Иван Забаев - Семья и деторождение в России. Категории родительского сознания
Здесь это упомянуто для того, чтобы показать, что при исследовании мотивации деторождения исследователи с необходимостью будут сталкиваться с подобной проблемой и, не имея возможности решить ее, будут вынуждены ее как-то обходить. Мы в данном проекте обходили ее следующим образом. Разрабатывая гипотезу, мы фактически использовали ход, предложенный М. Вебером в «Протестантской этике…», а именно поиск ключевых категорий, в которых действующий (опрашиваемый) осмысляет свою прошлую и будущую жизнь и (затем) использует эти категории для осмысления действия в конкретных ситуациях, – в противовес тому чтобы рассматривать ответы респондентов на вопросы (только) о действиях в той или иной конкретной сфере жизни – хозяйственном действии в случае М. Вебера или деторождении в нашем случае. Действующий как-то характеризует свое действие, и если он не может сказать: «Я рожаю ребенка для богатства», то он вполне может сказать и говорит: «До зачатия мы перестали пить, чтобы со здоровьем ребенку не навредить, – мы же ответственные родители». В данном высказывании мы обращали внимание на определения действия и модальные слова, даваемые самим актором (в данном случае интерес для нас представляла категория «ответственность»). Затем мы пытались истолковать эти категории, основываясь на словах самого действующего (опрашиваемого). В фокусе нашего внимания оказались наиболее часто употребляемые категории. Материалом для подобного анализа в первую очередь послужили проведенные в рамках данного проекта биографические интервью. Для валидации результатов мы обращались к интернет-форумам, а также к интервью, взятым в рамках иных проектов, прямо не связанных с деторождением.
Инициированный в рамках данной постановки вопроса проект «Семья и деторождение в России. Категории родительского сознания (Жители российских мегаполисов)» базировался на методологии «обоснованной теории» [Страус, Корбин 2001; Glaser 1978; Charmaz 2006], используя различные техники кодирования и последующей категоризации текстовой информации[7]. Массив используемых в качестве данных текстов получается главным образом методом полуформализованных биографических лейтмотивных интервью[8] [Биографический… 1994; Atkinson 1998]. В среднем продолжительность одного интервью 2,5 часа[9]. В исследовании использован подход теоретической выборки[10]. К настоящему моменту закончен базовый этап сбора данных (опрошено 80 человек). Некоторые параметры обследованной совокупности приведены в таблице 1.
Таблица 1
Распределение опрошенных по городамОкончание табл. 1
1 Данная подвыборка была сформирована для того, чтобы иметь возможность увидеть вероятную разницу в логиках аргументации принятия решения о деторождении. Дело в том, что в ряде важных работ демографов указывалось, что именно процессы секуляризации привели к снижению рождаемости в Европе [Карлсон 2003: 226–230; Lesthaeghe, Wilson 1986]. Кроме того, в ряде отечественных исследований показывалось, что религиозность респондента обусловливает его специфические репродуктивные намерения и (или) их реализацию [Малева, Синявская 2006; Рощина, Бойков 2005]. Вместе с тем в существующих сегодня в России исследованиях связи воцерковленности и рождаемости практически не анализируется направление влияния религиозности на рождаемость, специфика этого влияния [Синельников, Медков, Антонов 2009; Форсова 2006; 1997; Котрелев, Меркулова, Пальчева, Реутский 2006].
2 Кроме данных интервью в работе использовались сведения, полученные при интервьюировании и (или) включенном наблюдении в иных проектах.
Итак, в настоящей работе авторы использовали для анализа преимущественно категории, в которых сами действующие (рожающие) осмысляли ситуации деторождения. Вопрос, который послужил отправной точкой проекта, – как, в каких терминах сами люди описывают деторождение и свою мотивацию к нему. Задача состояла в том, чтобы попытаться получить некую основу для построения теории о мотивации деторождения, факторах и механизмах, отвечающих за снижение деторождения в современной России; в том, чтобы дать ресурсы для интерпретации количественных данных, получаемых в других проектах.
То есть в первую очередь для нас было важно получить точку зрения самих действующих и тем самым внести этим некоторое разнообразие и новизну в то, как проблема деторождения осмысляется сегодня в России. В главах 1–4 представлены две категории, в которых родители (реальные и потенциальные) чаще всего осмысляют рождение ребенка и те сложности, которые с этим связаны. Мы также (в качестве гипотезы и со слов респондентов) указываем на два института – медицину и образование, которые выполняют главную роль в деле включения и удержания данных категорий в общественном дискурсе. За счет работы этих институтов респонденты осмысляют деторождение именно так, как они его осмысляют.
