Михаэль Лайтман - Развитие Души
Однажды рабби Мендл обратился к своему лучшему ученику, рабби Ицхаку Меиру: «Если бы я знал, как открыть вход в грядущий мир, я бы начал плясать посреди города». В этих словах скрыт источник всей внутренней борьбы рабби Мендла, его страданий, которые он перенес с дней молодости до самой смерти, источник его священного бунта и душевной бури.
Рабби Мендл был не из тех цадиков, которые призывали к спокойствию. Он был из тех гигантов духа, «которым нет покоя в этом мире и не будет в грядущем мире». Удел таких – вечные духовные страдания. Есть те, которые несут в себе всю мировую скорбь в спокойствии, а есть такие, кто несет ее с болью.
7.43 Освободиться от пут
Образ рабби Мендла воплощал собой идею, которая вдохновляла великих духа. Это идея осознания зла в человеке и в мире, ведущая к освобождению мира. Как и все великие искатели Правды, рабби Мендл впитал в себя всю мировую скорбь. Подобно им, рабби Мендл ощущал ее, как свою личную боль. Но он отличался от них определением причин отрицательных явлений в человеке и обществе.
Как личность совершенно духовная, рабби Мендл полагал, что материальные условия не являются причиной всех несправедливостей в обществе. Он считал, что корнем зла является любовь к себе, эгоизм. Человек порабощен не обществом, а самим собой, своим эгоизмом, желанием получить наслаждения, ничего не отдавая взамен. Эгоизм сковывает человека, привязывает его к земле.
Человек сам накладывает на себя эти путы. Мир не будет исправлен, пока не будет исправлен человек. Исправление человека – это поиск Творца в себе, стремление узнать, в чем смысл жизни. Только человек, который найдет ответ на этот вопрос, т.е. тот, кто сможет исправить себя, сможет исправить и весь мир.
В бейт-мидраше рабби Мендла больше, чем в других местах, уделялось внимание развитию личности каждого человека. Освобожденный человек – это человек, который смог освободить свою личность, свою душу от эгоизма.
Существуют и другие дороги, ведущие к освобождению человека от эгоизма, проложенные другими каббалистами, но дорога, которую предлагал рабби Мендл, была особенно тяжела, усеяна рытвинами, полна препятствий.
Великие гиганты духа возносятся на крыльях орлов, достигая духовных миров, срывают там звезды и приносят их всем остальным людям. Есть и такие, кто входит в сады Высших миров и приносят оттуда цветы. Но рабби Мендл не был таким, как они. Воображение рисует его спуск из духовного мира, как возвращение с поля битвы, и приносит он оттуда не звезды или цветы, а мечи и стрелы.
Рабби Мендл как-то сказал: «Я сжимаю в руке бич мира». И этот бич больно хлестал его учеников, оставляя глубокие чувствительные раны. Жесткими были требования рабби Мендла к ученикам, – ведь они должны вырвать с корнем свой эгоизм. Великими были испытания, перед которыми рабби Мендл ставил своих учеников.
7.44 Слова, проникающие в душу
В Коцке возникла уникальная манера выражения мыслей. Рабби Мендл не пользовался заимствованными выражениями. Ход его мысли и способ ее выражения – все было уникальным, присущим только ему, рабби Мендлу. Его высказывания были испепеляющими, все они основывались только на правде. Эти высказывания были порождены острым умом и пламенной душой. Мысли рабби Мендла превращались в короткие, жесткие, без прикрас, высказывания, содержащие глубочайший смысл. Это были высказывания-молнии, сопровождающиеся громом. Каждое высказывание несло на себе личную печать рабби Мендла.
Слова рабби Мендла не содержали тайн Торы, которые были бы непонятны другим людям. В них нет загадок. Слова рабби Мендла проникали прямо в сердце слушающим, вызывая душевную боль.
Однажды хасид рабби Мендла встретился с хасидом Любавического Ребе. Они разговорились о путях, по которым идет каждый из них. Хабадник восхвалял систему своего Ребе, которая полна высказываний и полна страстного желания постичь Творца. Коцкий хасид сказал коротко и остро: «Ученик твоего Ребе взмывает до Небес, а ученик нашего Ребе спускается до самого низа».
В высказываниях рабби Мендла делалось ударение на Правду, а не на красоту. Рабби Мендл делал упор на внутреннее содержание того, что говорил, а не на внешнюю форму. Каждое его высказывание исходило из глубин его души. Пламенная душа рабби Мендла зажигала костер в сердцах других. Его высказывание было угольком, искрой, зажигающей этот костер. Речь рабби Мендла была лишена прикрас. Эта речь была шероховатой, так как слова выходили из головы и сердца напрямую, без всякого фильтрования. Красота выражения его мысли была похожа на бурю, вырывающую деревья с корнем.
