Оскар Курганов - Сердца и камни
— Так вы все-таки подумайте.
— О чем, Алексей Иванович?
— Обо всем, что я вам сказал.
— Лучше будет, Алексей Иванович, если я просто обо всем этом забуду.
— Вы так полагаете? — удивился Долгин.
— Убежден, что и для меня и для вас будет лучше, если мы оба забудем об этом разговоре. Я у вас не был, вы мне ничего не говорили. Все осталось, как прежде. Алексей Иванович Долгин остался для меня тем же ученым, каким он был до часу дня такого-то числа такого-то года.
Долгин посмотрел на Лехта, уловил в его взгляде яростную решимость и понял, что с этим человеком сговориться ему не удастся. И с подчеркнутой холодностью сказал:
— Ну что ж, Иоханнес Александрович, была бы честь предложена. Но помните, вы стоите на ошибочном пути. А когда зайдете в тупик, придете ко мне. Ну, а тогда уж будет разговор другой, совсем другой, Иоханнес Александрович. Будьте здоровы, — и протянул ему свою большую жилистую руку.
После секундного колебания Лехт пожал эту руку и быстро вышел из кабинета.
В тот же день Лехт вылетел в Таллин. Там его ждали Ванас и Тоом, его новый помощник.
— Ну что? — бросился к нему Ванас.
— Теперь мы знаем нашего врага номер один.
— Кто это?
— Алексей Иванович Долгин.
— Что же он — против силикальцита? — спросил Ванас.
— Нет. По правде говоря, он за силикальцит, но, как я его понял, он хочет принимать участие в победах.
— А в поражениях?
— Не знаю. Я не счел нужным продолжать этот разговор, — сказал Лехт. — Но в одном он прав. Нам нужно серьезно заняться «пальцами» дезинтегратора.
— Разве мы ими не занимаемся? — спросил Тоом.
— По-видимому, недостаточно. У меня есть идея, — сказал Лехт, — поедем в Академию наук СССР.
— Зачем? — удивился Тоом.
— По поводу этих «пальцев».
— Вы не шутите, Иоханнес Александрович?
— Нет, я серьезно говорю. Это такое дело, что им должен заниматься какой-то крупный институт. Я узнавал — над сверхтвердыми сплавами трудится много ученых. Неужели они нам не помогут?.. Поедете со мной? — спросил Лехт у Тоома, который в последние месяцы был занят только «пальцами» дезинтегратора.
На следующий день Лехт пришел на опытный завод раньше обычного. Лаборантка сказала Лехту:
— Там вас ждет какой-то человек. Он говорит, что вы его знаете.
— Пусть войдет, — сказал Лехт.
Лаборантка вскоре вернулась с плохо одетым, небритым, как показалось Лехту, грязноватым человеком. Они взглянули друг на друга и долго молчали.
— Познакомьтесь, — сказал Лехт, обращаясь к Ванасу, — это мой капо Янес.
Ванас вскочил как ужаленный. Он уже был без костылей и палочки, которой он пользовался в последнее время, и мог, как и все, вскакивать, ходить, бегать. Так вот, теперь Ванас вскочил, подошел к Лехту, как бы желая оградить его от возможной опасности.
Янес протянул руку, но Ванас ее не пожал. Не поздоровался с ним и Лехт.
— Вы все еще помните старое? — спросил Янес.
— Вы полагаете, что это можно забыть? — сказал Лехт. — Откуда вы?
— Вы, может быть, слышали, — сказал Янес, — я был осужден, и справедливо осужден. Я был наказан, и справедливо наказан. Я искупил свою вину. Вы не представляете, в каких муках я жил эти десять лет. Поверьте мне, если бы я не чувствовал, что капо наказан, я бы не пришел к вам.
В сердце Лехта что-то дрогнуло, он смягчился и коротко сказал:
— Садитесь.
Янес сел и торопливо, боясь, что Лехт его не дослушает, начал говорить:
— Я пришел именно к вам, так как теперь хочу искупить свою вину еще и перед вами. Теперь о вас говорят всюду. Я не могу забыть, что они с вами творили в лагере. Вы, конечно, не знаете, что они хотели вас расстрелять, и если я вас посылал на тяжелую работу, то этим я только спасал вас.
— Это пустой разговор, — сказал Лехт. — Зачем вам все это надо?
— Нет, понимаете, теперь меня волнует другое, — продолжал с той же торопливостью Янес. — Если бы вы тогда погибли, не было бы вашего открытия, не было бы силикальцита. Представляете, какое преступление они совершили бы перед наукой?
— Кто — они? — спросил Лехт.
— Эти страшные люди, там, в лагере, — ответил Янес.
— Вы все еще считаете их людьми?
Янес ничего не ответил.
— Что вы еще хотите, Янес? — спросил Лехт.
— Я хочу работать у вас.
