библиотека прп.Серафима Саровского http://sl.btv.ru/ - Классические книги о прп.Серафиме Саровском
Угодник ответил:
— Скажите ему, что я молю о нем Господа и Пречистую Его Матерь день и ночь.
А когда они отбыли, то преподобный воздел руки к небу и с восторгом, притом несколько раз, повторял пред присутствовавшей тогда дивеевской сестрою Прасковьей Ивановной славословие монашеству:
— Нет лучше монашеского жития! Нет лучше! И в другой раз, когда в тот же родной Курск отъезжал почитатель преподобного, И.Я.Каратаев, и тоже спросил: не передать ли чего-либо родственникам его, то святой Серафим, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, сказал:
— Вот мои родные. А для живых родных я — уже живой мертвец.
И он так любил монастырь и монашеское житие, что решительно никогда даже в помысле не пожалел о мире и не пожелал воротиться назад. Когда та же сестра Прасковья задумала по малодушию оставить Дивеевскую обитель, батюшка, прозрев это духом, вызвал ее к себе в пустыньку, стал утешать ее и стал в назидание рассказывать ей о самом себе и о своей жизни в монастыре. А в конце прибавил:
— Я, матушка, всю монастырскую жизнь прошел, и никогда, ниже мыслью не выходил из монастыря.
— В продолжение рассказа, — передавала потом сестра, — все мои мысли понемногу успокоились, а когда батюшка кончил, так я почувствовала такое утешение, как будто больной член отрезан прочь ножом.
Дальше мы увидим, с какою любовью относился преподобный к своим “сиротам” дивеевским, с какою нежностью говорил он о них и посторонним. За них пришлось много вытерпеть батюшке:
“Вот и приходят ко мне, матушка, — свидетельствует сестра Ксения Васильевна в своих записях, — и ропщут на убогого Серафима, что исполняет приказания Божией Матери. Вот, матушка, я им и раскрыл в прологе из жития-то Василия Великого, как блазнились на брата его Петра; а святитель-то Василий и показал им неправду блазнения их да силу-то Божию. И говорю: “А у моих-то девушек в церкви целый сонм ангелов и все силы небесные соприсутствуют!” Они, матушка, и отступили от меня посрамленные. Так-то вот, радость моя, недовольны на убогого Серафима; жалуются, зачем он исполняет приказания Царицы Небесной”.
Умилительнейший разговор о любви к монахиням передает старица Мария Васильевна Никашина.
“Быв замужем, еще мирскою, с мужем бывали мы у батюшки Серафима. Раз спрашивает:
— Видала ли ты Дивеево, и моих там девушек, матушка?
— Видала, — говорю, — батюшка.
— А видала ли ты пчелок, матушка? — опять спросил он.
— Как, — говорю, — не видать, видала, батюшка.
— Ну, вот, — говорит, — матушка, ведь пчелки-то все кругом матки вьются, а матка от них — никуда. Так вот точно и дивеевские мои девушки, ровно как пчелки, всегда с Божией Матерью будут.
— Ах! — воскликнула я, — как хорошо всегда так-то быть, батюшка. — Да и думаю: зачем это я замуж-то вышла?
— Нет, матушка, не думай так, что ты думаешь, — тут же на мои мысли и отвечает он. — Моим девушкам не завидуй. Нехорошо. Зачем завидовать им? Ведь и вдовам-то там хорошо же, матушка! И вдовам хорошо! Ведь и они там же будут! Анну-то пророчицу знаешь, читала? Ведь вот вдова была, а какая, матушка!
После эта раба Божия овдовела и поступила в желанный Дивеев.
Но, любя монашество, преподобный имел в виду истинных монахов и монахинь, которые принимали иночество не по чему-либо иному, как только по любви к Богу, ради спасения души своей; и притом, если иноческий путь проходится ими не внешне только, а с благими благодатными последствиями. В этом смысле замечателен случай с одним семинаристом.
“В молодости моей, — записал он впоследствии, — перед окончанием семинарскаго курса в 1827 году, я жил в августе месяце по приказанию старца Серафима в Саровской пустыни до трех недель. Думал о монашестве.
Однажды батюшка обратился ко мне с вопросом: — Зачем ты хочешь идти в монахи? Вероятно, ты гнушаешься брака?
Я на это отвечал:
— О святом Таинстве брака я никогда не имел худых мыслей, а желал бы идти в монахи с тою целью, чтобы удобнее служить Господу.
После сего старец сказал:
— Благословен путь твой! Но смотри: напиши следующие слова мои не на бумаге, а на сердце: учись умной, сердечной молитве… Одна молитва внешняя недостаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутренней, не монахи, а черные головешки! Помни, что истинная монашеская мантия есть радушное перенесение клеветы и напраслины: нет скорбей, нет и спасения”.
