Майкл Мюррей - Введение в философию религии
Вдобавок, этические утверждения, в отличие от других руководящих нашими поступками утверждений, направляют наши действия таким образом, что, однажды осознав или постигнув их моральную природу, мы заключаем, что у нас есть не просто какое–то основание следовать их требованиям, но достаточное основание. Размышляя о том, нужно ли вам совершать некий поступок, вы можете взвешивать самые разные доводы за или против него. Если данный поступок будет способствовать вашему карьерному росту, увеличит ваше состояние, осчастливит ваших друзей и родных и так далее, то у вас есть определенные основания его совершить. Но эти основания могут утратить свою силу перед другими основаниями, их перевешивающими. Принимая решения практического свойства, нам постоянно приходится сопоставлять эти конкурирующие основания. Сэлли хочет сделать своего ребенка счастливее, оплатив для него чрезвычайно дорогие уроки игры на волынке. Но ей также хочется отправить его учиться в колледж. В случае, если эти цели входят между собой в конфликт, какую–то одну из них следует признать более важной. Если же обнаружится, что оплатить уроки игры на волынке можно, лишь отказавшись от сбережений на колледж, то Сэлли, вероятно, решит, что о волынке придется забыть. Откладывать на колледж, подумает она, куда важнее. Таким образом, определенный ряд оснований — в пользу колледжа — является для нее более веским. А значит, исходя из структуры своих ценностей и из своих жизненных обстоятельств, она должна отказаться от уроков игры на волынке в пользу накоплений на учебу в колледже.
Доводы в пользу сбора средств на обучение ребенка перевешивают для Сэлли другие доводы, а именно желание оплатить для него уроки волынки. Но и основания, связанные с колледжем, также могут утратить свою силу. Может, например, оказаться, что если ее жизненные обстоятельства изменятся, то она, при ее системе ценностей, не должна будет копить деньги на колледж. В случае с моралью более веских оснований просто не может быть. Именно в этом, среди прочего, и состоит уникальный характер морали. Когда моральные основания обязывают нас совершить определенный поступок или воздержаться от определенного поступка, то другие, не–моральные, основания должны отойти на второй план. В этом смысле моральные основания по самой своей сути оказываются сильнее всех остальных. А потому, к примеру, пусть даже Сэлли изъявит готовность пойти на величайшие жертвы ради того, чтобы устроить ребенка в колледж (и сделает это с полным правом), но если возникнет конфликт между учебой ребенка в колледже и моральными обязанностями Сэлли, то не может быть ни малейших сомнений в том, как Сэлли должна поступить: какими бы ни были ее жизненные обстоятельства или структура ее предпочтений, она должна выполнить свои моральные обязанности. Если она не способна обеспечить учебу ребенка иначе, как продажей наркотиков, присвоением денег работодателя или ограблением банка, то о колледже придется забыть: она не должна совершать подобные вещи, даже если ей самой очень этого хочется и даже если без их совершения она не могла бы добиться других своих целей. Тот факт (если это факт), что Сэлли одобряет ограбление банков и вынуждена заняться этим делом, чтобы достичь своих целей, ни в малейшей степени не оправдывает ее поступки. Все мы признаем, что мораль предъявляет нам такие требования, которые нельзя отмести ссылками на соображения личной выгоды, удовольствия или благополучия. И в случае выбора между одним из этих мотивов и требованиями морали последние должны взять верх.
Предложенный выше анализ должен был помочь нам оценить смысл второго из двух центральных вопросов, ответы на которые нам предстоит искать далее. Этот вопрос звучал так: а почему вообще мораль должна нас заботить? Вышеизложенные соображения ничуть не приблизили нас к ответу на него, однако теперь мы, пожалуй, лучше понимаем, к чему относится сам вопрос. Взгляд на то, каким образом, согласно нашим представлениям, функционируют мораль и ее требования, делает очевидным следующее: судя по всему, мораль обладает безусловной и внутренне ей присущей властью над нами. Чем же это объяснить?
