Майкл Мюррей - Введение в философию религии
В другой раз Сэмюэль увидел фото Пертти — ребенка в ходунках. Он сказал, что это фотография его самого и что он когда–то лежал в больнице с ногой в гипсе. На фотографии был изображен Пертти в ходунках… но из нее никак нельзя было понять, что его ноги были в гипсе — что действительно имело место незадолго до того, как был сделан этот снимок. Пертти сломал обе ноги в четырехлетнем возрасте, Сэмюэль же сделал это замечание, когда ему шел четвертый год.
Увидев фото Пентти Хайкио, отца Пертти, Сэмюэль сказал: «это мой отец»… Он также узнал несколько вещей, принадлежавших Пертти: гитару, вельветовую куртку и старые часы… А когда Сэмюэля привели на кладбище, где был похоронен Пертти, он взглянул на его могилу и произнес: «Это моя могила»[75].
Считается, что эти примеры, как и случаи гипнотической регрессии, подтверждают доктрину реинкарнации, поскольку именно реинкарнация является наиболее убедительным из имеющихся объяснений описанных феноменов.
Но так ли это? К сожалению для тех, кому хотелось бы в реинкарнацию поверить, правильным ответом здесь будет, похоже, отрицательный. Проблема случаев Стивенсона, как и случаев гипнотической регрессии, заключается в том, что для данных феноменов обычно находятся правдоподобные естественные объяснения, и даже там, где они пока не найдены, обилие естественных объяснений для других случаев делает в высшей степени вероятным предположение, что, будь нам доступна более широкая информация, мы бы отыскали естественные объяснения и для остальных случаев. Так, например, во многих случаях гипнотической регрессии мы имеем убедительные свидетельства того, что так называемые «воспоминания» отнюдь не являются настоящими воспоминаниями, но скорее выдуманными историями, либо воспоминаниями, которые включают в себя сведения или же основываются на сведениях, заимствованных из уже забытых источников. А значит, нет нужды апеллировать к реинкарнации, чтобы объяснить удивительное количество конкретных деталей в этих воспоминаниях, а то обстоятельство, что субъект, по его утверждениям, ранее ничего не знал о временах и местах, фигурирующих в его воспоминаниях, легко объяснить, предположив, что он страдает криптомнезией (явление, состоящее в том, что мозг порождает на основе забытых источников мнимые воспоминания, а затем выдает их за подлинные). В самом деле, одним из доказательств того, что криптомнезия служит убедительным объяснением по крайней мере некоторых из этих случаев, является тот факт, что в ряде подобных случаев нам действительно удалось установить забытые источники. А это, в свою очередь, делает чрезвычайно убедительным предположение, что именно криптомнезией в конечном счете объясняются и те случаи — вроде истории Брайди Мерфи, где мы пока не можем идентифицировать забытые источники.
К тому же независимое исследование работы Иэна Стивенсона обнаружило методологические погрешности в огромном большинстве описанных им случаев[76]. Не исключено, конечно, что эти случаи являются истинными несмотря на методологические ошибки. Но ведь проблема как раз в том и состоит, что, если принять в расчет подобные ошибки, то у нас нет веских оснований считать эти случаи истинными. В утверждение, что гипотеза реинкарнации служит наилучшим объяснением подобных феноменов, можно поверить лишь при условии, что у нас есть причины думать, что за погрешностями исследовательской техники может все–таки скрываться правильное объяснение. Однако наличие стольких методологических изъянов в работе Стивенсона дает нам чрезвычайно веские основания полагать, что правильное объяснение нам неизвестно. Более того, тот факт, что подобные ошибки присутствуют в огромном большинстве описанных им случаев, не позволяет нам принимать сколько–нибудь всерьез гипотезу реинкарнации даже для тех немногих случаев, где эти ошибки не являются совершенно очевидными. Вероятно, то, что объясняет прочие случаи, служит объяснением и для этих.
В общем, как нам представляется, ни гипнотическая регрессия, ни разного рода спонтанные воспоминания не способны послужить реальным подтверждением доктрины реинкарнации. Для ее сторонников это, конечно, станет плохой новостью, но, с другой стороны, это ни в коей мере не доказывает ложность доктрины. Тем не менее данная доктрина сталкивается, похоже, с серьезными проблемами. К их анализу мы теперь и обратимся.
