Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005
Вполне аналогичные механизмы рутинизации можно обнаружить и в многообразных попытках уложить феномен и сентября в какую-то из привычных, отработанных (а потому кажущихся понятными) рамок восприятия и понимания. Одним из вариантов здесь оказывается измельчение или локализация события в серии деталей, привычных – в рамках определенных когнитивных или масскоммуникативных комплексов – стереотипов. Как известно, в качестве предполагаемых виновников, помимо «Аль-Каеды» и бен Ладена, на протяжении года назывались власти, военные, спецслужбы США и России/СССР, сионисты, левацкие группировки в США и Латинской Америке, конкурирующие исламские фракции в арабских странах и т. д. Каждая из таких версий апеллирует к каким-то аргументам и находит своих сторонников. Притом что российская официальная элита демонстративно принимает (и использует в собственных интересах) трактовку событий, предлагаемую администрацией Дж. Буша, в отечественной прессе широкое хождение имеет нарочито антиамериканская версия (организаторами акции объявляются то ли ФБР, то ли американский ВПК и т. п.).
Прямое следствие привычных трактовок событий – попытки свести противодействие им к стандартным военно-полицейским акциям, к тому же испытанным в иных условиях, например, использовать дистанционные средства военных действий («югославского» образца) в Афганистане, возможно, в Ираке.
Другой вариант того же, по существу, явления – идеологически или религиозно обосновываемая «глобализация» явления, когда события и сентября пытаются вывести из «природы ислама», из «противостояния цивилизаций» или из установок «мирового терроризма» (явно фантомного понятия, которое находит весьма подходящую почву там, где живы призраки бесов из «Бесов», «мировых» революций и контрреволюций – и где постоянно требуются оправдания собственного бессилия на чеченском и иных фронтах). Подобная «локализация наоборот» растворяет феномен «сентябрьского» террора в призрачных, лишенных определенности конструкциях [11] .
В данном случае нас, разумеется, интересует не правдоподобность определенных криминологических версий, а « социологическая» структура феномена. К ней можно отнести, кроме мотивации и способов оправдания участников и соучастников, пособников совершенного теракта, характер и истоки их социальной поддержки, использование сложившейся ситуации различными правительствами и политическими силами, непосредственные и дальние реакции общественного мнения на перечисленные компоненты явления. А также и воздействие общественного мнения в разных странах на развитие ситуации, на выработку контрмер, на переоценку стереотипов восприятия целого ряда явлений, на ожидания в отношении лидеров и т. д. Собственно говоря, для понимания социальных последствий какой бы то ни было кризисной ситуации важен не столько ее «первотолчок», сколько возможность ее динамики, которые обусловлены ее собственной структурой, «прочностью», способностью «реагировать на внешний удар» и т. д.
Сферой рутинизации можно считать и эволюцию антитеррористической коалиции, которая была создана (сразу после и сентября) как небывалое, казавшееся невероятным единение стремлений и сил почти всех стран мира, вплоть до Китая, России, даже Ливии и т. д. Реальное участие в единственном коллективном действии коалиции – афганской операции – у большинства примкнувших к ней было, как известно, различным. Факторы участия, по всей видимости, тоже – опасение стать жертвой аналогичного нападения, стремление использовать антитеррористическую ситуацию в собственных интересах, уступка американскому давлению, наконец, боязнь выглядеть сторонниками террористов. Показателен разброд в коалиции при повороте следующего предполагаемого удара в сторону Ирака. Похоже, что скоро она разделит участь всех ситуативных военно-политических блоков (XIX–XX веков), члены которых всегда руководствуются собственными интересами, даже когда существует общий противник, и привычно расходятся в разные стороны по завершении кампании.
Актеры и зрители
Модель взаимодействия «актерского» и «зрительского» участия в разыгрываемых на мировой арене событиях представляется пригодной для анализа некоторых существенных сторон рассматриваемой проблемы. (Вослед Т. Парсонсу участники социального действия в социологических текстах обычно именуются акторами; в данном же случае доля демонстративности в действиях разных сторон – и террористов, и их противников, а также соучастников, сторонников и т. д. – столь велика и важна, что более уместно говорить об актёрах.)
