Рудольф Гусев - Такова торпедная жизнь
— А вы нам в ТЗ пишете об этом?
— Пишем, да вы не принимаете! Вот по новой торпеде ДСТ на однокомпонентном топливе удалось записать….
— Да вы все от этой торпеды и откажетесь. Уже ворчите, что топливо ядовито, следность обнаружил и… Вслед за УМГТ–1, УСЭТ–80 торпеда ДСТ является торпедой третьего поколения. Вот на ней бы сейчас сосредоточить внимание, ускорить испытания.
— Ну и ускоряйте. Кто вам мешает?
— Главк видит, что Вы в ней не очень заинтересованы, и тоже тормозит производство опытных образцов. Все в мире взаимосвязано, особенно, когда вопрос касается денег. Так что на третье поколение лодок тоже скорее всего пойдет эта перекисная «толстушка».
— Ладно, Радий, подведем итоги. Сейчас стрелять нельзя. Я немного погорячился, вернее не я, а Бутов. Считал, что главное — человеческий фактор. Теперь так не считаю. Приемка приостановлена. Комиссия продолжит работу на полигоне. Работу возглавит мой будущий заместитель, — Грант посмотрел на меня, и мне стало ясно, что это решение окончательное. Я посмотрел на Портнова, Вязникова. «С их подачи», — пронеслось у меня в голове. «Есть!»
— Проанализировать вновь все результаты стрельб. И не с точки зрения, приемный или неприемный выстрел, а жестко — торпеда работоспособна или нет. Изготовитель и разработчик о чем-то договаривались, военпреды проспали. Наведешь порядок. Срок — два месяца. Я прошу выделить ему лучших специалистов.
— Не волнуйся, — обратился ко мне Исаков, — главная твоя задача — стоять над схваткой и последовательно устранять замечания, высказанные со стороны завода и с нашей. Железной рукой. От меня поедет Портнов.
— Я не могу. Там высокогорье. Сердце побаливает. Я прошу вас отпустить меня завтра. Я хочу в Ленинград.
— Скорее всего мы завтра все разъедемся.
— Вопрос с отъездом нужно согласовать с Емелиным, — Грант прервал Портнова, — он должен сейчас подойти.
Емелин оказался легким на помине. Стук в дверь — и он вошел в номер. Поздоровался. Поставил на стол бутылку коньяка. Осмотрел компанию.
— Не рассчитывал застать столько специалистов. Ну, для знакомства хватит. Хочу вас сразу огорчить. Флот на ближайшее время стрельбы толстой торпедой не может обеспечить. Не раньше, чем через пару месяцев… Приехали вы очень неожиданно. Бутову нужно было предварительно созвониться со мной, определить сроки. Вы нагрянули как снег на голову. Мы вас еле разместили.
Весть о переносе стрельб никого не огорчила. Скорее наоборот. От комиссии требовался всего-навсего доклад с согласием на предложение флота о переносе работ по торпедам на два месяца. Поговорили о флотских хлопотах, погоде, выпили коньяк.
На следующий день комиссия собралась для написания короткого доклада, оформления командировочных предписаний. К обеду работу закончили. Акопов вдруг обратился ко всем:
— Послушайте, а где Исаков, где Портнов? Утром вместе выходили из гостиницы.
И словно ответом на вопрос, дверь медленно открылась, вошел бледный Радий Васильевич, ни к кому не обращаясь, он тихо сказал:
— Глеб Иванович скончался. Сердце не выдержало… Воцарилась мертвая тишина. Затем ее разорвали отчаянные вопросы: «Как? Где? Когда?»
— В автобусе. Я провожал его на самолет. Не хотели просить у Емелина машину. На флоте, как всегда, с ними проблема. Он плохо себя почувствовал и попросил отпустить его в Ленинград. Я решил проводить. Но до аэропорта не довез. В автобусе давка, мы стояли на задней площадке. Он и умер, сжатый со всех сторон. Сейчас тело в морге. Я заказал цинковый гроб. Завтра отправим его самолетом. Я прошу вас, Борис Ильич, — обратился он к Лаврищеву, — заняться этим вопросом.
На следующий день комиссия в полном составе прощалась с Глебом Ивановичем. Речей не было. Но внутренние монологи были. Вот Тютин с Лаврищевым, смахивая слезы, обещают заставить эту торпеду «ходить». Петр Колядин подошел ко мне: «Не волнуйся, Герман, мы все, вся военная приемка поможем тебе на полигоне. Я лично приеду». Я кивнул ему с благодарностью и корил себя: «Зря я вчера упирался как бык в забор. Нужно было помягче говорить с Глебом». В стороне Радий Васильвич говорил Акопову: «Слушай. Грант, ты знаешь, на флоте я бываю редко. Чаще на полигонах, в Феодосии, в Пржевальске. Здесь как на фронте. Внутреннее напряжение даже в отсутствие практических стрельб. И даже вот настоящие потери. Глеб переживал за торпеду. А ты мне вчера говорил о Главных конструкторах, что неправильно назначаю, еще что-то о патриотизме. Все-таки крупных ошибок в назначении я не допускаю, вероятно, раз они так радеют за дело?» Грант промолчал.
