Сергей Бурмистров - Брахман и история.Историко-философские концепции современной веданты
Согласно Дасгупте, никакой «борьбы с магией», о которой говорил Радхакришнан, для индийцев никогда не было. Сама идея Брахмана — плод эволюции магического мышления, свойственного Ригведе и другим Ведам. Очевидно глубокое ее родство и с понятием о карме: если Брахман — ритуал, то он неизбежно будет иметь свои следствия — карму. Именно поэтому Брахман, понимаемый как личность, может считаться творцом; мир — плод его кармы.
Первое, что нельзя здесь обойти молчанием: своеобразное, подчеркнуто национальное и даже, может быть, националистическое толкование Радхакришнаном событий ранней истории индоариев — и глубокое безразличие Дасгупты к проблеме межнациональных отношений в этот период. В самом деле, у Радхакришнана древние арии — не просто некая этническая группа со своим языком, материальной культурой, социальной структурой и прочими необходимыми для всякого этноса свойствами. Это уже настоящая, полноценная нация — коллектив людей с развитым национальным самосознанием, отдающих себе отчет в том, что «мы — народ ārya, а они — народ dāsa».
Таким образом, Радхакришнан исходит из предположения, что нации уже существовали в XV – X вв. до н. э., когда арии проникали на Индостан, то есть уже тогда человек не только психологически выделял себя из коллектива или общины, но и мог сознательно и намеренно противопоставить себя ей, а то, что он не делал этого и оставался, скажем, ārya, было результатом сознательно принятого им как самостоятельным во всех отношениях (экономическом, политическом, духовном и т. п.) индивидом решения. Точно таким же образом арии могли принять (сознательно!) решение ассимилировать dāsa, чтобы поднять их до своего мировоззренческого уровня.
Еще одним важным постулатом этой концепции является имплицитно присутствующая у Радхакришнана идея о неизменности психологического и, шире, культурного облика этноса. Этнос для него — раз и навсегда заданная сущность, не подверженная никакой эволюции.
Видно, что в этой теории Радхакришнана хорошо прослеживается влияние европейского романтизма на индийскую философию. Обычный взгляд романтиков на историю предполагал видение ее как арены взаимодействия своего рода коллективных личностей, так как каждый этнос предполагался наделенным своим собственным, неповторимым психологическим обликом и совершенно определенной ролью в мировой истории. По этой причине и рассматривать его можно (хотя бы в принципе) в тех же категориях и теми же способами, которые применяются и при исследовании обычной личности.
Также романтическое влияние прослеживается и в описании Радхакришнаном мировоззренческой ситуации ведической эпохи. Для сознания романтиков были характерны мифы об индийской мудрости и об изначальной слитности индийцев с божественной природой[46]. Эти представления были хорошо усвоены Радхакришнаном и вошли в число базовых постулатов его историко-философской концепции.
Однако как обстояло дело в действительности? Реально выделение из общества индивида как ценного самого по себе, независимо от того, к какому сообществу, касте, конфессии он принадлежит, — явление достаточно позднее. По всей видимости, окончательная суверенизация индивида от коллектива совершилась в Европе в конце XVIII – начале XIX века благодаря упомянутым романтикам. В Индии же, с ее более чем скептическим отношением ко всякой самости и стремлением отречься от нее, чтобы обрести религиозное спасение, этот процесс еще далек от завершения.
Между тем в условиях первобытного общества человеку еще не было знакомо понятие «человек»: «Человек для него — только соплеменник (типичные оппозиции племенного сознания: люди — нелюди, живые — неживые люди, настоящие люди — немые, безъязыкие, варвары и т. д.). […] На ранних стадиях социального развития «Я» не имеет самодовлеющего значения и ценности, потому что индивид интегрирован в общине не как ее автономный член, а как частица органического целого, немыслимая отдельно от него. […] Насколько тесны, неразрывны связи с соплеменниками и предками, настолько же аморфна структура собственного «Я». Присущая многим древним религиям идея перевоплощения, или переселения душ, подчеркивает относительность каждой данной конкретной персонификации»[47]. Само сознание человека тех времен было диффузно: не выделялись четко субъект и объект, материя и идея, единичное и множественное и т. д.[48]
Поэтому dāsa для ариев не были людьми, так что как-то сознательно пытаться их ассимилировать и «воспитывать» ни у кого намерения не возникало; с ними просто боролись.
