Валентина Пиляева - Меритократия
В настоящее время в мире насчитывается много видов и разновидностей наркотиков, каждый из которых воздействует на человека и сначала приносит ему радость и вдохновение, но потом печаль, тоску и привыкание к наркотику.
История знает, что еще с древности наркотики применялись в медицине и было известно, что их действие на человека может носить положительный и отрицательный характер. Например арабские, греческие и римские врачи понимали, что существовала опасность отравления опиумом. Свойства опиума были известны не только медикам, но и преступникам. Так в 55 г. н.э. римский император Нерон с помощью опиума убил своего соперника, Британника, и завладел троном.
Плиний Старший (237–279 гг. н.э.) утверждал, что римляне использовали опиум для лечения слоновой болезни, карбункулов, заболеваний печени и укусов скорпионов. В трудах Галена (130 – ок. 200 гг. н.э.), древнегреческого врача, самого выдающегося после Гиппократа, описывается употребление опиума римским императором Марком Аврелием (Антониан, 121 – 180 гг. н.э.).
Марк Аврелий был практикующим философом школы стоиков, но он не просто проповедовал сдержанность. Марк Аврелий принимал опий в соответствии со своими принципами. Ежедневная доза опиума с медом, прописанная императору придворным врачом, удовлетворяла лишь потребность во сне, но никак не влияла на его обязанности правителя Римской империи. Марк Аврелий был энергичным властителем, которого можно было обвинить только в одном: чрезмерной терпимости к порокам других людей, но, возможно, эта черта объяснялась успокаивающим воздействием опиатов.
Впоследствии был уже интерес немедицинского использования опиума. Пьер Белон (1547–1564), путешествовавший по Малой Азии и Египту, писал, что нет такого турка, который не потратил бы на опиум последнюю монету. Турки держали наркотик при себе и в мирное, и в военное время. Во время войны они закупали опиум в таких количествах, что его почти не оставалось на рынке. Считалось, что опиум придает в битвах смелость и помогает перебороть страх.
Наркотические средства, с одной стороны, лечили, а с другой – вредили. Наркотические средства, с одной стороны, поднимали безнадежных больных с постели, а в других – сводили в могилу.
Постепенно отношение общества к наркотикам меняется. Так, в своей книге Ричард Дейнвенпорт-Хайнс пишет: «В условиях индустриализации общества произошли изменения в потреблении наркотиков, усилилось осуждение их открытого применения. Новая экономика создала беспрецедентную ситуацию для распространения наркотиков. Одна лондонская газета писала в 1839 г., что английским обществом управляют два основных стремления: желание обогатиться, с тем, чтобы овладеть благами этого мира, и мрачное унылое беспокойство по поводу счастья в мире будущем. Причины этих чувств были очевидны. Как писала та же газета, «трудности борьбы за существование, сосредоточение населения в больших городах, всеобщая озабоченность рутиной повседневной работы, приспособление к мелочным ограничениям запутанных законов – вот основные факторы, способствующие такому итогу… ежедневные, постоянные раздумья приводят людей к вопросу о деньгах и о цене денег. Преобладание беспокойства, постоянная тревога, отсутствие удовольствий и домашнего отдыха являются результатом трудностей и неопределенности, связанных с добыванием средств на жизнь. Все это омрачает характер и растлевает сердце, направляя человека либо на путь потворства своим порочным и жестоким прихотям, либо склоняя к фанатизму». В ответ на тенденции новой, индустриальной, эпохи в начале XIX в. зависимость от наркотиков стала все теснее отождествляться с пороком и созданием собственных невыносимых условий существования. Наркоманов представляли как терзающих самих себя дьяволов, обреченных на «вечное проклятие».
За всю историю человечества наркотические средства употребляли разные слои населения, но надо отметить и то, что некоторые из них не пользовались наркотиками – это было бедное население и преступники.
Если сначала наркотические средства употребляли перорально, то в XVIII в. произошли большие изменения, так как появились шприцы для подкожных инъекций, и это привело к внутривенным препаратам. Стали развиваться методы инъекций наркотических препаратов.