Два самых древних и самых основательных возражения против веры в реинкарнацию выдвинул христианский философ III века Тертуллиан. Первое — это так называемая проблема населения. Доктрина реинкарнации, согласно традиционной формулировке данного возражения, противоречит факту роста населения. Но чтобы защитить тезис о подобном противоречии, необходима ссылка на ряд других воззрений, которые обычно (хотя и не всегда) сопутствуют вере в реинкарнацию. Рассмотрим, например, представление:
Переселение душ. Каждое человеческое рождение есть повторное рождение души, которая уже когда–то жила на нашей планете в виде человеческого существа.
Если ПД соответствует действительности или если его можно считать неотъемлемым элементом доктрины реинкарнации, то указанное противоречие становится очевидным. Если первоначальное число человеческих существо равно n, а ПД верно, то в любой данный момент количество человеческих существ не может превышать n — для большего населения попросту не хватит душ.
Трудность для оппонента заключается, однако, в том, что у нас нет веских оснований считать ПД неотъемлемой частью доктрины реинкарнации. Это не значит, что данное возражение в обычной его формулировке никуда не годится. Ведь даже если ПД (или что–то подобное) и не является неотъемлемой частью доктрины реинкарнации, оно все же могло бы быть неотъемлемой частью какого–то широко распространенного представления, включающего в себя веру в реинкарнацию. А если так, то проблема населения станет серьезным аргументом против него. Но если мы ищем универсальное убедительное возражение против веры в реинкарнацию, то проблему населения в традиционной ее формулировке таковым считать нельзя. Не исключено, что данный аргумент можно переформулировать таким образом, чтобы расширить сферу его действия, но даже если это и так, трудно понять, как именно можно было бы это сделать.
Второе возражение кажется более серьезным. Коротко говоря, проблема состоит в следующем: все новорожденные человеческие существа имеют, по–видимому (в отличие от Винни–Пуха) очень юные — по сути совершенно новые — младенческие умы, или души, но ведь если доктрина реинкарнации истинна, то нам следовало бы ожидать чего–то совершенно другого. Если душа каждого ребенка действительно является душой, которая уже жила однажды или много раз в других телах, то почему же младенцы не похожи на взрослых? В самом деле, мы были бы вправе предположить, что родители будут, как правило, производить на свет детей, имеющих значительную долю общего с ними сознания и жизненного опыта. Более того, хотя феномен воспоминаний о прошлых жизнях и нельзя считать совершенно уникальным или исключительно редким, он все же имеет место далеко не так часто, как мы вправе были бы ожидать, исходя из предположения об истинности доктрины реинкарнации. Почему же большему числу людей не вспомнить о своей прошлой жизни — коль скоро, как утверждают верующие в реинкарнацию, буквально все люди уже успели прожить не одну жизнь в прошлом. Замечательно, что данное возражение не удостоилось даже малой доли того внимания, на которое мы могли бы рассчитывать со стороны приверженцев учения о реинкарнации. (В своем анализе указанного возражения Пол Эдварде называет «прямо–таки скандальным то обстоятельство, что ни один теоретик реинкарнации так ни разу и не попытался ответить на этот аргумент»[77].)
В заключение нашего анализа стоит отметить, что некоторые представления о человеческой природе способны лишь обострить описанные выше проблемы, тогда как другие окажутся и вовсе не совместимыми с доктриной реинкарнации. Воззрения тех материалистов, которые утверждают, что мы тождественны нашему телу (или какой–то его части, вроде мозга), очевидным образом попадают в последнюю категорию. Те же версии материализма, согласно которым наш дух подобен программному обеспечению мозга, похоже, усугубляют трудности, выявленные во втором возражении. Ведь если дух подобен программному обеспечению, то очень трудно понять, в каком именно смысле «ментальная программа» младенца могла бы представлять собой «реинкарнацию» ментальной программы только что умершего взрослого человека. А значит, всякий аргумент в пользу любого из этих двух материалистических воззрений следует считать доводом и против доктрины реинкарнации.
