Константин Ушинский - Воспитать ребенка как?
Заметим только, что подражание может быть внешнее и внутреннее. Если дитя подражает таким действиям взрослого человека, которые выходят из чувств, стремлений и наклонностей, доступных только взрослым, то это не более как внешнее обезьянничество. Но если самое действиевзрослого уже доступно дитяти, тогда подражание делается внутренним и может вызвать и развить самую наклонность как хорошую, так и дурную. Вот почему пример детей более действует на дитя, чем пример взрослых. У дитяти все душевные ассоциации так еще отрывочны и потому шатки, что малейшая прибавка к той или другой может дать ей перевес: испорченный, но сильный по характеру мальчик, поступив в класс, особенно если он постарше своих товарищей, может подействовать на них необыкновенно быстро и сильно. Но и испорченное дитя, вступив в такое заведение, где уже старшие классы хорошо выдержаны, необыкновенно быстро исправляется. В семействе также очень важно, как направлен старший сын или старшая дочь; но, к сожалению, они-то, большей частью, бывают избалованы.
Книжные примеры, без сомнения, действуют далеко не так сильно, как жизненные, однако же действуют; особенно если у мальчиков образовалась привычка много жить воображением. Но, чтобы рассказ о какой-нибудь личности вызвал у дитяти стремление подражать, для этого необходимо живое описание, и именно в действии: маленькие же герои, обыкновенно отличающиеся в азбуках и книгах для детского чтения, без сомнения, не оказывают никакого действия.
И писатели детских книг, и воспитатели, желая вызвать в детях подражание какому-нибудь хорошему примеру, забывают, что в ребенке еще нет возможности образоваться той наклонности, проявления которой они ему показывают. Довольно уж и того, если описание заинтересует дитя, вызовет в нем удивление или благоговение: из этих чувств может со временем развиться и желание подражать. То, чему мы привыкли в детстве удивляться и сочувствовать, оставляет в нем глубокие следы, и не для одного человека любимый герой детства сделался потом невидимым и иногда несознаваемым руководителем жизни.
Но, пользуясь подражательностью ребенка, воспитатель должен употреблять все усилия, чтобы вызвать его к самостоятельной деятельности сначала в играх, а потом и в занятиях, потому что подражание легко может перейти в умственную лень. Всякое самостоятельное произведение дитяти, как бы оно слабо ни было, должно непременно вызвать одобрение воспитателя с указанием на какой-нибудь недостаток, который возможно исправить ребенку. Ничто так не убивает детской самодеятельности, как насмешки, которыми осыпаются их маленькие труды; а это чаще случается при поправке детских сочинений, чем можно было бы ожидать.
Подражание легко переходит в самостоятельную деятельность, и этим способом передается и увеличивается запас человеческих сведений и приспособлений к условиям жизни. Но есть характеры, которые всю жизнь свою только обезьянничают, находя в подражании легкое удовлетворение душевного стремления к деятельности. Чем же сильнее душа, тем скорее надоедает ей деятельность рутинная, привычная и деятельность подражательная, тем ранее и яснее выказывается в ней стремление к оригинальности, т. е. к такому душевному труду, который вполне принадлежал бы душе и удовлетворял ее сильной потребности деятельности.
В склонности души к привычке и подражанию воспитание находит сильнейшее средство для воздействия на воспитанника: вся сила примера основывается на них. Но близоруко то воспитание, которое ограничивается только этими средствами, не содействуя, а, может быть, даже и мешая образованию самостоятельной деятельности, хотя бы, например, тем, что поглощает все время дитяти на действия подражательные или привычные, не оставляя ему ни времени, ни сферы для самостоятельной жизни.
Глава 15
Горбатого исправит могила, а упрямого дубина
Помню, в каком все мы были шоке, когда мой восьмимесячный сын, ходивший только в ходунках, набрел на трехлитровую банку с огурцами и возмечтал ее поднять. Он извивался, как уж, пыхтел, руки соскальзывали, сил не хватало, мы думали – надоест, оставит ее в покое и пойдет изучать что-то другое. Как же! Размечтались! Пока он победно не отодрал эту банищу от земли и не приподнял, он от нее не отстал. Упорство победило.
Упорство – это вещь святая. Его принято считать качеством положительным. Упорных ставят в пример тем, кто бросает занятие едва что-то не получается.
