Валерий Ледяев - Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
492
Предыдущие исследования были посвящены демократической и авторитарной трансформации региональных политических режимов в 1990-е годы [Россия регионов, 2000] и становлению и упадку муниципальной автономии в конце 1990-х и первой половине 2000-х годов [Гельман и др., 2002].
493
Для обозначения данного типа взаимоотношений между городскими экономическими и политическими акторами исследователями используется и метафора «захват государства».
494
Производство этого предприятия составляет 83 % общего объема промышленного производства в городе; на заводе занято 44 % работающих жителей города.
495
Случай Череповца имеет очевидное сходство с ситуацией, имевшей место в американских городах, которые исследовали М. Кренсон и Дж. Гэвента (см. гл. XV наст. изд.).
496
Подобного рода практики были описаны многими исследователями на материале стран Юго-Восточной Азии. Например, Д. Канг характеризует взаимодействие бизнеса и власти следующим образом: «Политическая элита занимается откровенной эксплуатацией; они ожидают “подношения” от бизнесменов, которые, в свою очередь, либо насильственно обираются режимом, либо добровольно дают взятки в обмен на определенные льготы» [Kang, 2002: 16].
497
В качестве примера исследователи рассматривают ситуацию, сложившуюся в сфере строительного бизнеса: строительные фирмы во многом зависят от решений мэрии, которая определяет, кто и как будет распоряжаться земельными участками в черте города, а вариант генплана развития Перми, активно продвигавшийся губернатором, ограничивал строительство объектов в городе практически для всех компаний, которые не принадлежали местной власти или не были подконтрольны ей [Бычкова, Гельман, 2010: 79–80; Борисова, 2010: 96-100].
498
Как отмечает Н. Борисова, еще с советских времен Прикамью была свойственна «высокая степень диверсификации экономических ресурсов и традиции гипертрофированной ведомственности управления. Такая особенность, имевшая и отраслевое, и территориальное измерение, возникла из-за сочетания социальных, политических, исторических, географических и природных факторов. Среди них – политика советского руководства по размещению предприятий военно-промышленного комплекса, региональное местоположение, богатые залежи полезных ископаемых» [Борисова, 2010: 92].
499
Работа по изучению субрегиональных элит велась в семи регионах РСФСР – РФ: четырех областях (Рязанской, Самарской, прежде – Куйбышевской, Тамбовской, Ульяновской) и трех национальных республиках (Мордовии, Удмуртии, Чувашии; прежде – Мордовской, Удмуртской и Чувашской АССР). Всего было охвачено 199 субрегионов, 187 горкомов и райкомов, 475 первых секретарей. Исследование опиралось на материалы, полученные из различных источников, в том числе из большого массива документов центральных, региональных и местных архивов, данных статистики, материалов СМИ, биографий секретарей горкомов и райкомов партии, интервью представителей субрегиональной элиты.
500
В ней он выделяет четыре этапа: 1) дестабилизация номенклатурной организации власти (1985–1990), 2) «первая волна» департизации аппаратного управления (1990), 3) «вторая волна» департизации аппаратного управления и ликвидация структур КПСС, 4) номенклатура КПСС в постноменклатурную эпоху (1991–2005). В рамках каждого из них, в свою очередь, имеются подэтапы. В частности, в рамках последнего этапа рассматриваются изменения в составе и положении (бывшей) номенклатуры в период назначений (1991–1994), первого (1994–1996), второго (1998–2001) и третьего (2002–2005) электоральных циклов.
501
К вопросу о (степени) трансформации номенклатуры КПСС в новую российскую элиту уже обращались многие российские ученые [Коваль, 1995: 56-107; Коткин, 1998:149–166; Крыштановская, 1995: 51–65; Чешков, 1995:32–43], однако солидные эмпирические исследования на субрегиональном уровне отсутствовали.
502
Показательным в этом отношении является тот факт, что кандидаты, использовавшие ресурс КПРФ (в том числе бизнесмены), шли на выборы совсем не как идейные коммунисты.
503
Сельцер отмечает, что на уровне федеральных элит карьеры «бывших» уже стали предметом исследования, в том числе случаи перехода из ЦК КПСС в администрацию президента, правительство, топ-менеджмент естественных монополий, банковских структур и крупных компаний. Однако он подчеркивает, что экстраполировать выводы, полученные в результате исследований федерального уровня, на всю номенклатуру неправомерно. При этом оценки результатов адаптации партийной элиты разного уровня могут существенно различаться. В частности, если с точки зрения федеральной элиты ситуация может быть оценена вполне оптимистично, то его основный вывод относительно адаптации субрегиональной номенклатуры несколько иной: «разные когорты встроились в постсоветские реалии совершенно по-разному» [Сельцер, 2007: 280–281].
504
Исследование проводилось в 2005–2006 годах в Пермском крае, Ивановской и Свердловской областях. Основным источником информации послужили 137 глубинных интервью с руководителями ведущих корпораций, представителями региональной законодательной и исполнительной власти и экспертами [Чирикова, 2007б: 7–8].
505
К этому выводу приходили и другие исследователи. В частности, специалисты из Фонда «Институт экономики города» выделили четыре модели взаимодействия бизнеса и власти – добровольно-принудительную благотворительность, торг, город-комбинат и социальное партнерство [Ивченко, Либоракина, Сиваева, 2003].
506
В период проведения исследования им был Э. Россель.
507
В частности, крупные компании – «ЛУКОЙЛ», РЖД, «Газпром» – не только не сократили вложения в социальные программы на своих территориях, но и по некоторым направлениям даже увеличили их.
508
В конце 2005 г. губернатором стал М. Мень.
509
Исследование проводилось практически сразу после прихода к власти новой губернаторской команды, поэтому многие выводы носили прогностический характер.
510
В Коряжме таковой является «Илим Палп Энтерпрайс», в Верхней Пышме – УГМК.
511
Пермская ГРЭС.