— Вот как! — удивился Лехт.
— Конечно, я бы мог найти себе дело где-нибудь в другом месте, но я подумал, что лучше всего я буду служить вам. Вы видели мой позор, вы видели мое падение, и вы никогда не унизите меня. Я знаю, что вы благородный человек.
— Что вы можете делать? — спросил Лехт.
— Там я научился строительному делу.
— Вы научились строить или формовать конструкции?
— Я умею и то и другое. Последние два года я был бригадиром на бетонном заводе.
— Где? — спросил Лехт.
— На Крайнем Севере, в лагере.
— Ну, бригадиром я не могу вас назначить, но формовщиком, пожалуй, я бы не возражал. Вы согласны?
— Конечно, большое спасибо, Иоханнес Александрович.
— Хорошо. Я порекомендую вас директору завода, — тихо сказал Лехт. — Вы что-нибудь ели?
Янес вздохнул и сказал:
— Нет, Иоханнес Александрович.
— А деньги у вас есть?
— Нет, Иоханнес Александрович.
Лехт вынул деньги, подал их Янесу и сказал, взглянув на часы:
— Через десять минут откроется наша столовая, позавтракайте и потом идите к директору. Я ему позвоню.
Янес поклонился, попытался схватить руку Лехта, но тот уже повернулся.
Ванас явно не одобрял всего того, что делал Лехт, но ничего ему об этом не сказал. В конечном счете, считал он, человек в таких случаях должен поступать по велению своего сердца. А на пути сердца никто не имеет права становиться, даже самый близкий друг.
Глава двадцать вторая
Тоома в шутку называют «младшим братом Лехта». Их внешнее сходство удивительное — та же копна черных волос, такие же лучистые глаза, тот же овал лица. Но трудно найти двух человек с такими различными характерами. Лехт — горячий, порывистый, легко возбудимый, мгновенно реагирующий на любое событие, не умеющий себя сдерживать, когда речь идет о силикальците, порой ошибающийся и быстро признающий свои ошибки. А Тоом — спокойный, уравновешенный, неторопливый, иногда раздражающе молчаливый и на первый взгляд даже вялый, не увлекающийся преждевременными успехами. Словом, две совершенно противоположные натуры. И все-таки Лехт ценил своего нового помощника и прислушивался к его точке зрения.
Они впервые встретились в то время, когда появились статьи, поддерживающие и защищающие Лехта, когда силикальцитные дома уже нельзя было назвать «выдумкой прожектера» — в них жили эстонские семьи. Как Лехт и предполагал, именно они, новоселы, стали главными судьями, беспристрастными арбитрами между ним и его недругами. А новоселы присылали Лехту самые восторженные отзывы о силикальцитных домах. Иногда они звонили ему по телефону, приглашали в гости.
Но молодой человек, позвонивший по телефону Лехту поздно вечером, начал разговор с того, что силикальцитные дома — это еще не вершина мировой архитектуры, что, поскольку новое дело еще находится в начальной стадии, он хотел бы предложить свои услуги.
— Вот как, — усмехнулся Лехт.
— Вам нужен физик? — спросил Тоом.
— Теперь нам нужен электромонтер — в лаборатории погас свет, — продолжал шутить Лехт.
Но Тоом положил трубку: по-видимому, он не склонен был поддерживать разговор.
Через две недели Тоом снова позвонил по телефону Лехту.
— Не нужен ли вам физик? — спросил он. — Или вы все еще сидите в темноте?
Лехт рассмеялся и коротко сказал:
— Физик нужен. Приезжайте.
Они встретились и сразу понравились друг другу. Тоом только попросил добыть электронный микроскоп.
— Без него, — сказал он, — я вряд ли буду вам полезен.
В тот период мысль об электронном микроскопе казалась фантастической. Это было равносильно просьбе о космическом корабле. Но Лехт любил браться за дела, которые кажутся фантастическими. Понадобились длительные хлопоты — Лехт не жалел для них ни времени, ни энергии, ни сил. Пришлось и в данном случае читать пространные лекции о силикальците, о его будущем — словом, обо всем, что Лехт говорил и до этого в различных ведомствах, с которыми соприкасался.
И вот электронный микроскоп прибыл в маленькую лабораторию опытного завода в Таллине.
Тоом сразу же прослыл придирчивым исследователем. Он делил все труды Лехта и Ванаса на «две эпохи» — до появления электронного микроскопа на опытном заводе и после его установки в лаборатории Тоома. С точки зрения молодого физика, вся «первая эпоха» была, конечно, революционной, смелой, интересной, но теоретически не обоснованной. Зато «вторая эпоха» показала всем, что с силикальцитом и его первооткрывателями шутить нельзя, — новые свойства расколотой песчинки, известковой пыли, дезинтегратора изучены и подтверждены чуть ли не самым точным методом — электронной микроскопией.