Упрямство же – традиционно негативная черта. Но и не всякое упрямство порок. Нередко упрямство – это просто способ очертить зону своей самостоятельности, своего комфорта, свой мир, куда мы не пустим больше никого и заставим всех делать так, как мы желаем. Да, дети с такими задатками – небольшая радость для родителей, с ними очень трудно, их считают обычно нетолько упрямыми, но и вредными, зато все они индивидуальности. С настойчивым характером и стремлением достичь цели любой ценой, даже если потом окажется, что эта цель вовсе им не нужна, – за время достижения цель могла измениться, но бросить движение на полпути – это себя не уважать.
Самому упрямцу упрямство неудобств не доставляет, напротив – он чувствует себя центром мироздания, вокруг него суетятся, высылают парламентеров, ведут безуспешные переговоры, так что самооценка упрямца высока, и чем больше он упорен в своем упрямстве, тем лучше он о себе думает. Зато окружающие пребывают в полном дискомфорте. Они теряются, что делать. Сдать позиции совестно – это же ребенок, принять условия – себе дороже, потом эта сдача будет расценена как прецедент. Так что у окружающих есть только один путь: сдаваться, но очень медленно и показывая, что упрямцу делается огромная уступка, только чтобы он не чувствовал себя несчастным. Со временем вырабатывается даже сценарий, как каждой стороне себя держать. Если окружающие сценарий ломают – упрямец проявляет гнев. Мы так не договаривались! Обычно же упрямец готов вынести любые лишения и любые наказания, но цели он достигнет. Цель очень часто вообще не важна – важна победа над другими.
Знаю об этом очень хорошо, потому что моим родителям пришлось со мной очень нелегко. Не то что приказов, я не исполняла даже просьб. И если было очень нужно, чтобы я что-то сделала, имелся только один путь: мне запрещали это делать вкатегоричной форме. Тут же все выполнялось: не закрывай окно (тут же шторы задернуты), не гаси свет (тут же свет погашен), не ложись спать (тут же идем в постель) и прочее, прочее, прочее.
Им повезло, к тому времени, как они придумали такие запреты, и к тому времени, когда я прочухала, что меня так обманывают, я выросла. И негативизм – высшая форма упрямства – прошел с возрастом. Против него, как известно, лечения нет, а лекарства помогают только на время. Недаром Чуковский отправил своего упрямого героя Фому прямо в пасть к аллигатору.
Но упрямство – это сигнал, что вы что-то делаете неправильно, – слишком опекаете, слишком контролируете, слишком навязываете свою волю и решаете за ребенка, то есть слишком воспитываете. Отцепитесь вы от него! Оставьте в покое! В большинстве случаев, предоставленный себе, неподконтрольный, он перестанет упрямиться. Какой смысл противодействовать, если противодействовать нечему?
О детском упрямстве
Упрямство, как и стремление лакомиться, не врождено человеку, но есть уже следствие опытов жизни. Как лакомство возникает из врожденного нормального стремления к пище, из опытов удовлетворения этого стремления, но может потом существовать уже и отдельно, независимо от пищевого стремления, точно так же и упрямство возникает из опытов удовлетворения врожденного стремления к вольной деятельности; но потом может существовать и отдельно, как желание лакомиться тем наслаждением, какое доставляет человеку всякое опрокинутое им стеснение. Таков характер упрямства в его чистоте, в его отдельности от самолюбия, тщеславия, злорадства и других душевных состояний и страстей, часто с ним соединяющихся. Упрямый не хочет того, на чем он настаивает, а хочет того удовольствия, которое он получит от того, что настоял на своем, или избегает того неудовольствия, которое испытал бы, если бы ему не удалось настоять на своем. Вот почему упрямый ясно ищет случаев поупрямиться, а не избегает их.
Упрямство – такое резкое явление в детской жизни и так надоедает воспитателям, что, конечно, ни один педагог не упускает случая, чтобы не поговорить о нем и не прописать каких-нибудь средств против такой детской душевной болезни.
Всего вернее, конечно, смотрит на упрямство и на средство предупреждать его образование, а если оно уже образовалось, то на средство ослаблять его, Бенеке, но и он, не признав врожденности стремления к свободе, тем самым лишил себя возможности уяснить настоящую природу упрямства. Упрямство, как мы уже видели, есть не более как извращенное стремление к свободе. Бенеке справедливо замечает, что с первого раза трудно отличить, от чего происходят настойчивые требования дитяти: от того ли, что ему действительно хочется того или другого, или только оттого, что ему не дают того, что он хочет: в первом случае это страсть с положительным содержанием; во втором – одно упрямство.