Николай Варенцов - Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое
Весь нижний этаж, где помещались службы, был покрыт коробовыми-воздуховодами, в толстых простенках находились окна с железными решетками. В нем помещались кухни, одна — так называемая господская; другая людская, с большими печами для печения хлебов.
Часть этого нижнего этажа была приспособлена для складов картофеля, лука, моркови, свеклы, яблок и других овощей, запасаемых осенью на целый год; здесь же находился амбар, где хранились драгоценности — лучшие вещи хозяев; амбар запирался двумя железными дверями, крепкими запорами, при открытии и запоре их раздавался звонок, и звон его доносился даже до второго этажа; кроме этих запоров двери запирались висячими большими замками; в окнах амбара кроме железных клеток были железные ставни с хорошими запорами. В нем стояли сундуки, наполненные мехами, бельем, платьями, переходящими из рода в род, и разными драгоценностями. Сундуки были обиты блестящей жестью и тоже с хорошими звенящими запорами. По количеству сундуков, как говаривали, можно было судить о достатках хозяев: «Каково в амбаре, таково и у хозяев в кармане».
Описываемый дом мне хорошо знаком с детства, но другие особняки, принадлежащие купцам, были приблизительно такого же типа: у которых в нижнем этаже были расположены парадные комнаты, а кухня была в пристройке, где и помещался амбар и хранилище для овощей; в некоторых особняках отсутствовал мезонин, но везде сохранялся один и тот же тип: парадные комнаты высокие, большие, а жилые — маленькие клетушки. Нужно думать, купечество приобретало эти особняки у бывших помещиков, а только их приспособляло для своего житья: в некоторых домах были в залах хоры. Купивший такой дом с хорами, видя, что из хор не приходится сделать удобное помещение, махал эй, говоря: «Пусть останутся, вот подрастет сын или дочь, придется справлять свадьбу, пригласим музыкантов — хоры и пригодятся».
Летом купечество того времени не выезжало на дачу, так как в то время еще дачных мест не было; жило все время в Москве, пользуясь большими садами при доме; в садах семья проводила почти весь день, где обедала, ужинала, пила чай на террасе беседки, расположенной в глубине сада. Сады были довольно благоустроенные, с цветниками, с аллеями из акаций и тополей или лип, с большими площадями, обсаженными яблонями и разными ягодными кустами. В праздничные дни обыкновенно выезжали всей семьей в красивые подмосковные местечки: Нескучный сад, Сокольники, Петровский парк, Петровско-Разумовское, Останкино, Кунцево, Кусково и другие, нагруженные провизией, где и проводили на чистом воздухе день.
Считалось необходимым ежегодно сходить пешком в Троице-Сергиевскую лавру, находящуюся в 60 верстах от Москвы.
Об этом путешествии вспоминаю с большим удовольствием; о нем начинали говорить в семье задолго до его начала. Составлялась компания из нескольких родственных и дружеских семей, и в назначенный день, час все собирались к Крестовской заставе, где сейчас находятся водонапорные башни8 .
К нам во двор рано утром, часа в 4 или 5, въезжал крестьянин на телеге, наполненной сеном, задняя часть телеги была окружена обручами, обитыми лыком и рогожами, образовывалась кибитка — на случай дождя. Я, как самый младший из детей, водворялся с прислугой на телегу, куда укладывали весь багаж и провизию в дорогу. Взрослые выезжали на лошадях и извозчиках к сборному пункту к Крестовской заставе.
Паломничество производилось в течение двух с лишним суток, с частыми остановками в деревнях для обеда, ужина и чаепитий. Я забыл наименование всех остановок, но некоторые у меня в памяти сохранились, как-то: Ростокино, Малые Мытищи, Большие Мытищи, где обедали и отдыхали и пили чай из воды мытищинских источников, дающих в то время в изобилии воду для всей Москвы. Потом были остановки в Братовщине, следующая за селом Пушкино, где ужинали и ночевали в избе. Женщины и дети располагались в избе на полу, уложенном пахучим сеном, а мужчины на сеновале. На другой день к вечеру приходили в Хотьков, где был монастырь с мощами родителей Сергия Преподобного, где прикладывались к мощам, служили молебен и на ночь водворялись в монастырской гостинице, а утром продолжали путь в Сергиево.
Весь путь в Лавру шел красивыми лесами, наполненными ягодами и грибами, с видами на дальние деревни и помещичьи усадьбы. Мы, богомольцы, углублялись с дороги в леса, собирали грибы, ягоды, которые и съедали на остановках с добавлением еще купленных у крестьян.
