Валентин Стецюк - Этническая принадлежность неолитических и энеолитических культур Восточной Европы
Обзор книги Валентин Стецюк - Этническая принадлежность неолитических и энеолитических культур Восточной Европы
Валентин М. Стецюк
Этническая принадлежность неолитических и энеолитических культур Восточной Европы
Общеизвестно, что лингвистические данные вместе археологическими могут дать убедительные результаты. В связи с этим можно попытаться привязать области поселений тюрок, финно-угров и индоевропейцев к определенным археологическим культурам. Расположение областей говорит о том, что первыми на территорию Восточной Европы пришли индоевропейцы, за которыми двигались финно-угры, а их всех оттеснили на север тюрки. Первой неолитической культурой на Левобережье Украины в V тыс. до н.э. была сурско-днепровская культура, которая образовалась на основе мезолита и пришлой (возможно из района Приазовья) более восточной культуры. Просуществовав 1-1,5 тыс. лет, она словно бы растворилась в более поздних культурах (Археология Украинской СССР, 1985, 139). Этническую принадлежность носителей этой культуры определить трудно. Возможно, это были какие-то северокавказские племена, которых теснили в своем движения в Приднепровье индоевропейцы. Просачиваясь под давлением тюрок в район среднего Днепра, индоевропейцы не могли миновать бассейн Северского Донца, поэтому с ними можно связывать днепро-донецкую культуру из блока культур гребенчато-накольчатой керамики, которая появилась на Левобережье в долинах Донца позднее сурско-днепровской в V тыс. до н.э. Со временем племена днепро-донецкой культуры двигаются далее на север и северо-запад. По свидетельству Телегина они, поднявшись по Днепру, Сожу, Припяти, почти достигают их верхней течений (Телегін Д. Я., 1968, 62). О том же говорят и белорусские археологи (Формозов А. А., 1977, 101). На юге Украины население этой культуры жило около тысячи лет, приблизительно до середины IV тыс. до н.э. Но на севере Украины и в Белоруссии после 2 – 2.5 тыс. лет существования эта культура исчезает лишь в середине-конце III тыс. до н.э. (Там же, 189). Тем не менее, по мнению специалистов, культуры гребенчато-накольчатой керамики приняли участие в сложении тшинецкой культуры, существовавшей позднее в бассейне Припяти и соседних областях (Телегин Д.Я., 1990, 94).
В целом район распространения этой культуры по определению Телегина «охватывает долину Днепра (от г. Рогачевки до побережья Каховского моря), Восточную Волынь, средне и нижнее течения Припяти, Сожа, Десны, Ворсклы, Псла и Сулы, а также среднее течение Северского Донца» (Телегін Д. Я. 1968, 9). В этот же блок культур гребенчато-накольчатой керамики входят неманские, нарвские памятники с западной границей по Висле. Население этого «висло-днепровского блока» было очень многочисленным, занималось охотой и рыболовством, только начиная переходить к производящим формам хозяйства (Телегин Д.Я., 1990-2, 92). Некоторые лингвисты на основании анализа индоевропейской лексики в основном подтверждают эти данные археологии. В частности, Хирт и Покорны считали, что общеиндоевропейская аграрная терминология очень скудна и неубедительна и принадлежит к более позднему слою словарного состава, в то время как общие слова для названий собаки, крупного рогатого скота, свиньи и овцы все-таки дают основание думать о развитом животноводстве. (Hirt Herman, 1968, 10; Pokorny Julius, 1968, 387). Однако другие специалисты говорят также и о развитом земледелии (Meyer Ernst. 1968, 258). Тем не менее тюркские заимствования в индоевропейских языках, о которых речь шла выше, говорят в пользу того, что земледелие у индоевропейцев было в зачаточном состоянии. Животноводство же им должно было быть известно еще на своей прародине в Закавказье, но развитию его мешали природные условия в зоне лесов.