7.45 Намек или даже меньше чем намек
Рабби Мендл избегал пользоваться сладким языком, в котором есть позорная лесть. Он видел в возвышенных словах, отточенных предложениях некую разновидность лжи, некое желание что-то скрыть. Подобно мудрецам прошлых поколений он выражал свои мысли очень малым количеством слов. Рабби Мендл никогда не говорил «вокруг да около». Все, что он говорил, было конкретным и лаконичным. Рабби Мендл выражал свою мысль с помощью намека, а иногда – еще меньше, чем намека. Часто рабби Мендлу было достаточно вскинуть свои длинные черные брови – и сердце слушавшего мгновенно уходило в пятки.
Рассказывает один коцкий хасид, рабби Яков Ицхак из Влацлавка: «Когда я в первый раз пришел в Коцк и увидел рабби Мендла в его комнате, он предстал передо мной словно стоящим напротив меня и кричащим: „Знай, откуда ты пришел, знай, куда ты идешь, знай, перед Кем ты предстанешь в будущем, чтобы отчитаться!“ Это видение врезалось мне в сердце на всю оставшуюся жизнь. Когда я вернулся домой, после того как пробыл в Коцке восемь недель, все страсти и наслаждения были мне противны.
А сам рабби Мендл не сказал ни слова своему ученику. Но он излучал невидимые лучи Правды, которые проникали в любого, переступившего порог его комнаты. Он излучал также и страх, излучал всей своей сущностью, своим молчанием, своим взглядом.
Однажды рабби Мендл вошел в бейт-мидраш и увидел, что один из учеников носится из угла в угол, приговаривая: «Властелин всего Мира! Владыка!». Рабби Мендл подошел к своим лучшим ученикам и сказал: «Видите того парня? Можно подумать, и конечно, он и сам такого же мнения, что ему открылся Творец, но на самом деле внутри него бродит мысль о доме, о жене и детях».
Рабби Мендл презирал людей, если видел, что они не отдаются полностью служению Творцу: «Всякий, у кого есть мысль о суете этого мира, – пусть идет к черту. Кому он нужен такой?»
Он никогда ни с кем не считался. В гневе он мог не сдержаться и приказать выгнать палками ограниченных умом и слабых в вере. Иногда он кричал в гневе: «Скоты! Что вы хотите от меня?!»
Его преданный ученик рабби Ицхак Меир так объяснял эту черту, присущую его раву: «Среди трех патриархов, от которых пошел еврейский народ, только Яакову присущ гнев. Потому что Яаков символизирует голую правду. Человек, чья сущность – правда, не может дышать в атмосфере, которая кажется ему лживой. Злость, раздражение против лжи и несправедливости в мире прорываются у такого человека наружу. Только человеку, имеющему чувство правды в такой степени, как рабби Мендл, позволено гневаться. Он знал, когда и как пользоваться гневом.
7.46 Рабби Мендл уничтожает рукописи
Рабби Мендл чувствовал огромнейшую ответственность, доходящую до страха, за каждое слово, вышедшее из-под его пера. Причиной этой ответственности была вся та же правдивость, столь присущая рабби Мендлу. Он не оставил после себя ни строчки: когда его душа не могла больше терпеть, он изливал свои мысли и чувства на бумаге, но затем все тщательно уничтожал.
Перед каждым праздником Песах, во время поисков квасного, рабби Мендл искал по всем закоулкам любой кусочек бумаги, на котором было бы им что-то написано. Если он такой обрывок находил, то сжигал его вместе с квасным. Он не хотел показывать свои рукописи другим, т.к. боялся, что недостойные смогут их прочитать.
Но еще больше он боялся, что достойные люди прочтут, неправильно поймут или истолкуют его слова и навредят этим себе. Поэтому он не хотел писать книги. В духовном мире царит молчание. В том мире еще не созданы словесные одеяния, в которые это молчание могло бы облачиться. Слово – это материальное одеяние мысли, но оно не может выразить чистую духовность, заключенную в нем. Слово притрагивается к мысли, но не содержит ее. Духовный мир – это мир чувств, а чувства нельзя передать словами.
Но, возможно, есть еще более скрытый смысл в сжигании рукописей рабби Мендлом. Рабби Мендл, будучи человеком правды, не мог удовлетвориться тем, что он написал. В глубине души он всегда считал – это написано недостаточно хорошо, это не правда. Точнее, это не та правда, которая сидит в глубине его души, а ее передать, записать невозможно. Чувства передать нельзя. Буквы могут передать логику мысли, но не душевную бурю. Человек может перенести на бумагу свое учение, свое знание, но ни свою душу, ни те душевные страдания, которые породили ту или другую мысль. Получается, что Правда в написанном ущербна, и поэтому рабби Мендл приговаривал ее к огню. Он предпочитал, чтобы его слова оставались в сердцах учеников, а не на бумаге.
