Юрий Караш - ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ
Однако в мае 1962 г. до Уэбба дошли слухи, что астронавты стали заходить слишком далеко. Так, некоторые из торговцев недвижимостью в Хьюстоне подарили им целые дома-коттеджи. Все бы ничего, но кое-кто из «звездоплавателей» собирались не жить в них, а продать, оставив себе вырученные деньги. Уэбб предвидел колоссальный урон «рыцарскому» имиджу агентства, который мог быть ему нанесен подобным «лавочничеством» астронавтов. Необходимо было срочно вмешаться в ситуацию, призвать «звездоплавателей» к порядку, а заодно напомнить, кто в НАСА «хозяин». Необходимость безотлагательных действий усиливалась и еще одним обстоятельством. Некоторые СМИ попытались увязать щедроты, обрушившиеся на астронавтов со стороны частных лиц, с Белым домом (мол, не прослеживается ли тут «рука Кеннеди», подталкивающая бизнесменов к благотворительности по отношению к «звездным» любимцам президента). Когда Кеннеди узнал о подобных предположениях, он позвонил Уэббу и спросил, мол, каким образом Белый дом стал одним из «героев» такого рода сплетен? Уэбб ответил, что и сам не знает. Однако дал президенту следующую рекомендацию: «Скажу вам, как покончить с этим. Скажите СМИ, что, администратор НАСА разбирается с этим вопросом»[293]. Уэбб вызвал всех семерых астронавтов и их руководителя Роберта Гилрута из Хьюстона в Вашингтон для беседы. О ее подробностях не сообщалось, но вскоре стало известно — «звездоплаватели» отказались от подаренных им домов[294].
Впрочем, на этом проблемы с первыми астронавтами Америки не прекратились. После того, как полет Гордона Купера в мае 1963 г. завершил программу «Меркурий» (кстати, Купер заодно стал последним американским «звездоплавателем», летавшим в космос в одиночку), астронавты стали добиваться осуществления еще одного полета по этой программе. Это нужно было, чтобы заполнить, по их мнению, слишком большой промежуток между окончанием «Меркурия» и началом «Джемини» — программы полетов двухместных космических кораблей (первый «Джемини» отправился на орбиту с экипажем лишь в марте 1965 г.). Уэбб попытался образумить излишне горячих сторонников «Меркурия», подчеркивая, что сейчас все силы следует сосредоточить на переходе к «Джемини». Слова администратора НАСА не возымели нужного эффекта, и «звездоплаватели» заявили, что обратятся с соответствующей просьбой к президенту. Уэбб не стал препятствовать этому порыву. Вскоре ему позвонил Кеннеди. «Вы ведь знаете, кто должен принять такое решение, не так ли?» — спросил глава Белого дома. «Похоже, что — да», — ответил Уэбб. «Вы должны его принять», — на всякий случай уточнил президент. После этого разговора Уэбб отправил в Хьюстон своего представителя, чтобы тот официально объявил астронавтам — программа «Меркурий» закончилась. Впереди — «Джемини»[295].
К СЛОВУЧитатель наверняка задаст вопрос: а как советские космонавты? Ощущали они себя такими же «пупами Земли», имевшими право на всеобщее почитание, восхищение и потакание желаниям и капризам, как их американские коллеги? Скорее «да», чем «нет». Вот один характерный пример. В январе 1970 г. умер космонавт Павел Беляев, совершивший в марте 1965 г. на корабле «Восход-2» полет с Алексеем Леоновым, в ходе которого Леонов впервые в мире вышел в открытый космос. Космонавты стали настаивать, чтобы Беляева похоронили на Красной площади у кремлевской стены, как одного из руководителей государства или человека, имеющего исключительные заслуги перед СССР. Генерал Каманин вспоминал:
«Особенно покоробило всех заявление [космонавта] Шаталова о том, что Беляеву при жизни народ поставил памятник, а мы собираемся похоронить его «где-то на Новодевичьем кладбище». Никто из присутствовавших не поддержал космонавтов, а мне было страшно неудобно за них.
Космонавты слишком переоценивают значение своих подвигов и принимают за чистую монету все, что пишется, говорится и показывается по поводу каждого пилотируемого космического полета в наших средствах массовой информации (выделено мною. — Ю. К.). Все это делается с целью ознакомления нашего народа и народов зарубежных стран с достижениями в космосе советской науки и техники, но делается, по установившейся традиции, в основном так, что все эти достижения представляются заслугой одних лишь космонавтов. Такая традиция очень вредна, но, к сожалению, круг людей, связанных с космонавтикой (а их тысячи), крайне ограничен для показа широкой общественности.
