Михаил Шателен - Русские электротехники
Все же это был первый в мире, действительно реализованный, опыт применения электрического освещения на паровозе, к освещению пути на большом протяжении при сменных паровозах.
В дальнейшем такие применения повторялись, но это было уже при совершенно других условиях — уже существовали и усовершенстованные дуговые лампы и надежные динамоэлектрические машины, которые могли заменить громоздкую бунзеновскую батарею.
Павел Николаевич не долго оставался на железной дороге. Его изобретательские стремления не могли быть удовлетворены на этой службе и он сначала завел себе на свои средства небольшую лабораторию, а затем организовал в Москве мастерскую и магазин физических приборов. В мастерской Яблочков работал сначала с инж. Глуховым, затем с В. Н. Чиколевым, трудившимся над своей идеей применения принципа дифференциального действия двух катушек для устройства дуговой лампы. В этой мастерской были построены первые лампы Чиколева, являвшиеся видоизменением регуляторов Фуко и Серрена, к которым и был применен принцип дифференциального действия двух катушек.
Коммерческие дела Яблочкова пошли неуспешно. Уже тогда сказалась та «деловая» неспособность Павла Николаевича, которая ясно выявилась впоследствии. Это была та же неприспособленность, которая вызвала банкротство его деда и которая привела почти к разорению его отца, несмотря на то, что он владел достаточно крупным поместьем. Кредиторы осаждали Яблочкова. Повидимому, у него были кое-какие недоразумения с полицией, так как у него были связи с людьми, за которыми полиция следила. Были и семейные недоразумения. Чтобы покончить со всем этим, Яблочков решил расстаться с Россией и уехать в Америку.
В. Н. Чиколев в своих воспоминаниях пишет: «Яблочков уехал за границу вследствие настоятельных и совершенно определенных причин, очень хорошо известных мне и всем его знакомым». Сам Яблочков впоследствии, по возвращении в 1893 г. в Россию, говорил, что он «бежал за границу, чтобы не попасть в долговую яму» и что «жандармы, преследовавшие его до Одессы, где он сел на пароход, чтобы ехать через Францию в США, опоздали на 24 часа» и он успел благополучно скрыться из России.
Какие были у Яблочкова затруднения с русской полицией, трудно теперь установить, но одно известно, что когда в 1880 г. он, в зените своей славы, приезжал в Петербург, его вызывали в жандармское управление (III отделение Собственной Его Величества Канцелярии) и подвергли допросу. Какие-то затруднения были и со второй его женой Марией Николаевной Яблочковой, когда она приехала в 1893 г. в Россию к умирающему мужу. Быть может, одной из причин всех этих последующих недоразумений было общение Яблочкова и Марии Николаевны в Париже с русской эмиграцией.
Ликвидировав свою мастерскую и магазин и оставив жену и детей в деревне у родных, Павел Николаевич уехал, направляясь в Америку.
Соединенные Штаты считались тогда раем для изобретателей.
В Европу непрерывно доходили слухи о том или другом изобретателе, который, начав с чистки сапог на улице или продажи газет и спичек, становился в короткое время миллионером. В середине семидесятых годов стали уже доходить слухи и об Эдисоне, изобревшем новую систему телеграфирования, изобревшем фонограф и много других чудес. К тому же в 1875 г. в Филадельфии должна была открыться всемирная выставка, на которой изобретатели всех стран могли показать свои достижения. У Яблочкова к тому времени было уже одно изобретение, сделанное во время работы в его московской мастерской, на которое он возлагал большие надежды. Это был электромагнит с обмоткой, необычной формы, долженствовавшей придать электромагниту, по мнению Яблочкова, особую силу. С этим изобретением Яблочков и отправился в Америку. Но денег на поездку в США нехватило, и ему пришлось остаться в Париже, где он в октябре 1875 г. и начал работать.
Вот что пишет Мария Николаевна Яблочкова, вторая жена Павла Николаевича, верная сотрудница и спутница его до конца жизни: «Денег было мало — едва хватило доехать до Парижа, где он и застрял. В Париже он поселился в Латинском квартале и как всякий русский интеллигент той эпохи, стал посещать русскую библиотеку, где он познакомился с эмигрантами того времени Петром Лавровичем Лавровым и с Германом Александровичем Лопатиным, с которым он очень подружился. [13] Павел Николаевич не любил много говорить. Поэтому многие из окружающих называли его «не интересным», считали, что он «не умеет говорить». А между тем, редко можно было встретить более интересного человека, когда он хотел или когда встречал собеседника, с которым хотел поговорить. В Париже он поместился в Латинском квартале в студенческом пансионе Hotel de Midi на Rue Sommerard около музея Клюни. Нужно было видеть его комнату, в которой он жил и работал. Хозяин пансиона приходил в ужас, но вместе с тем интересовался тем, что фабрикует его жилец».