Впоследствии юноша постригся в монахи с именем Никона и кончил жизнь свою архимандритом Балаклавского монастыря в Крыму.
Многие просили у батюшки благословения удаляться для спасения души на святую гору Афон, но он советовал спасаться в Православной России.
— Там очень трудно, — говорил он, — невыносимо скучно… Если мы (монахи) здесь плачем, то туда идти — для стократного плача, а если мы здесь не плачем, то и думать нечего о святой обители.
Кто достойно и по воле Божией принимает монашество, тому везде открывается великая благодать. Вот как радостно говорил преподобный о постриге Елене Васильевне Мантуровой, сравнивая его в земном порядке с браком, этим наиболее торжественным и счастливым моментом человеческой жизни.
— Теперь, радость моя, — сказал ей о. Серафим, вызвав из Дивеева в пустыньку, — пора уж тебе и с Женихом обручиться.
Елена Васильевна, испуганная, зарыдала и воскликнула:
— Не хочу я замуж, батюшка!
— Ты все еще не понимаешь меня, матушка, — ответил, успокаивая ее, батюшка, — ты только скажи начальнице-то Ксении Михайловне, что о. Серафим приказал с Женихом тебе обручиться — в черненькую одежку одеваться. Ведь вот как замуж-то выйти, матушка! Ведь вот какой Жених-то, радость моя! Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись лишь и больше мужайся. Так молитвою, вечно неразлучною молитвою и приготовляй все… Три года и приготовляйся, радость моя, чтобы в три года все у тебя готово бы было. О… какая неизреченная радость-то тогда будет, матушка! Это я о пострижении тебе говорю, матушка… А как пострижешься-то, то будет у тебя в груди благодать воздыматься все более и более. А каково будет тогда! Когда Архангел Гавриил, представ пред Божией Матерью, благовестил Ей, то Она немного смутилась, но тут же сказала: “Се раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему!” Вот о каком браке и Женихе я тебе толкую, матушка.
Вот с каким величайшим и блаженнейшим событием сравнил наконец о. Серафим иноческий постриг — с воплощением Самого Бога в утробе Девы… Даже сказать страшно. Но батюшка говорил с опыта.
Монашество нужно почитать и мирским людям и сердцем и делом, и таким образом хоть несколько быть сопричастником иноческой благодати через других: для этого батюшка советовал давать в монастыри милостыню или поработать самому. И наоборот, обижание монашествующих, — учил он, — строго будет наказано Господом.
Иван Семенович Мелюков, брат чудной святой угодницы Марии, о коей речь впереди, будучи к концу своей жизни монахом в Сарове, на послушании привратника, рассказывал:
“Будучи еще мирским крестьянином, я часто работал у батюшки Серафима. И много, много чудного он мне предсказал о Дивееве. И всегда говорил: “Если кто моих сирот-девушек обидит, тот велие получит от Господа наказание, а кто заступится за них и в нужде защитит и поможет, изольется на того велия милость Божия свыше. Кто даже сердцем воздохнет да пожалеет их, и того Господь наградит. И скажу тебе, батюшка, помни: “Счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки, от утра и до утра: а Матерь Божия, Царица Небесная, каждые сутки посещает Дивеево!”
А сами иночествующие за добро должны воздавать только молитвами, и даже удивительно, батюшка не велел и благодарить за дары:
— Молитесь, молитесь паче всего за творящего вам благо, — наставлял он сирот своих, — но никогда, никогда словами его (благодетеля) не благодарите, потому что без благодарности он полную и всю мзду и награду за добро свое получит; благодарением же вы за благо вам скрадываете его, лишая его большей части, заслуженной добродетелью его, награды. Кто приносил дар, приносит его не вам, а Богу: не вам его и благодарить, а да возблагодарит он сам Господа, что Господь примет его дар.
Брать же из монастыря, хотя бы для своих родных, преподобный считал великим и опасным грехом:
“Это как огонь, вносимый в дом: кому дадите, он попалит все, и дом разорится и погибнет, и род весь пропадет от этого! Свое есть — дай. А нет, то приложи больше молитвы сокрушенным сердцем”.
Но зато самое монашество, достойно проходимое, является уже великою милостью Божией не только самим иночествующим, но и всему роду их.
— По совету ли, или по власти других, или каким бы то ни было образом, пришел ты в обитель — не унывай: посещение Божие есть (то есть милость Божия). Аще соблюдеши, яже сказую тебе, спасешися сам и присные твои, о которых заботишься: не видех, — глаголет Пророк, — праведника оставлена, ниже семене (потомства) его, просяща хлебы (Пс. 36, 25). — Так учил батюшка одного послушника нового.