Путешествие при чудном воздухе, ярком солнце было интересное и веселое, но среди нас не раздавалось смеха и шуток — это не допускалось старшими, говорившими: «Вы идете на поклонение к великому святому, с просьбой к нему о молитвах за нас, грешных, перед Богом, а потому суетное веселье недопустимо». На остановках пили чай с густыми сливками, ели жаренные грибы в сметане, уничтожали груды пирожков, жареного мяса, птиц, взятых из Москвы, ели ягоды с молоком и все с хорошим аппетитом. Встреченные нищие обязательно наделялись милостыней, может быть, не по мере достатка, но по мере сердечного расположения.
Паломничество богомольцев к св. Сергию Преподобному было очень большое, нас обгоняли толпы народа, идущего из всех частей России, с сосредоточенными и серьезными лицами, между ними не было слышно ни шуток, ни смеха, этим показывали, что свое путешествие в Лавру считают не весельем, а трудом.
Подходя к Лавре, я заметил, что толпа богомольцев, идущих перед нами, вдруг остановилась; многие мужчины и женщины, крестясь, стали на колени и кланялись до земли; и действительно, когда мы подошли ближе, то увидали из-за леса крест с колокольни Лавры. Когда прошли еще немного, редкий лесок открыл панораму на Лавру, окруженную высокими каменными стенами с башнями и бойницами, покрытыми зубцами наподобие стен Московского Кремля. Из-за стен виднелись многочисленные главы церквей с преимущественно золотыми и других цветов куполами и крыши монастырских зданий. Лавра представляла собой живописный и красивый вид.
Перейдя мост через речку, поднялись на горку, очутились на большой замощенной площади с запахом перепревшего навоза; на этой площади, как потом оказалось, производилась торговля с возов окрестными крестьянами своими деревенскими продуктами. Пересекши площадь, подошли к большому трехэтажному зданию, где помещалась монастырская гостиница, называемая «старой», в отличие от «новой», находящейся на этой же площади.
При входе в гостиницу были встречены пожилым монахом в скуфье, в черном подряснике, перепоясанном широким кожаным ремнем, на котором висело несколько ключей. Оказалось, что этот монах был уже знаком с некоторыми из наших богомольцев, часто посещавших Лавру. Он с большим радушием и улыбкой поздравил всех с благополучным прибытием и, здороваясь с каждым, говорил: «Спаси вас Бог!»
В соседней с парадным входом комнате он снял несколько ключей с черной доски, с указанием номеров свободных комнат и пошел распределять их каждому по их выбору.
Когда мы вошли в гостиницу, нас обдал запах елея и ладана, тот же запах был и в номере, который мы заняли. Комната была обставлена старой красного дерева мебелью с жесткими сиденьями, обитыми клеенкой; кровати были деревянные, жесткие; в комнате стояло несколько столов, и один из них был большой круглый.
В переднем углу висел образ с теплящейся лампадкой, на окнах стояли цветы, полы были крашеные; все в комнате было необыкновенно чисто, как видно, за этим наблюдали с особенным вниманием. Гостиница и номер произвели на меня очень приятное впечатление, оставив такое чувство на всю жизнь. Потом, когда мне приходилось бывать в Лавре, я всегда останавливался в «старой» гостинице и всегда чувствовал там особое душевное спокойствие.
В занятой нами комнате мы привели себя и наши костюмы в порядок и немедленно направились в Лавру.
Вход в Лавру был с той же площади, в так называемые Святые ворота; ворота были глубокие, стены их расписаны картинами из жизни св. Сергия и его св. учеников, от них шел довольно широкий тротуар из диких тесаных камней к церкви Успения и Св. Троицы, где находились мощи св. Сергия Преподобного. В длину почти всего тротуара стояли, сидели, лежали калеки, слепые, убогие нищие, просящие милостыню, протягивая руки с деревянными расписными вологодскими чашками; нищих было много, но они вели себя чинно, жалобным голосом нараспев выпрашивали милостыню ради Иисуса Христа.
Перед мощами св. Сергия Преподобного с самого раннего утра и до закрытия храма почти непрерывно совершались молебны; в это же время прикладывались к его мощам богомольцы, отрывая вату из мешочка, висевшего у мощей, и унося ее с собой как целебное средство против разных недомоганий.
Перед ракой св. угодника стоял большой подсвечник, обставленный со всех сторон свечами разных величин, которые очень часто менялись новыми из-за желания массы лиц поставить свечу, а свободного места на подсвечнике не было.