Вечером Акопов последний раз собрал комиссию и повторил:
— Работа только начинается. На полигоне. Возглавит работу мой личный представитель — капитан 1-го ранга Лебедев Герман Александрович. Таких полномочий, какие будут у него, я никому никогда не давал. Будет подписан специальный приказ Бутова по составу комиссии. Заместителями Лебедева, я думаю, будут Котькин Павел Николаевич и Колядин Петр Кузьмич. Они и сидели все время рядом. Работу на полигоне начать через трое суток…
Тогда двух месяцев хватило. В августе на Северном флоте было испытано пять доработанных торпед 65–76 с больших глубин на полную дальность. Все они прошли без замечаний. На стрельбы приехал Исаков. Крутой поворот к флоту им был сделан.
Через год мы встретились на очередном аврале. На том, который предсказал Акопов. Ввод данных стрельбы на головной подводной лодке третьего поколения в универсальные торпеды УСЭТ–80 с требуемой надежностью не обеспечивался, что вскрылось на заводских испытаниях. Цифровой автомат торпеды не разбирал, что в него «сыпали» перед выстрелом. Как тогда шутил Юра Митяков, представитель Минно-торпедного института, специалист по системам предстартовой подготовки подводного оружия: «Мы ей про Манчестер, а она нам про Ливерпуль». Но было не до шуток, положение стало критическим. Оркестры заучивали бравурные марши, спичрайтеры оттачивали непреклонные фразы в речь угасающему вождю, на тужурках и пиджаках подыскивались свободные места для наград. Исакову дали месяц сроку. Либо — либо. Оказалось, что за месяц можно сделать то, над чем бесплодно суетились годы. Дамоклов меч не обрушился.
Ввод данных стал единым для ракетчиков и торпедистов. Но на сей раз с сердцем было плохо у Радия Васильевича. Его ближнее окружение — настоящие асы, сделали, казалось, невозможное. И это что-то перевернуло в Исакове. А впереди были лодки третьего поколения с торпедными аппаратами калибра 65 см. Тогда-то Исаков лично занялся контролем за ходом разработки торпеды ДСТ на замену перекисно-водородной «толстушки». Главным конструктором торпеды ДСТ он назначил Леонида Михайловича Жукова, молодого, но опытного двигателиста. Основной проблемой было изготовление материальной части, основным препятствием — Главк. Но мы забежали вперед…
С моим переводом в Москву заместителем к Акопову в 1981 году встречи с Радием Васильевичем стали почти регулярными. Его частенько приглашали в Главк то на согласование тематического плана института, то на согласование с УПВ рассмотрения хода работ по какой-либо теме. Иногда он наведывался к нам с просьбой о переносе сроков выполнения НИР или ОКР. Обычно он приезжал утренней «Красной стрелой» и частенько выглядел уставшим и невыспавшимся. Это означало, что ночь напролет в поезде состоялось состязание двух «акынов» — Радия Васильевича и главного технолога НПО Александра Алексеевича Зыкова на темы Александра Сергеевича Пушкина или Сергея Есенина. Они брали купе СВ и не могли просидеть молча больше одной минуты. Если один начинал чтение наизусть «Евгения Онегина», второй внимательно отслеживал правильность изложения и, заметив меленькую неточность, всеми подручными средствами закрывал рот говорящему, чтобы уже самому продолжить чтение. Теперь проигравший начинал внимательно контролировать лидера — и так до утра. Они оба любили Пушкина, и у них у обоих была феноменальная память. Исаков знал по имени-отчеству почти всех сотрудников института, их семейное положение и тайны.
Посещение Главка, как правило, не поднимало у Исакова настроения, как, впрочем, и визиты комиссий Главка в НПО. Он мне говорил такие вещи, которые приводили меня в шок: «Ты знаешь, во что нам обходятся эти визиты? Гостиница, холодильник, белые рубашки, театры, обратные билеты. Впрочем, это стало системой почти у всех. Вот почему я добиваюсь „академика“. Я бы тогда дал этому отпор». Я согласно кивал головой, хотя не думал, что Главку академик будет не по зубам. Корпорация бюрократов казалась всесильной…
НПО «Уран» и его директор набирали очки. В 1981 году за разработку торпеды — боевой части противолодочных ракет Исакову присудили Ленинскую премию. В июне 1982 года Президиум Верховного Совета СССР за большие заслуги в создании новой техники наградил НПО «Уран» орденом Октябрьской революции. Успехи были.