Помимо подготовки космонавтов к полетам я и мои помощники много занимались их воспитанием, но надо признать, что наши успехи в этом деле весьма скромные. Бремя большой славы и далеко не всегда педагогически выверенное отношение к героям космоса со стороны министров, секретарей ЦК и обкомов и других высокопоставленных лиц калечат характеры космонавтов гораздо быстрее, чем мы можем их воспитать. (выделено мною. — Ю. К.) На Новодевичьем кладбище похоронены сотни героев войны, многие генералы, адмиралы и маршалы. Там покоится прах многих дважды Героев Советского Союза, трижды Героев Социалистического Труда. Выдающиеся писатели, художники, ученые и крупные государственные деятели удостоены чести покоиться на этом кладбище. А для наших космонавтов это не высокая честь, а всего лишь „где-то на Новодевичьем…"»[296]
Если одна сторона медали — «звездная болезнь» — была одинакова у первых «космоплавателей», как американских, так и советских, то другая — свобода и независимость в вопросах, связанных с их профессиональной деятельностью — совершенно разной. Возможно, генерал Каманин был прав, когда говорил о чересчур завышенной самооценке собственных достижений, свойственной космонавтам. Но тот же Каманин, по свидетельству Голованова
«…держал их в кулаке строжайшей дисциплины, беспрекословного послушания и той унижающей всякого, тем более молодого и незаурядного, человека обезлички, которую он упорно насаждал в отряде первых космонавтов. Ему льстило, что эти всемирно известные люди слушаются его, как новобранцы ефрейтора. Еще легче было управлять теми, кто только готовился к полету. Ведь в первую очередь именно от Каманина зависело, кто полетит, с кем, когда и по какой программе[297]. Будущие космонавты часто вообще этого не знали или знали в общих чертах, понаслышке. Все это создавало атмосферу неопределенности, зыбкости, неуверенности в завтрашнем дне…»[298]
Сравним эти строки с другими, принадлежащими Тому Вулфу — автору документальной повести «Нужная вещь» о первых американских астронавтах. В одном из эпизодов он описывает ситуацию, когда вице-президент Джонсон хотел поговорить перед телекамерами с супругой Джона Гленна, который в это время уже находился в корабле в ожидании старта. Это был первый орбитальный полет США, состоявшийся в 1962 г.
«Джонсон, как и многие другие, кто исполнял до него обязанности вице-президента, уже начал страдать от недостатка популярности. Он решил войти в дом Гленнов и утешить Энни в ее испытании — этом изматывающем давлении пятичасового ожидания и расстраивающей отмены полета. А чтобы сделать это визит сочувствия более запоминающимся, Джонсон решил прихватить с собою людей из Эн-Би-Си, Си-Би-Эс и Эй-Би-Си — пусть они по трем своим каналам донесут эту трогательную сцену до миллионов людей… Джонсон и не догадывался, что единственное испытание, через которое проходила Энни Гленн, — это пугающая перспектива выйти из дома и секунд шестьдесят заикаться над несколькими фразами (у супруги Гленна был дефект речи, от которого она с годами смогла избавиться. — Ю. К.). А теперь… различные чиновники ж сотрудники секретных служб звонили по телефону и колотили в ее дверь, чтобы сообщить: вице-президент уже в Арлингтоне (пригород Вашингтона. — Ю. К.), в служебном лимузине. Он хочет войти в ее дом и минут десять изливать на нее свою ужасную техасскую душу перед национальным телевидением. Для нее это было самым страшным во всей американской космической программе, за исключением того, что под Джоном взорвется ракета… Наконец… [помощники Джонсона]… поняли: им с нею не справиться. Они обратились к людям из НАСА, чтобы те заставили ее сыграть свою роль… Время поджимало, и делегация направилась в ангар С, чтобы встретиться с самим астронавтом.
И вот перед ними Джон, который еще не снял сетку от компенсирующего костюма и не отсоединил провода датчиков от грудной клетки… Джон, покрытый потом, измученный, очень уставший после пяти часов ожидания того, как сотни тонн жидкого кислорода и керосина взорвутся у него под спиной… А начальство из НАСА думает только об одном — как осчастливить Линдона Джонсона. Джон звонит Энни и говорит ей:
