Юрий Апухтин - Последний рывок советских танкостроителей
Борисюка назначили начальником КБ, его повысили в должности до генерального конструктора, что никак не удавалось Шомину, и присвоили очередное звание генерал-лейтенанта. На первом этапе наши отношения были несколько натянутыми, но работа проходила без особых эксцессов, единственно, что он болезненно воспринимал – это мое вмешательство в финансовые дела КБ как председателя СТК, но роль этого органа вскоре существенно упала.
Тем не менее Борисюк попытался на очередном собрании по переизбранию председателя СТК через своих доверенных лиц сместить меня и поставить своего ставленника. Это была наивная идея от незнания реальной обстановки в КБ, после того, что я сделал для коллектива, у меня была массовая поддержка и эта затея с треском провалилась.
Через несколько месяцев после назначения Борисюка началась эпопея по освобождению от занимаемой должности директора завода Пивоварова. Ему не могли простить сопротивление бездумно проводимой конверсии на заводе и частичное его перепрофилирование на всякие поделки. К тому же его ненавидело руководство ЦК КПУ за то, что он как депутат Верховного Совета Украины в 1989г резко выступал против принятия закона о государственном языке Украины, по которому вводились дискриминационные меры к русскому языку.
Партийное руководство настояло о его освобождении, Министерство с этим согласилось и Захаров предложил на эту должность заводского чиновника среднего звена Левченко. По закону директора должны были избирать на общем собрании, на котором весь коллектив завода пытался отстоять Пивоварова, но Захаров был непреклонен и своего добился.
Назначение Левченко имело далеко идущие негативные последствия, он оказался абсолютно не подготовлен к такой высокой должности и к тому же не совсем чист на руку, при нем гигантский завод начал просто разваливаться. Началась длительная борьба с ним, сотрудники завода поддержали СТК и мы привлекали все возможные силы для его смещения. Только в 1994г мы добились своего, мне как депутату областного совета организовали в Киеве встречу с председателем Верховного Совета Украины Морозом, которому я доложил о катастрофическом положение завода и роли Левченко в его развале. Мороз все это воспринял и способствовал смещению никчемного руководителя.
Попытка организации работ с НИИАП
К осени 1990г всем стало понятно, что ЛНИРТИ не в состоянии сделать ТИУС, ни одна из подсистем за эти годы так и не заработала. Министерство созрело к тому, чтобы реанимировать не начавшиеся контакты с НИИАП.
Через Министерство им предложили начать работы с нами по танку, они сразу же согласились и командировали к нам свою бригаду специалистов. Мы сразу же почувствовали класс этой фирмы, им не требовалось долго объяснять, что и зачем. Посмотрев наш задел за эти годы, они также подтвердили правильность выбранного нами пути и принятую технологию работ и заверили нас, что сделать такую систему для них не составляет труда
После этого я был в НИИАП и знакомился с их разработками. Они показали свою БЦВМ Бисер-5 и разрабатываемую новую машину Бисер-7, о которых я много слышал еще с выставки 1983года.
Меня знакомили с работами различных подразделений института и везде я видел неподдельный интерес к нашим работам. Для них работа с вооружением Сухопутных войск была в новинку и они были удивлены разнородностью и сложностью решаемых системой задач в танке и насторожены тяжелыми условиями эксплуатации аппаратуры в танке – минус сорок, удары, пыль грязь и т.п.
Они предложили мне ознакомиться с разрабатываемым ими комплексом управления нашего космического челнока Буран, к тому времени совершившего свой первый и последний полет. В громадном зале в натуральную величину был смакетирован Буран, в котором была установлена вся аппаратура управления им для отработки задач электромагнитной совместимости систем корабля.
Челнок поразил меня своими размерами, я считал что он меньше. Аппаратуры было очень много, а условия ее установки намного проще, чем в танке. У нас практически каждый блок размещался в определенном ему компоновкой месте, на Буране же блоки были в основном прямоугольной формы и этажерками стояли вдоль бортов.
Еще раз увидел рабочее место экипажа и пульты управления, с которыми я знакомился в 1983г на секретной выставке ЭВМ-83, они практически не изменились.
После посещения макета мы зашли к главному конструктору систем управления Бурана по его приглашению и за чаем он рассказывал, что работы по ракетно-космической тематике сильно сокращены и после полета Бурана в верхах ничего и никого не интересует.
К своему изумлению я узнал, что им вместо Бурана предложили разрабатывать систему контроля для автомобиля КаМАЗ! До чего же страна могла опуститься, что таких высококлассных специалистов, запустивших и посадивших в автоматическом режиме челнок, хотят использовать, может и нужной работы, но не требующей таких квалифицированных специалистов. Воистину собираемся микроскопом забивать гвозди!
Без выхода директивных документов начали готовить ТЗ на систему, по их канонам форма была другая и за основу взяли ТЗ на систему ракетного комплекса Тополь. По технике наши и их бригады посещали друг друга и согласовывали все вопросы, у конструкторов НИИАП возникли проблемы с размещением аппаратуры, мы в очередной раз из-за автомата заряжания поменяли компоновку боевого отделения и большинство блоков должно было быть треугольной формы, что серьезно усложняло их конструирование.
В НИИАП оказалось очень сильное направление по гироскопии и они сами предложили нам свои услуги по разработке гироскопических узлов прицельного комплекса и системы навигации.
Началась заинтересованная с двух сторон работа, но всеобщий развал начал и здесь сказываться, директивные документы так и не вышли, а наступивший август 1991 на всем поставил точку.
Четырнадцать лет упорных поисков фирмы, способной сделать для танков ТИУС, привели нас в конце концов к лучшему в стране КБ по системам управления, которое без сомнения реализовало бы все наши идеи. Но судьба в очередной раз показала нам гримасу, страна развалилась и все наши мечты пошли прахом.
Украинская танковая программа
С приходом Борисюка работы по перспективному танку принципиально не изменились и коренного перелома не произошло. Во-первых, он до этого никогда не занимался разработкой танков, только электрооборудованием для бронетанковой техники, что далеко не одно и то же, и, во-вторых, он был представителем разрушающейся системы, которую он не мог, да и не хотел менять. Его попытки по-хорошему договориться с нашими смежниками типа ЦКБ КМЗ и ЛНИРТИ вызывали у них легкую иронию и естественно ни к чему не приводили, а смелости кардинально изменить подходы к работе у него явно не хватало.
Работы с ЛНИРТИ показывали все большую свою бесперспективность, а Коробейников во всем им потакал и покрывал все их провалы, с чем я естественно не мог согласиться, и отношения между нами дошли до серьезной конфронтации. Борисюк несколько раз пытался нас примирить и обещал принять крутые меры, но когда разобрался и понял, что Коробейников во многом просто блефует и не хочет серьезно разбираться в технике, то принял кардинальные меры, не интересуясь нашим мнением.
Вышел приказ по КБ об освобождении Коробейникова от занимаемой должности и переводе его в ведущие конструкторы в группу подготовки документов, было восстановлено мое отделение, я назначен вновь его начальником и мне подчинили исследовательские отделы.
Оглядываясь назад можно только удивляться, насколько было ошибочным решение Шомина о назначении Коробейникова, оно не только не улучшило работу, а наоборот способствовало обострению существующих проблем. Коробейников довольно неразумно повел себя, мы много лет работали вместе и хорошо знали сильные и слабые стороны друг друга. Не зная существа дела, видно под воздействием Полякова и Исаева, начал от всего отстранять меня, бездумно, не разобравшись, пошел на поводу у ЛНИРТИ и верил во всем этой импотентной фирме, к тому же во всем старался угодить руководству. Соглашательская политика никогда не дает положительного результата, для того чтобы добиться чего-то, надо быть бойцом, а он им не был.
С развалом Союза началась какая-то безысходность, Москва начала относиться к нам настороженно, а Киев много чего обещал, но практически ничего не делалось для организации работ. Да и кто мог там организовывать, если во вновь образуемые государственные структуры набирали людей по главному критерию – знанию украинского языка и ничего не смыслящих в разработке военной техники.
Поездки в Министерство промышленности показывали, насколько эти люди далеки от понимания как и для чего создается военная техника и вполне серьезно собирались производить всю военную технику, которая была в Украине до развала Союза. У них даже и мыслей не возникало, что это стоит громадных финансовых затрат и невозможно без сложившейся взаимной кооперации.