В своей книге Ричард Дейнвенпорт-Хайнс пишет: «В 1836 году доктор Г.В. Лафарг сообщил, что с помощью ланцета для вакцинации ввел морфин в кровь пациента, предварительно окунув инструмент в раствор морфина. Лафарг рассматривал этот способ как один из методов местного лечения: подобным образом он лечил себе лицевую невралгию. В том же десятилетии американский врач Айзек Тейлор ввел морфин с помощью специальной иглы. Доктор Френсис Ринд из Ирландии (ум. 1886) в 1844 году вылечил невралгию, вводя раствор морфина из перевернутой и подвешенной над пациентом банки с полой иглой. И Лафарг, и Ринд делали инъекции в область воспаленных нервов и рассматривали свои методы как местную анестезию… Вуд разработал метод подкожного введения лекарств с помощью шприца, который был сконструирован по принципу пчелиного жала и о котором Вуд писал в газетах в 1855 и 1858 годах. Вуд колол своих пациентов в руку и считал, что решил вопрос зависимости от морфия. Он полагал, что пероральный прием и процесс глотания опиатов возбуждали к ним влечение, подобное обычному аппетиту или жажде. Он был убежден, что если вместо этого делать инъекции наркотика, то у пациентов не выработается зависимость к нему. Он ошибался. У нескольких пациентов Вуда появилась зависимость от инъекций… Лондонский врач Чарльз Хантер (1835–1878) усовершенствовал метод Вуда. В 1858 году он сообщил, что вводил морфин не в пораженную болезнью область, а в ткани шеи, руки и других частей тела».
Надо отметить, что самой важной характеристикой истории наркотиков, с одной стороны, были шприцы для подкожных инъекций, а с другой – продолжали процветать и традиционные средства приема наркотических веществ (пили опийную настойку, курили трубки с опиумом, вдыхали хлороформ, эфир…).
Итак, в 1909 г. по инициативе президента США Теодора Рузвельта на конференции в Шанхае была создана международная комиссия по проблеме опиума.
Ричард Дейнвенпорт-Хайнс пишет: «Делегацию Соединенных Штатов возглавлял Брент, он же председательствовал на состоявшейся в 1911– 1912 гг. конференции в Гааге, которая стала преемницей Шанхайской конференции. Оба события были неразрывно связаны с внутренней антинаркотической политикой США. Американские делегаты выступали в Шанхае с позиций идеальной нравственности. Конгресс поспешно ратифицировал Закон о запрете опиума 1909 г., запрещавший импорт и использование опия в США в немедицинских целях (по образцу законов Брента на Филиппинах). Делегаты из Австрии, Британии, Китая, Франции, Германии, Италии, Японии, Голландии, Персии, Португалии, России, Сиама и США собрались на заседание Шанхайской комиссии, чтобы обсудить проблемы распространения опиума на Дальнем Востоке и поддержать шаги Китая по запрещению его курения. Во время проповеди в Шанхайском кафедральном соборе Брент говорил, что желание цивилизованных стран заключается в помощи восточным культурам. «Цивилизация обязана самим своим существованием личности… а личность… обязана христианству». Он осудил материализм, чувственность и ослабшую ответственность родителей за своих детей. «Процветание без личности – смертельное проклятие. Сегодня дети преуспевающих людей нередко морально убоги, поскольку потворствующие им родители полагаются на материальные гарантии, лишающие молодое поколение ясности ума. Вместо этого им следовало бы бесстрашно подвергнуть детей благотворным тяготам жизни и моральному развитию, которые воспитывают стойкость и силу». Делегаты Шанхайской конференции обратились к правительствам всего мира с призывом постепенно ликвидировать курение опиума на своих и подчиненных территориях, запретить или поставить под жесткий контроль производство, поставки и немедицинское применение опиума и его производных. Это явилось первым дипломатическим признанием необходимости международного сотрудничества в ограничении поставок наркотиков, преимущественно с помощью контроля над их источниками. Понимание необходимости тщательного исследования проблем не только опия, но и других наркотиков выразилось в словах члена английского парламента, хирурга сэра Уильяма Коллинза (1859–1946). В Шанхае он сказал, что эти проблемы перешагнули за границы Дальнего Востока и стали вопросом мирового значения. Брент оценил заседания конференции в Шанхае как имевшие средний успех. Он был