Андрей Зализняк - Рассказывают полиглоты
Обзор книги Андрей Зализняк - Рассказывают полиглоты
Рассказывают полиглоты
Техника самообразования
Чего греха таить, изучение даже одного иностранного языка представляет для многих людей трудную проблему. А как нужно знать иностранные языки любому специалисту да и просто культурному человеку! Люди, свободно владеющие несколькими языками, вызывают уважение, а если число языков переваливает за десяток, то это уважение превращается в почтительное изумление. Конечно, человек, для которого изучение иностранного языка не только труд, а и увлечение, удовольствие, должен обладать определенными способностями. Но не преувеличены ли трудности, вызванные, в частности, несовершенством преподавания в наших школах и вузах, действительно ли знание нескольких иностранных языков — удел немногих, особо избранных? С просьбой высказать свои соображения по этой проблеме наш корреспондент Г. Башкирова обратилась к людям, наиболее компетентным в данной области, к тем, которые владеют несколькими десятками языков. Таких полиглотов в нашей стране немало; мы проинтервьюировали троих. Кто они такие?
Нашу подборку открывает А.В.Зализняк, знающий свыше 40 языков. Он выпускник филологического факультета МГУ, сейчас сотрудник Института славяноведения, составитель русско-французского словаря. Он преподает санскрит, классический арабский и занимается вопросами русской морфологии. Кстати, А. Зализняку всего 28 лет. Профессор Пауль Аристэ, доктор филологических наук, член Академии наук Эстонской ССР, заведует единственной в СССР кафедрой финно-угорских языков в Тартуском университете. Л.И.Василевский не лингвист, он занимается вопросами экономической географии и работает в секторе экономики зарубежного транспорта Института комплексных транспортных проблем.
Итак, предоставляем слово полиглотам.
Андрей Зализняк:Разговоры об особых способностях к языкам, о врожденном языковом даре кажутся мне преувеличенными. То, что мы вкладываем в понятие «способности к языкам», встречается гораздо чаще, чем, скажем, музыкальная одаренность. Часто человек внушает сам себе, вслед за окружающими, что он не сможет одолеть ни одного языка. Пример из моей жизни: родители отдали меня в раннем детстве в немецкую группу. Очень скоро преподавательница попросила мать забрать меня из группы, так как ребенок, по ее мнению, был лишен всяких способностей...
Первое мое знакомство с языками началось, как у многих мальчишек, с марок. Я обожал марки всяких экзотических стран, разглядывал диковинных птиц и зверей и не мог понять ни слова. Это было непереносимо. Я стал заглядывать в словари и вскоре так наловчился, что ко мне приходили ребята со всей улицы, чтобы я «перевел». Я до сих пор помню то изумительное ощущение, которое охватило меня, когда я впервые открыл учебник латинского языка: мне открылся мир иных языковых закономерностей, я понял, что можно не уметь хорошо произнести «хау ду ю ду», которому так яростно учат в школе, но самостоятельно узнать множество интереснейших вещей о самом языке. Кончая школу, я знал древнегреческий, латынь, немецкий, английский, французский, итальянский, испанский, португальский, польский, албанский.
Впрочем, что такое знал? Не скрою, когда лингвиста спрашивают: «Сколько языков вы знаете?» — этот вопрос всегда немного раздражает. Активное, утилитарное знание — одно, чтение и перевод — совсем другое. У каждого так называемого полиглота существует масса степеней знакомства с языками. Знать в утилитарном смысле мертвые языки не имеет смысла: все равно не найдешь собеседника. (Вряд ли во всем мире насчитаешь десяток лингвистов, говорящих на санскрите.) Стопроцентное же знание живого чужого языка также встречается чрезвычайно редко и чаще всего, если человек долго жил в другой стране. Такое абсолютное знание нужно людям определенных профессий — дипломатам, переводчикам. И все-таки в любом случае родной язык остается ведущим. Я часто предлагаю знакомым такой тест: пишу на бумаге шестизначное число и заставляю кого-нибудь из знатоков быстро произнести его вслух; первая, непроизвольная реакция — прочитать цифры на родном языке. То же происходит с номерами телефонов.
Каждый может с помощью нехитрой операции определить, насколько он владеет тем или иным языком. Из словаря, предположим, в 60 тысяч слов, выделить один процент — 600 слов, взятых через определенное количество страниц в строго определенных местах (например, только первые слова сверху страницы). Подряд брать слова нельзя, так как часто на нескольких страницах идут слова только одного корня. Затем при переводе на русский возле каждого слова ставятся баллы, обозначающие степень знакомства с этим словом.