Кроме того, ситуация такова, что на политической сцене, как уже отмечалось, отсутствуют «первичные» актеры, т. е. те, кто задумал и совершил операцию и сентября. По сути дела, все, что мы до сих пор знаем об этом, – продукт догадок со стороны простых зрителей (или экспертов, т. е. более квалифицированных зрителей).
Но «зрелищность», эффект наглядности, по всей видимости, входили в расчет организаторов акции [12] . Как и выбор целей – зданий, имевших не столько практическое, сколько важнейшее символическое значение для американцев.
В ходе развития политических последствий акции на первый план вышла не столько проблема поисков конкретных виновников, сколько проблема использования создавшейся ситуации для «своих» (с точки зрения различных деятелей и сил – «вторичных» актеров). Соответственно в настроениях «зрителей» главным оказывается не столько осуждение конкретных виновников, сколько оценка действий «вторичных» действующих лиц и организаций. Иначе говоря, важна не сама борьба с предполагаемыми виновниками террора, а одобрение различных инстанций, демонстративно занятых этой борьбой, в общественном мнении своей страны. Это значит, что сами «зрительские» оценки (позиции общественного мнения) – формируемые, как водится, под воздействием массмедиа и политрекламы – выступают в активной роли укрепления или низвержения авторитетов. Разумеется, это весьма упрощенное представление реальных механизмов взаимодействия и трансформации ролевых функций в системе «актеры – зрители».
Представляет очевидный интерес сопоставление американских и российских «зрительских» представлений о причинах террористической акции.
В сентябре 2001 года российские граждане сочли, что террористами прежде всего двигали «ненависть к США» (45 % опрошенных) и религиозный фанатизм (45 %). чувство мести за бомбардировки и преследования (29 %), безумие (27 %), зависть к богатым странам (13 %), неприятие всей современной цивилизации (9 %).
По данным другого опроса (сентябрь-октябрь 2001 года) – религиозный фанатизм (42 %), ненависть к США как к символу западной цивилизации ( 35 %). стремление запугать людей, живущим по иным законом и традициям (31 %), желание посеять в мире хаос и беспорядки (30 %).
В основном, как видим, повторяются в разных вариантах два фактора – ненависть к США и религиозный фанатизм.
А вот как восприняли причины нападения американцы:
Таблица 1.
Общественное мнение США о причинах акции террористов
(Newsweek Poll, 20–21 сентября 2001 года, % от числа опрошенных)
Согласно другому опросу, проведенному в США в те же дни, в качестве причин ненависти террористов к Америке назывались «демократия и свобода» (26 %), поддержка Израиля (22 %), ценности и образ жизни американцев (20 %), экономическое влияние США на Ближнем Востоке (11 %) (Harris Poll, октябрь 2001 года). В те же дни 32 % американцев высказались за то, чтобы ослабить связи с Израилем, чтобы уменьшить опасность террористических нападений на США, 50 % с этим не согласились (Newsweek Poll, 13–14 сентября 2001 года).
Между тем в Пакистане при распределении мнений о том, кто несет ответственность за нападение на США, прежде всего называется Израиль (48 %), далее сами американцы (25 %), заметно реже – Усама бен Ладен (12 %) и палестинцы (10 %) (Gallup Pakistan, 11–12 октября 2001 года, опрос городского населения в четырех провинциях). Примечательно при этом, что хотя чуть больше половины (51 % опрошенных) пакистанцев одобряют поддержку США со стороны президента П. Мушараффа, для 82 % Бен Ладен – муджахеддин, т. е. героический воин, и только для 6 % – террорист. Вероятно, подобное распределение мнений присуще населению многих мусульманских стран, особенно тех, в которых существуют явные различия между позициями политической элиты, вынужденной считаться с существующей расстановкой сил в мире, и воинственно настроенной контр-элиты, имеющей массовую поддержку. (К сожалению, результаты большого опроса в 12 таких странах, проведенного осенью 2001 года американским Gallup, недоступны для исследования и публикаций.)
Строгое сравнение данных, полученных в разных концах света, конечно, невозможно, тем более что и вопросы ставятся неодинаково. Но общую направленность результатов сопоставить все же можно. Ситуация напоминает известную притчу о слепых, которые с разных сторон ощупывают слона, – у каждого свои представления о предмете.