согласен с тем, что контроль над производством и распространением морфина опоздал, поскольку из-за злоупотреблений этим наркотиком в мире уже воцарился хаос… После Шанхайской конференции следующим шагом в международной борьбе с наркотиками стала Гаагская конференция 1911 – 1912 гг. под председательством Брента. Приглашения на нее готовил президент США, который ни словом не упомянул про злоупотребления синтетическими препаратами. Однако по просьбе нескольких западных держав повестку дня изменили и включили в нее обсуждение поставок морфина и кокаина, а также курение опиума. Такие изменения играли на руку британскому правительству – министры-либералы стремились продемонстрировать обществу свои моральные ценности, а правительственные чиновники были озабочены все возрастающим объемом контрабанды морфина и кокаина на Дальний Восток. Кроме того, Британии необходимо было избежать дискуссий по поводу индийского опиума. Международная антиопиумная конвенция была подписана 23 января 1912 г. в Гааге двенадцатью странами. В ней указывалось, что использование опиатов и кокаина должно быть ограничено медицинским применением. Подписавшие ее страны брали на себя обязанность «постепенно искоренить злоупотребление опиумом, морфином, кокаином, а также препаратами, приготовленными из этих веществ, или их производными, которые являются причиной или могут являться причиной подобных злоупотреблений». Сербия и Турция дали понять, что не намерены присоединяться к соглашению, а Германия отказалась подписать документ, который ограничивал бы производство немецкого кокаина, и таким образом давал возможность завоевать рынок производителям других стран. Лондонская торговая палата также не желала выполнять свои обещания, если Германия будет свободна от обязательств. В результате была достигнута договоренность, что Гаагская конвенция не вступит в силу, пока ее не ратифицируют тридцать пять государств. Страны – участницы конвенции обязались постепенно запретить курение опиума на своей территории, понемногу сократить импорт наркотика в Китай, чтобы полностью прекратить его к 1917 г., а также запретить международный импорт и экспорт опиума (если не сразу, то, как можно скорее). В кратком изложении конвенции сэра Уильяма Коллинза, который был одним из делегатов от Британии, подчеркивалась противоположность точки зрения экспертов и общественного мнения, выраженного Брентом: «Больше невозможно поддерживать различия официальной точки зрения между вредом курения опиума, с одной стороны, и благотворным его влиянием – с другой, либо между относительно безвредным воздействием опиума, с одной стороны, и опасностью морфина и кокаина – с другой. Тот факт, что эти наркотики, употребление которых вызывает привыкание и зависимость, ведут к параличу воли, деградации, порокам и преступлениям, хорошо известен и специалистам, и международной общественности. Договаривающиеся стороны пришли к согласию в том, что дальнейшие перспективы торговли и потребления данных наркотиков таковы, что цивилизованные державы обязаны сделать все, что в их силах, чтобы положить конец чудовищным злоупотреблениям». Подобный догматический подход изменил отношение к наркоманам. В течение всего XIX столетия европейских наркоманов считали бесполезными, бесчестными людьми, неспособными к самоконтролю, но в общественном сознании они не были преступниками. Однако связь употребления опиума – а позже кокаина – с американским преступным миром теперь все больше влияла на представление о наркоманах и в Европе. Некоторые европейские политики стали перенимать американский взгляд на наркоманов и рассматривать их не только как преступников, но как такой их тип, который требует уничтожения. Коллинз отмечал, что «на Гаагской конференции в некоторых кругах полагали, что морфинисты и кокаинисты были просто жертвами болезни и что они достойны сожаления, однако… многие из них являются социальным проклятием наиболее опасного толка. Полностью лишенные здравого смысла и силы воли, они лгут и обманывают, зря прожигают время. Иногда внешне приличные, они подлы и вздорны, склонны к порокам и преступлениям». Более того, не довольствуясь разглагольствованиями о криминальных наклонностях наркоманов, их скоро стали представлять как людей, распространяющих наркотическую заразу».