Париж в 70-х годах был одним из крупнейших центров, где велась работа по нарождавшейся новой отрасли техники — электротехнике. Ею занимались и ученые и изобретатели. Успехами электротехники интересовалась и Парижская академия наук. Существовало уже несколько заводов и более или менее крупных мастерских, где изготовлялись электрические машины и другие приборы. Среди них была известная мастерская Бреге. Это была старинная фирма, переходившая от отца к сыну, владельцы которой уже в трех поколениях совмещали свою промышленную деятельность с научной работой: работали в мастерских и одновременно были членами Парижской академии наук и Бюро долгот. Основным занятием фирмы Бреге было изготовление часов, приобревших мировую известность («Недремлющий Брегет» у Пушкина). Но постепенно мастерская стала изготовлять и разные физические приборы, а затем телеграфные и другие электрические аппараты и, наконец, динамомашины. Телеграфные аппараты фирмы Бреге пользовались в свое время большой известностью и, вероятно, Яблочков слышал об этой фирме и во время военной службы и во время службы на железкой дороге и, быть может, вследствие этого он по приезде в Париж и обратился с предложением своего электромагнита именно к этой фирме.
Тогдашнего владельца фирмы Луи Бреге его электромагнит не заинтересовал, но увидев из разговоров с Яблочковым, с кем он имеет дело, Бреге предложил Павлу Николаевичу поступить на работу в свою мастерскую. Для Яблочкова тип ученого — промышленника-конструктора, какой представлял Бреге, был очень близок, и Яблочков принял предложение и поступил к Бреге на службу с вознаграждением по 400 франков в месяц. Это дало возможность Павлу Николаевичу обосноваться в Париже. Работая у Бреге, Яблочков устроит одновременно у себя в номере маленькую лабораторию, в которую, к ужасу хозяина гостиницы, провел с помощью резиновой трубки от газового рожка в коридоре газ, и в ней продолжал спою изобретательскую работу. Он начал с того, что взял французский патент на свой электромагнит. Это был первый патент, полученный Павлом Николаевичем. Выдан он был французским правительством «лейтенанту русских инженерных войск Яблочкову на электромагнит системы Репмана, доктора медицины в Москве», за № 110479 от 29 ноября 1875 г. Почему электромагнит в патенте был назван электромагнитом системы Репмана в Москве, совершенно непонятно, так как по всем имеющимся сведениям он был придуман Яблочковым. Можно только догадываться, что доктор медицины Репман помогал, быть может, денежно опытам Яблочкова над электромагнитом. Вероятно, это был один из членов семьи Репман, один из которой Альберт Христианович Репман был еще в 1901 г., во время Второго всероссийского электротехнического съезда, директором отдела прикладной физики при Политехническом музее в Москве и демонстрировал в музее членам съезда ряд электрических приборов и поставленных им опытов. Другой член этой же семьи, Бюксенмейстер, был организатором первого русского электротехнического завода в Кинешме, изготовлявшего электротехнические угли (для дуговых ламп, элементов и т. п.) для всего Поволжья и, быть может, и для всей России и поставившего даже у себя на заводе производство электрических ламп накаливания. Весьма вероятно, что кто-нибудь из Репманов сотрудничал с Яблочковым. Отличительной особенностью электромагнита Яблочкова было то, что обмотка его была образована из плоской ленты, намотанной «на ребро», т. е. так, что плоскость ленты была перпендикулярна к сердечнику. Пункты патента, на которых особенно настаивал Яблочков, были именно ленточная форма проводников обмотки и перпендикулярное расположение плоскости лент по отношению к поверхности сердечника. Интересно заметить, что в описании электромагнита говорится, что ленты для обмотки могли быть медные или свинцовые, или из других металлов. Трудно теперь догадаться, в чем видел Яблочков достоинство своей обмотки и почему наряду с медью он поставил свинец, имел ли он в виду лучшее охлаждение или что другое, но при состоянии в его времена знаний в области электромагнетизма можно думать, что у него и были какие-нибудь основания. О том, как понимались тогда имевшиеся сведения по электромагнетизму и, особенно, по магнитным свойствам материалов, можно видеть хотя бы из того, что во втором своем патенте на электромагнит (французский патент № 111535 от 17 февраля 1876 г.) Яблочков, упоминая по-прежнему о применении ленточной обмотки, говорит: «вместо мягкого железа для сердечника электромагнита можно применять чугун, который в некоторых случаях даже имеет преимущество вследствие его остаточного магнетизма». По-видимому, его электромагниты не получили применения, и в дальнейшем Яблочков к своим магнитам уже не возвращался.