А именно – категория ответственности маркирует появление ребенка в обществе риска как сложный и опасный проект, за который ответственность несет индивидуальный актор (будучи принципиально несоразмерным трудностям глобального мира, он вынужден решать фундаментальные вопросы, лежащие вне его компетенции: зачем появляется ребенок, за счет чего он выживет, станет нормальным… в страшном и бессмысленном мире, где не рожать и не воспитывать проще). Гипотеза, сформировавшаяся по итогам проведения интервью, состоит в том, что такие ответы (на предельные вопросы) человек получает либо опираясь на привычку или традицию действия (подробнее см. главу 5), либо из специфического дискурса, в котором эти ответы даны (в нашем исследовании таким примером являлись православный дискурс и включенные в него воцерковленные респонденты, – см. например, главу 2). «Самостоятельная» выработка ответов на подобные вопросы, по-видимому, происходит очень редко.
Категория «своя жизнь» обозначает ребенка как «паузу» в жизни родителя. Жизнь в современном мире воспринимается респондентами не как линейный процесс, в котором существуют определенные стадии, она представляется респондентам в качестве (практически бесконечного) набора альтернатив, возможностей; и часто, говоря о своих планах, люди не говорят о какой-то одной стратегии, одном, уже выбранном направлении собственной жизни. Для них важно многообразие – постоянно расширяющийся горизонт возможностей. В своей жизни они хотят постоянно сохранять это многообразие (работают на нескольких работах, получают несколько дополнительных образований и т. д.). Основная их задача состоит в том, чтобы удерживать это многообразие возможностей, чтобы не выбирать что-то одно, но пытаться обеспечить собственное присутствие во многих областях мира. В этом контексте потенциальный родитель ставит вопрос о самоопределении, но не в том смысле, что он хочет это самоопределение реализовать, а в том, что он может оставаться человеком современного мира до тех пор, пока он не самоопределился. Любое самоопределение сворачивает многообразие возможностей. Дети же воспринимаются человеком как предельный, окончательный («Я не хочу рожать детей, потому что дети – это навсегда») вариант самоопределения[11]. Его негативный характер связан не столько с тем, что человек-родитель не сможет заниматься каким-то другим, вполне конкретным делом (таких дел респонденты часто не называют), сколько тем, что ребенок воспринимается как что-то несовместимое с потенциальным многообразием возможностей. Ребенок плох не сам по себе – он хорош как один из вариантов описанного выше многообразия; но он плох, когда выбор сделан и когда он (ребенок) стал единственным вариантом.
Иными словами, можно сказать, что принятие решения о рождении ребенка требует от современного человека решения ряда вопросов, которые имеют предельный характер. Это вопрос о предельной ответственности за ребенка, обостренный ясным осознанием абсолютной неподконтрольности человеку самого процесса деторождения и воспитания, вопрос об окончательном самоопределении и конечном целеполагании. К поиску ответов на эти вопросы современный человек оказывается, по-видимому, не готов. В противовес этому принятие решения о нерождении детей не требует ответов на «неудобные» вопросы и оставляет иллюзию возможности их решения когда-то в будущем, «само собой»[12].
Кроме того, в ходе исследования возникла дополнительная линия аргументации в пользу обоснования гипотезы о факторах, стимулирующих деторождение. Мы попытались, опираясь на мнения, высказанные респондентами, сформулировать гипотезу о таких факторах и механизмах, согласно которой ключевым фактором, стимулирующим рождаемость в семье последующего поколения, является опыт взаимодействия с детьми (ухода за детьми) – опыт детодержания, полученный потенциальным родителем в той семье, где он сам был ребенком. Однако наши данные позволяют предположить, что имеющийся у взрослого человека опыт опосредуется оценкой этого опыта конкретным индивидом. Оценка дается в категориях, которые упорядочивают современный ему дискурс о рождении ребенка (в данном исследовании это категории «ответственность» и «своя жизнь»). Через призму этих категорий опыт (а также его отсутствие) может оцениваться как позитивно, так и негативно. Первый случай благоприятствует рождениям, второй – нет. В индивидуальной биографии оценивание происходит постоянно и осмысленно объективируется в момент принятия решения о зачатии / рождении ребенка. Приобретение опыта также сопровождает человека в течение всей жизни. Описанию данной гипотезы посвящена глава 5 – «Мотивация деторождения и преемственность репродуктивного поведения».
