Евгений Елизаров - Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре
Впрочем, ниже нам предстоит увидеть, что в служилом сословии, в «золотой середине» города, формируется лишь «выставочный» вариант семьи нового типа. Вместе с тем существует и не облагораживаемая культурой форма, где брак, любовь, родительский долг и счастливое детство долгое время не соединяются вместе. И тем не менее это тоже форма семьи современного типа, семьи оставившей в прошлом все признаки патриархальности. Она появляется здесь же, в городе в результате разложения деревни и миграции ее разоряющейся опустившейся части. О ней разговор впереди.
7.2.2. Предмет наследия
Итак, рождение нуклеарной семьи современного типа – это продукт более чем десятитысячелетней истории. В какой-то степени ее появление на свет где-то на рубеже XVI–XVII столетий является неожиданностью для европейской культуры. В самом деле, что такое четыре века на фоне одной только письменной истории? Попытка увидеть ее истоки в том фундаментальном факте, что рождение ребенка требует соития одного мужчины и одной женщины, является отражением именно этой неожиданности. В истекшей бесконечности прошлого, теряющий ориентиры взгляд пытается зацепиться за самое простое и очевидное, что, как аксиомы Евклида, не требует никаких доказательств. Но при этом забывается, что и сам человек это надбиологическое существо, порождаемое надбиологической же природой социума. Впрочем, он же и создает последнюю, и семья возникает в самом центре этого взаимного творения человеком культуры и новой культурой – самого человека. Сводить все исключительно к биологии означает примерно то же, как если бы мы стали искать основы семейного строительства в броуновском движении атомов.
Семья – это не природное образование, но социокультурное явление. Как мы уже могли видеть, она с самого начала формируется вовсе не физиологическими отправлениями мужчины и женщины, а законами глобального потока взаимопревращений «слова» в «дело» и «дела» в «вещь». Именно он составляет действительное содержание жизни человека и его социума. Семью порождает то, что обеспечивает целостность этого информационно-вещественного круговорота и делает единым организмом новый субъект эволюции природы. Как социокультурное начало семья – это система обеспечения преемственности в первую очередь информационного, культурного наследия (и, разумеется, той его части, которая порождается трудом старшего поколения).
На протяжении тысячелетий такая преемственность составляла заботу юристов, однако большей частью то, что передается по каналам межпоколенной коммуникации, вступает в противоречие с содержанием формально-правовых актов. Для юридической конторы все сводится к регламентированной строгими правилами передаче от одного к другому «тела» вещи, семья же наследует ее «душу». Так, художественное полотно – это просто холст и краски, в лучшем случае – рыночная стоимость произведения, культурная же ценность артефакта, для нее попросту не существует и в регистрируемых документах никакого отражения не находит. А значит, остается вне юридических процедур. Как, содержание передаваемой из рук в руки книги остается исключительно в «головах» прочитавших, так и передаваемое наследство большей частью остается неуловимым для посторонних. Так что имущество, взятое в его осязаемой вещественной форме, – это (вспомним приводившуюся выше мысль А.Я. Гуревича) не более чем подобие клада, который лежит где-то в земле или на дне болота и охраняет удачу своего хозяина. Или волшебной иголки, что хранит жизнь Кощея. (Разумеется, это не исключает возможность свести все к стоимостному эквиваленту.)
7.2.3. Детопроизводство в системе социальной коммуникации
Но вместе с тем нельзя не считаться с тем, что структурным элементом глобального информационно-вещественного круговорота является еще и продолжение рода. Тем более что именно вокруг этого феномена создается великая культура. Но своя культура создается вокруг всех жизненных отправлений человека, – ему свойственно облекать в совершенные формы все, из чего складывается жизнь. По некоему же «большому счету» собственно детопроизводство – лишь техническое средство, с помощью которого социум обеспечивает свое бессмертие, и та культура, которая создается вокруг него, лишь способствует его одухотворению. Важно понять, что это точно такая же искусственная аура, как и культурное клише любой другой поведенческой формы, в которую облекается любая другая социальная функция.