Думается, однако, что такое видение ранней истории Индии коренится не в фактологических или теоретических основаниях, а в тех целях, которые ставил перед собой Радхакришнан. Он стремился не просто исследовать древность, но и оценить роль древнеиндийской цивилизации, ее вклад в сокровищницу мировой культуры. Той же цели подчинено и его исследование взаимоотношений арийской и автохтонной культур. Вспомним: арийская культура — возвышенная, высоконравственная, личностная, в значительной мере рациональная; автохтонная — магическая, экстатическая, фаталистская, идолопоклонническая, иррациональная. Трудно сказать, был ли знаком Радхакришнан с «Семирамидой» Хомякова или его «Записками о всемирной истории», но сходство поразительное. Аборигены Индостана полностью соответствуют образу типичной «кушитской» цивилизации, тогда как арии воплощают в себе «иранское» начало.
Впрочем, ничего неожиданного в этом сходстве нет. И славянофилы, и неоведантисты жили в весьма близких социально-исторических условиях: в обоих случаях имело место сознание отсталости своей цивилизации от Запада, в обеих цивилизациях осуществлялась «догоняющая» модернизация с целью стать на равных с Европой. Все это провоцировало усиленную и углубленную рефлексию над местом и ролью своей культуры в мировом сообществе и требовало анализа истории своей страны, причем лейтмотивом истории был конфликт между «своей» цивилизацией (по определению «хорошей» и наделенной поэтому благими свойствами — острым нравственным чувством, разумностью и т. п.) и «чужой» — dāsa или Европой (по определению «плохой»). Естественно, что правда — всегда на стороне «хорошей», поэтому именно она и должна победить и тем самым выполнить всемирно-историческую миссию устранения препятствий к своему развитию (в случае с dāsa и ариями) и спасения человечества от деспотизма «плохой» цивилизации (Индия или Россия с одной стороны — и Запад с другой).
Дасгупта же, как видим, не считает магию чем-то невозможным для мировоззрения ведических ариев и, более того, полагает, что само это мировоззрение выросло из ритуальной практики[49]. Однако он существенно психологизирует процесс формирования философских понятий. Как мы видели, философия начинается тогда, когда происходит интериоризация ритуалистической деятельности, ее перенос в сферу воображения. Уже в Ведах, убежден Дасгупта, присутствует некая монистическая тенденция, хотя и очень еще неясная и невнятная, и именно ее развивают впоследствии авторы Упанишад, а через них — и все остальные индийские философы и религиозные деятели. Но развитие этой тенденции стало возможным только с распространением практики «мысленных ритуалов».
Вторым важным условием для развития этой тенденции была присущая (якобы) древним ариям склонность к философским размышлениям. Они не просто жили в своем мире — добывали средства для жизни, боролись с врагами, молились богам, — но и задавались вопросами о том, откуда взялся этот мир, почему в нем все происходит так, как происходит, а не как-то иначе, и т. п. Иными словами, здесь перед нами, известный образ «дикаря-философа», сформированный Э. Тайлором[50]. Для древнего ария, согласно Дасгупте, вопросы непосредственного выживания были в ценностном отношении второстепенными, главным же был вопрос о происхождении и смысле Всего.
Интересно при этом, что dāsa Дасгуптой если и упоминаются, то достаточно редко. Арийская цивилизация для него — цивилизация автокоммуницирующая. «Система человеческих коммуникаций может строиться двумя способами. В одном случае мы имеем дело с некоторой наперед заданной информацией, которая перемещается от одного человека к другому, и константным в пределах всего акта коммуникации кодом. В другом речь идет о возрастании информации, ее трансформации, переформулировке, причем вводятся не новые сообщения, а новые коды, а принимающий и передающий совмещаются в одном лице. В процессе такой автокоммуникации происходит переформирование самой личности, с чем связан весьма широкий круг культурных функций от необходимого человеку в определенных типах культуры ощущения своего отдельного бытия до самоопознания и аутопсихотерапии»[51].
