995: 224). Анализ этих строк и мотива одноглазости см.: Успенский, 1994: 269.
27
Подробнее см.: Зубова, 1999: 126–137.
28
Другой отзвук этих срок Ахматовой находим у Бродского в «Двадцати сонетах к Марии Стюарт»: А если что не так – не осерчай: / Язык что крыса копошится в соре, выискивает что-то невзначай (1974. III: 70).
29
В других стихах Мандельштама пространство сжато: И вы, часов кремлевские бои, – Язык пространства, сжатого до точки («Наушнички, наушнички мои…» – Мандельштам, 1995: 239) и может быть подвластным: собиратель пространства, экзамены сдавший птенец («Голубые глаза и горячая лобная кость…» – Мандельштам, 1995: 233).
30
Вспомним, что в стихотворении «Я как Улисс…» тоже была выражена мысль о потере, но не времени, а во времени (*себя? *возможностей?), и выражена более книжным языком: как много я теряю / во времени.
31
Ср. в поэме Бродского «Новый Жюль Верн»: Капитан отличается от Адмиралтейства / Одинокими мыслями о себе, отвращением к синеве / ‹…› Когда напрягаю зренье, / различаю какие-то арки и своды. / Сильно звенит в ушах. Постараюсь исследовать систему пищеваренья. / Это – единственный путь к свободе. Твой верный Жак. / Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон – осьминог ‹…› / Осьминог (Сокращенно – Ося) / карает жестокосердье / и гордыню, воцарившиеся на земле (1976. III: 115–116, 119). В трактовке сочетания водяное мясо сопоставим слова Осьминог (Сокращенно – Ося) с мыслью о единстве воды, времени и человека.
32
«Я всегда придерживался той идеи, что Бог, или, по крайней мере, Его дух есть время ‹…› раз Дух Божий носился над водою, вода должна была его отражать» (Бродский, 2001: 22). Самая короткая и прямая формулировка в стихах Бродского – Время – волна («Письмо в бутылке» – II: 71). См. также: Полухина, 1993: 237, 242.
33
Образная система стихотворения «Келломяки» с посвящением М. Б. тоже связана с текстом Мандельштама «День стоял о пяти головах…»: В маленьком городе обыкновенно ешь / то же, что остальные. И отличить себя / можно было от них лишь срисовывая с рубля / шпиль Кремля, сужавшегося к звезде, / либо – видя вещи твои везде («Келломяки». 1982. III: 243–244).
34
Вопрос о том, случайна ли омонимия глагольной формы 3-го лица глагола с инфинитивом, остается открытым.
35
Ср.: Так утешает язык певца, / превосходя самоё природу, / свои окончания без конца / по падежу, по числу, по роду / меняя, Бог знает кому в угоду, / глядя в воду глазами пловца («Сумерки. Снег. Тишина. Весьма…». 1966. II: 175).
