Виталий Ткачев - Заключительный этап эпохи средней бронзы в степном Приуралье
В этом плане нужно отметить уникальную находку в могильнике у горы Березовой бронзового ножа, органично сочетавшего в себе абашевские и позднекатакомбные традиции металлообработки (рис. 8, 1). Форма орудия практически идентична ножам с коротким черенком и узким пятиугольным лезвием, включенным С. Н. Кореневским в группу 2 по разработанной им классификации, кстати, недостаточно подробной (Кореневский С. Н., 1978, с. 36-40, рис. 4) и хорошо известным во всех культурах катакомбного круга. Они присутствуют в поздних донецких и среднедонских комплексах (Смирнов А. М., 1996, рис. 47, 1-5; Матвеев Ю. П., 1998, рис. 3, 7; 4, 7). Представительная серия таких изделий происходит из памятников предкавказской манычской культуры, причем особенно монолитная группа выделяется в Северо-Западном Прикаспии, где они объединены недавно Е. И. Гаком в рамках типа VI катакомбных ножей (Гак Е. И., 2002, с. 284-286, рис. 4). Примечательно, что в Подонцовье и на Нижнем Дону подобные ножи встречаются, преимущественно, в погребениях манычского типа (Смирнов А. М., 1996, рис. 24, 14, 15; Братченко С. Н., 1976, рис. 13, 17, 18). Находки ножей данной разновидности отмечены в памятниках бабинской культуры (КМК) (Братченко С. Н., 1976, рис. 13, 5, 13). Применительно к березовскому экземпляру следует отметить, что, наследуя конструктивные детали ножей привольненского этапа кавказской металлургии, он демонстрирует за счет расширения в верхней части клинка признаки ножей с плямявидным лезвием самого позднего костромского этапа развития кавказской металлургии (Кияшко А. В., 2002, с. 26-27, рис. 7; 8; 28).
Такая конструктивная деталь как расковка окончания черенка на ноже из могильника у горы Березовой вполне типична для катакомбной металлообработки, однако четкая ромбическая форма навершия является стереотипной для абашевского кузнечного дела. Кроме того, лезвие на березовском ноже не имеет утолщения-перехвата как на катакомбных изделиях, а заточено с обеих сторон до самого черенка (рис. 8, 1). Столь специфическая комбинация признаков уже отмечалась на изделиях из финально-катакомбных погребений Среднего Дона, рассматриваемых в рамках катакомбно-абашевского взаимодействия (Матвеев Ю. П., 1998, с. 8-19, рис. 4, 2, 7), а также из памятников бабинской культуры (КМК) (Братченко С. Н., 1976, рис. 13, 5).
Продолжая этот сюжет, следует обратить внимание еще на одну интересную находку, происходящую из могильника у горы Березовой. Речь идет о бронзовом крюке с раскованной втулкой, снабженной отверстием для крепления рукояти (Халяпин М. В., 2005, рис. 3, 3). В данном случае особый интерес вызывает то обстоятельство, что подобного рода изделия в интересующий нас период надежно увязываются с позднекатакомбной металлургией костромского этапа (Кияшко А. В., 2002, с. 28, рис. 22, 11), хотя крюки слабо эволюционируют по сравнению с привольненским периодом развития кавказской металлургии (рис. 8, 6). Примечательно, что металлический крюк позднекатакомбного облика был обнаружен на абашевском поселении Тюбяк в Башкирском Приуралье (Горбунов В. С., 1992, рис. 16; Обыденнов М. Ф. и др., 2001, рис. 49, 8).
Для синхронизации и выяснения механизмов абашевскокатакомбного взаимодействия в степном Приуралье исключительное значение имеет группировка предметов из жертвенной ямы (бофра), впущенной в древнеямный курган 6 II Герасимовского могильника (Порохова О. И., 1992, рис. 4). Здесь абашевские шило и нож с едва выделенным перекрестием и ромбической пяткой черенка, изготовленные из мышьяковистой бронзы группы ТК, зафиксированы в комплексе с глиняным сосудом, типичным для позднекатакомбной культурной группы Приуралья (рис. 10, 5-7).
Вообще, нужно заметить, что вопросы синхронизации абашевской культуры с позднекатакомбными культурными образованиями уже ставился неоднократно, приводились аргументы и в пользу наличия контактов между ними (Горбунов В. С., 1992а, с. 120-126, рис. 16; Кузьмина О. В., 2001, с. 157-159). Приводившиеся в работах исследователей свидетельства абашевско-катакомбных взаимодействий скорее объясняют природу самобытности абашевских памятников Приуралья на стадии становления, за счет заимствования катакомбных и северокавказских традиций. Пока по достоинству не оценены новации, появившиеся с выходом абашевской культуры в Приуралье. В погребальной обрядности это проявилось в появлении монументальных каменных подкурганных и внутримогильных конструкций, склеповом характере усыпальниц, широком распространении вытянутого на спине положения костяков, вторичных захоронений. В металлургии и металлообработке можно отметить использование мышьяковых лигатур, употребление втульчатых насадов на копьях, долотах, крюках, морфологические характеристики ножей, топоров и других орудий. Заимствования практически не коснулись гарнитура украшений. Но в керамике начинают преобладать сосуды с ребристым профилем, появляются кубки, изменяется стилистика орнаментации, в которой большую роль играют рельефные орнаменты, в том числе налепные шишечки и валики.