Территория блока культур гребенчато-накольчатой керамики хорошо совпадает с областью поселений индоевропейцев, однако отождествлению днепро-донецкой культуры с индоевропейцами, кроме лексики производящих форм хозяйствования, как будто мешают и антропологические факты. Поскольку индоевропейцы пришли в Восточную Европу из Закавказья, они, очевидно, должны были принадлежать к переднеазиатскому антропологическому типу. Люди же днепро-донецкой культуры обладали всем комплексов признаков европеоидной расы. В частности, Телегин указывает, что люди этой культуры принадлежали к типу поздних кроманьонцев, то есть аборигенов южной части Восточной Европы:
"Носители днепро-донецкой культуры принадлежали к группе поздних кроманьонцев, которые отличаются большими размерами и массивностью черепа, преобладанием долихокрании, значительной высотой мозговой коробки, широким или очень широким орто-мезогнатным лицом, низкими орбитами, наклонным лбом и хорошо развитыми надбровными дугами… В мезолите и в неолите Европы ближайшую аналогию населению днепро-донецкой культуры следует искать среди носителей культур более северных лесных и лесостепных территорий. По ряду таксономических признаков к ним ближе всего стоят культуры Ертебелле, несколько далее племена Оленеостровского могильника и культур ямочно-гребенчатой керамики Волго-Окского бассейна и неолитических культур Урала" (Телегін Д. Я., 1968, 186, 188).
С ним не согласна Т.С. Кондукторова. По ее мнению скелеты людей днепро-донецкой культуры более массивны, чем позндепалеолитические, поэтому на территории ее распространения должна была иметь место смена населения. Она считает, что создатели днепро-донецкой культуры очень похожи на мезолитических людей Магриба, хотя их переселение на территорию Украины очень сомнительно (Кондукторова Т.С., 1973, 45-48). Как бы там ни было, но люди днепро-донецкой культуры не были чистыми поздними кроманьонцами, а уже несли на себе следы какой-то метисации. Гохман считает, что это была метисация местного палеоевропейского типа с другим его вариантом, который в неолите как будто бы проник на юг из северных областей (Гохман И. И., 1966, 189). Последнее тяжело допускать при общем движении неолитических общин с юга на север. Скорее всего, указанная метисация могла произойти несколько раньше, во времена мезолита, когда позднекроманьонские племена северной части Поднепровья начали постепенно проникать вниз по Днепру на юг, где встретились с аборигенами мезолитической эпохи (Телегін Д. Я., 1968, 231). Это движение было прекращено с приходом неолитических индоевропейцев, антропологическая примесь которых усложнила процесс метисации местного населения. Все это антропологические проблемы, которые в данном случае не суть важны. Главным для нас является то, что носители днепро-донецкой культуры не принадлежали к переднеазиатскому антропологическому типу, к которому они должны были бы принадлежать.
Разрешить это противоречие можно таким образом. Малочисленное индоевропейское племя, достигнув территории Восточной Украины, застало здесь местное население протоевропейского антропологического типа, распространенное от Украины, бассейна нижнего Дона вплоть до Прибалтики и среднего течения Оки. Индоевропейцы принесли с собою не только неолитический тип хозяйства, но и хорошую племенную организацию, что позволило им стать во главе более примитивных и разрозненных местных родовых общин. Способность небольшой группы индоевропейцев возглавить неорганизованные этнические группы отмечено многими исследователями. Вот, например, что писал Мейе: "Древние индоевропейские племена отличались чувством общественной организации, энергией и инициативой своей верхушки" (Мейе А., 1954). Очевидно, они не были консервативны и трезво смотрели на жизнь, используя полезные достижения своих соседей или предшественников. Леман указывал, что "индоевропейское общество, в котором был, по-видимому, весьма силен дух индивидуализма, в тот же время было восприимчиво к внешним влияниям" (Леман В. П., 1991, 23). Такие выводы исходят из изучения внутренних языковых форм, которые теснейшим образом связаны с духом языка и соответствуют определенным психологическим качествам его носителей, и для индоевропейцев важнейшие из них определил Покорны:
"Достаточно того факта, что в индогерманских языках обнаруживаются почти единственные в своем роде чисто абстрактный глагол «быть» и субъективный энергический действительный залог, такой, что даже чувства выражаются по типу действительного залога («я слышу», а не «мне слышится»)…Из языковых и культурных соответствий становится очевидным, что дело идет о строго организованном в патриархальные роды обществе, так же и мир богов представлялся подобным образом, так как в нем действуют почти исключительно мужские персонажи, руководимые верховным богом неба, которому представляется особая роль отца богов, в то время как мать-земля играет только чисто пассивную роль." (Pokorny Julius., 1968, 376).
В определенной мере противоречит патриархальной организации индоевропейского общества тот факт, что во всех индоевропейских языках для названия земли употребляется женский род, что говорит о почитании матери-земли, характерное для земледельческих народов (Nehring Alfons, 1968, 402). Однако индоевропейцы на момент членения их языков земледельцами не были и, очевидно, такую форму названия земля унаследовали еще со своей прародины в Закавказье, где могли практиковать земледелие в зачаточной форме.