Интуитивно мысль, пытающаяся постичь существо этого древнего института, видит в семье некое отвечное начало, которое родилось вместе с ним и будет продолжать свое существование до тех пор, пока будет существовать человеческий род. Меж тем в обыденном представлении незыблемым абсолютом, способным лишь менять свои формы, сохраняя главное, ее делает только одно – принципиальная неотменимость деторождения. В конечном счете именно оно и рассматривается как самая суть семейного союза. Но проведем своего рода «мысленный эксперимент»: вообразим свершившуюся мечту о бессмертии человека, и – вечность исключает не только конец, но и начало – мы тут же поймем, что оно уничтожит свою собственную противоположность – зачатие новой жизни. Таким образом, вовсе не деторождение является «основой всех основ». В действительности смена поколений является лишь специфической формой решения какой-то другой, более фундаментальной, задачи.
Между тем уже сегодня перспектива существенного увеличения продолжительности человеческой жизни (а вместе с этим и способности к деторождению) не кажется фантастикой. Умберто Эко недавно выдвинул прогноз, согласно которому в скором времени человек будет мыслить совсем иными временными категориями. «Вообразим теперь, что человечество в среднем доживает до 150 лет. <…> А хорошее питание (которое позволяет нынешнему подростку быть выше и крепче своих сверстников столетней давности) ничуть не замедлит полового созревания: люди будут и дальше начинать свою сексуальную жизнь рано и не станут ждать до пятидесяти»[474]. Кстати, существуют и более радикальные прогнозы, обещающие гораздо большее уже на первую половину текущего столетия, и если им суждено сбыться хотя бы отчасти, вопрос о резком сокращении деторождения со всей остротой станет в практическую плоскость уже для ныне живущих поколений. (Собственно, он уже стоит на повестке дня, свидетельством чему является новый роман Дэна Брауна[475].) Что последует за этим?
Ответ очевиден: разумеется, останется человеческий род; останется глобальный кругооборот «слова», «дела» и «вещи», квинтэссенция самого существа развивающейся культуры; останутся – во всяком случае на первое время – мужчина и женщина… Вместе с тем изменится поэзия (и драма) их союза, уже не будет семьи, во всяком случае в том ее виде, в каком она сегодня предстает обыденному сознанию, ибо исчезнет необходимость в том, самом главном, что обеспечивается ею, – межпоколенной коммуникации. А значит, в конечном счете качественно иной характер должна будет принять и межгендерная.
Между тем причина появления современной семьи лежит именно в смене форм межпоколенной связи. Повторим: семья это прежде всего специфический социальный инструмент, орган, призванный обеспечить умножение культурного достояния, а вовсе не сохранность органической материи. Отсюда вытекает, что только действительная полнота деталей и качество «сборки» этого социального «устройства» делают возможным сохранность и передачу культурного наследия. Никакое из звеньев распадающейся патриархальной семьи уже не способно выполнить эту функцию в полном объеме, и она долгое время сохраняет свою громоздкость и многоядерность.
Нужно развиться разделению труда, необходима диверсификация совокупной деятельности социума, чтобы патриархальная семья стала дробиться на части. Начало ее дробления обусловлено главным образом тем, что объем родовой информации перерастает возможности древнего социального органа как ее физического «носителя». Как в современных информационных технологиях хранилищем информации становится некое виртуальное «облако», физическим носителем интегрального кода жизнеобеспечения перестает быть осязаемый корпус «дома», она уступает свою функцию «облаку» социума, другими словами более высокому уровню организации совместной жизни. Именно поэтому прежняя патриархальная структура теряет статус абсолюта, способного к автаркическому существованию, начала, равновеликого всему обществу. Патриархальная семья становится фактором, сдерживающим диверсификацию его интегральной деятельности, препятствием развитию социальной формы движения, умножению культуры. Это и заставляет социум всем своим укладом дробить ее на составные части. Правда, (об этом уже говорилось) каждая из частей долгое время остается подобием осколка голограммы, который, теряя детали, способен сохранять в себе всю ключевую информацию о способе воспроизводства целостного организма. Однако даже распадающиеся части продолжают оставаться монопольными хранителями значительных сегментов интегрального опыта, утрата которых гибельна для культуры. К тому же они, в свою очередь, не перестают развиваться, обогащая целое. Совершенствуясь и усложняясь, теперь уже они выходят за пределы информационной емкости атомов отдельных сознаний, становятся невместимыми ими, а следовательно, подлежат дальнейшему разложению…