Рассматриваемые памятники демонстрируют наиболее высокую степень сходства с рядом абашевских некрополей в лесостепном Приуралье, такими как Тугаевский, Русско-Тангировский (Горбунов В. С., 1986), III Красногорский, Береговский (Пряхин А. Д., Горбунов В. С., 1979, с. 73-95), II Ахмеровский (Васюткин С. М. и др., 1985, с. 75-77), Набережный (Горбунов В. С. и др., 1989, с. 17-23). Особенно рельефно это проявляется в системе погребальной обрядности, гончарных традициях, металлообработке, ювелирном деле. О. В. Кузьмина на основе всестороннего анализа абашевских древностей Поволжья и Приуралья убедительно показала динамику этого культурного явления. Указанные памятники, она относит к числу самых поздних, синхронных Турбинскому могильнику, и имеющих заметные отличия от абашевских памятников классического этапа в Приуралье. Этим же временем, по мнению автора, датируются клады абашевской культуры, в том числе происходящие с территории Южного Урала: Верхне-Кизильский, Москательникова, у Долгой горы (Кузьмина О. В., 1999, с. 190-197; 2000, с. 74, 75, 99, 100). Вероятно, синхронным абашевским памятникам Оренбуржья является и Юмаковский могильник в Южной Башкирии (Горбунов В. С., Иванов В. А., 1992, с. 218-219, рис. 6).
Исчерпывающая характеристика абашевских памятников Приуралья уже содержится в работах исследователей (Горбунов В. С., 1986; 1992; Кузьмина О. В., 1999; 2000). Несомненно, абашевские могильники и поселения в степном Приуралье неразрывно связаны с памятниками, локализующимися в лесостепных районах Башкирии, и представляют одно культурное образование. Значимость новых данных состоит в том, что теперь уверенно можно говорить о расширении ареала абашевской культуры Приуралья на позднем этапе в южном направлении в степные районы, вплоть до р. Урал. Здесь наиболее отчетливо фиксируются контакты с позднекатакомбной культурной группой.
Рис. 4. Абашевская культура.
Материалы могильника у Никифоровского лесничества: I – план и профиль раскопа: 1 – темно-серый песок, 2 – светло-серый песок, 3 – желтый песок; II – план погребения 7; 1-4 – инвентарь из погребения 7; III – план погребения 2; 5-18 – инвентарь из погребения 2; IV – план погребения 9; 19 – сосуд из погребения 9. 1-11, 14-18 – бронза, 12, 13, 19 – керамика.
Рис. 5. Абашевская культура.
Инвентарь из могильника у Никифоровского лесничества: 1-9 – керамика, 1013, 15-34 – бронза, 14 – серебро.
Рис. 6. Абашевская культура.
Инвентарь из могильника Ибрагимово III: 1, 4-7, 9-11 – курган 1; 3, 8 – курган 2, погребение 2; 12-15 – курган 2, погребение 1; 18, 19 – курган 3, погребение 2; 2, 16, 17 – курган 4. 1, 2 – камень, 3 – золото, 4-11 – бронза, серебро, 12-19 – керамика.
Рис. 7. Абашевская культура.
Материалы могильника Белозерка I: I – план кургана 2; II – план погребения из кургана 9; III – план каменного ящика 1 из кургана 4; IV – план каменного ящика 2 из кургана 4; 1-15 – инвентарь из могильника: 1-5 – керамика, 6-15 – бронза.
Рис. 8. Абашевская культура.
Инвентарь из могильника у горы Березовой: 1, 6 – бронза, 2 – кость, 3-5, 7-33 – керамика.
Рис. 9. Абашевская культура.
Керамика из поселений: 1-10 – Родниковое; 11-17 – Карьяпово; 18-23 – Буланово II; 24-34 – Ивановка I.
ГЛАВА III
ПОЗДНЕКАТАКОМБНАЯ КУЛЬТУРНАЯ ГРУППА
Памятники СБВ в степном Приуралье, связанные своим происхождением с миром степных скотоводов, из-за своей малочисленности до сих пор воспринимаются как некая недифференцированная совокупность. К настоящему моменту можно констатировать два основных подхода к их интерпретации.
В силу устойчивой историографической традиции, удивительно жизнеспособной остается концепция полтавкинской культурноисторической общности, в русле которой памятники СБВ в регионе рассматриваются в рамках приуральской полтавкинской культуры. В целом, историография полтавкинской проблемы получила подробное освещение в ряде работ (Мельник В. И., 1990, с. 103-107; Кузнецов П. Ф., 1991, с. 3-5). Поэтому сосредоточимся лишь на вопросах культурной атрибутики памятников СБВ в Приуралье.