8.3. Основания объективной морали
Первый из двух наших вопросов таков: чем объясняется истинность моральных утверждений? Прежде чем обращаться к поиску ответов на этот вопрос, следует отметить, что существуют разные виды моральных утверждений, а потому мы вправе ожидать, что и основания их окажутся неодинаковыми. К примеру, философы морали настаивают на разграничении между утверждениями о благом и утверждениями о справедливом. Утверждения первого типа сообщают нам, какого рода вещи заслуживают того, чтобы к ним стремиться: изучать иностранный язык, говорить правду, посвящать свою жизнь помощи беднякам — это хорошо. Заметьте, однако, что эти три примера хороших вещей относятся к трем весьма несходным категориям. Первое — изучение языка — хотя и является благом, все же не может считаться благом моральным. Третье — посвящение собственной жизни служению бедным — моральным благом считается. Но подобная деятельность предполагает такие жертвы, которые большинство из нас находит явно превышающими обычные требования долга. Мы можем сказать, что она достигает уровня морального блага, однако выходит далеко за пределы наших обязанностей. Подобного рода действия философы называют сверхдолжными поступками.
Однако второй пример — правдивость — представляет собой, похоже, и моральное благо, и обязанность. Входящие в эту категорию блага суть то, что философы называют справедливым. Справедливые вещи — это моральные блага, обладающие особой властью над вами, ибо вы обязаны к ним стремиться.
Далее мы рассмотрим четыре доказательства того, что для обоснования истинности объективной морали каким–то образом необходим Бог. Некоторые из этих доводов специально относятся к благому, тогда как другие касаются справедливого.
8.3.1. Законы предполагают законодателя
Многим теистам по душе доказательство, нередко излагаемое в виде лозунга, который гласит: поскольку все законы подразумевают законодателей, то и моральные законы требуют морального законодателя. Моральные же законодатели, продолжает данное доказательство, это, вне всякого сомнения, разумные, целесообразно действующие существа. Следовательно, какой–то разумный, целесообразно действующий моральный агент существует, и именно он является основанием объективных моральных истин.
Беда этой аргументации, конечно же, в том, что лежащая в ее основе посылка (или лозунг) ложна или не доказана. Существуют всякого рода законосообразные или нормативные принципы, для объяснения истинности которых никакой законодатель, по–видимому, не требуется, например законы природы или законы математики. Трудно понять, почему коммутативные законы или законы термодинамики нуждаются в особом законодателе.
Но даже если теист сумеет доказать, что случайные, не имеющие необходимого характера законы, вроде законов природы, и в самом деле предполагают законодателя, нелегко уразуметь, каким образом можно было бы утверждать это в отношении законов математических. В отличие от естественных законов законы математики представляют собой необходимые истины — истины, которые ни при каких условиях не могут быть иными, чем они есть. Если это верно, то упомянутые законы обладают, похоже, особого рода истинностью, не зависящей ни от чего другого, в том числе и от действий какого–либо законодателя. А поскольку и моральные истины, по–видимому, суть истины необходимые, то у нас есть основания полагать, что эти истины также не зависят от действий законодателя. Следовательно, общее утверждение о том, что законы требуют законодателя, представляется необоснованным.
8.3.2. Необходимые истины подразумевают необходимое существо
Даже если верно, что истинность необходимых истин не зависит от действий законодателя, отсюда, пожалуй, было бы слишком поспешно заключать, будто необходимые истины могут вовсе не иметь объяснения. И действительно, целый ряд теистов утверждает, что моральные суждения являются необходимыми истинами, однако их истинность объясняется некой особой, внеприродной причиной. Поскольку отдельные части природы существуют случайным образом, а общий ее строй также имеет случайный характер, то эти вещи не могут служить основанием для необходимых истин. Совершенно очевидно, что необходимые истины не способны иметь своим источником и божественные повеления, ибо, по крайней мере, некоторые из этих последних также могут быть случайными. Но это еще не значит, что необходимые истины не могут основываться на особых, сверхъестественных фактах иного рода. А потому те, кто полагает, что необходимые истины нуждаются в каком–то обосновании или объяснении, с легкостью приходят к мысли, что основанием для необходимых истин являются именно такие особые, сверхъестественные факты[50].