Подсчитав количество баллов, и проделав несложную арифметическую выкладку, устанавливаешь, какой процент общего словаря усвоен. Этот опыт я часто провожу на самом себе, и, мне кажется, он приносит пользу.
Часто упоминают о языках простых и трудных, интересных и неинтересных. Все это очень субъективно и у каждого человека зависит от предыдущего языкового опыта. Если я уже знаю, скажем, французский и итальянский, то родственный им провансальский для меня уже прост и неинтересен, так как я не узнаю ничего нового. У лингвиста свои профессиональные понятия «интересно — неинтересно». Если он занимается, предположим, образованием множественного числа, то самым захватывающим воображение языком ему кажется тот, где множественное число образуется каким-нибудь особенно оригинальным (с точки зрения русского языка) способом.
У каждого свои методы изучения языков. В этом смысле я случай не показательный, я «книжный червь». Я учу языки только по книгам, чаще всего просто по словарям: внимательно, медленно перелистываю словарь, думаю над словами, ищу аналогии, затем составляю себе свой маленький словарик, потом начинаю читать и говорить.
Пауль Аристэ:В воспоминаниях известного прибалтийского художника Кюгельгена есть любопытная запись о том, как в 40-х годах XIX века, приехав в Рим учиться живописи, он вместе со своим товарищем-эстонцем попал на прием к папе. Надеясь, что в Италии вряд ли кто-нибудь владеет эстонским языком, они вслух обменивались мнениями. Когда же началась торжественная, церемония, при которой им пришлось проползти через весь зал на коленях, чтобы поцеловать папе туфлю, приятель художника громко сказал по-эстонски: «Плюнь ему на ногу»... Каково же было их удивление, когда после окончания церемонии к ним подошел кардинал из свиты папы и на чистейшем эстонском языке предупредил:
— Молодые люди, в следующий раз будьте осторожней.
Это был кардинал Меццофанти, полиглот из полиглотов. Сколькими языками он владел, современники не сумели подсчитать.
После смерти Меццофанти в его архиве были найдены заметки на 84 языках!..
Сознательный интерес к языкам пробуждается у человека довольно поздно. Чем раньше привить к ним «вкус», тем легче и больше можно их изучить.
Самый приятный и наиболее безболезненный путь овладения иностранными языками— это тесное общение с их «носителями». К сожалению, это не всегда возможно. Мне, например, просто повезло. В детстве, в деревне (мой отец — сельский кузнец) нашими соседями были русские — я выучил русский. В Таллине в одном доме с нами жили шведы — я заговорил по-шведски...
В языках я больше всего люблю и ценю возможность общения, живого разговора. Свои научные работы я пишу на 15 языках, а говорю на 20 языках. Эти «ножницы» объясняются тем, что каждый новый язык я начинаю учить с разговорной части.
Моя специальность — финно-угорские языки. Я увлекся ими в молодости: среди них было много едва изученных. Последние 15 лет я упорно исследую водский язык. Дело в том, что водей на земном шаре всего 50 человек. Живут они в Ленинградской области. Это колхозники-рыболовы. Я знаю их всех по именам, знаю историю каждой семьи. Ежегодно я приезжаю к ним — выясняю грамматические формы, записываю фольклорные материалы. 35 тысяч водских слов я уже нанес на карточки и отдал в Академию наук ЭССР, которая собирается издать водский словарь.
Такая же работа ведется с ливским языком. Ливы живут в Латвии, их тоже немного — около 500 человек. Водский и ливский языки очень любопытны для ученых. В них сохранились древнейшие формы, которые когда-то, должно быть, существовали и в других финно-угорских языках. Это яркий пример языков умирающих: в них совершенно не появляется новых слов. Через несколько десятилетий эти языки окончательно исчезнут. И тем важнее записать и сохранить их для истории языкознания.
Зато веппский, языки коми, мордовский и марийский — это языки полноправные, живые, развивающиеся. В советское время на них стали издаваться книги и учебники.
Уже больше 30 лет преподаю я в Тартуском университете иностранные языки. Мой главный принцип — ка« можно скорее заставить студентов «заговорить». Чем позже это сделаешь, тем большего труда это будет стоить и преподавателю и ученикам. Часто мне приходится слышать: «Я знаю язык, но боюсь говорить». Те, кто стесняется, боясь сделать ошибку в ударении, неправильно употребить тот или иной оборот, никогда не научатся свободно говорить.
