Андрей Десницкий - Введение в библейскую экзегетику
Далее будет предложена более подробная классификация таких ошибок, основанная на их происхождении, потому что для исправления, а тем более для предупреждения ошибок важно понимать, откуда они проистекают. Здесь будут рассмотрены только экзегетические ошибки; неверное понимание, порожденное языковыми или, тем более, личными причинами, сюда не относится.
1. Ошибки и проблемы, содержавшиеся в тексте, с которого делался перевод
Как правило, переводчик пользуется не древнегреческим и древне- еврейским оригиналом, а русскими или другим современным переводом. Это обстоятельство может порождать немало проблем:
♦ Разные переводы берут за основу разные базовые тексты: СП следует византийскому варианту НЗ, а РВ — критическим изданиям. В результате перевод может следовать то одному, то другому тексту.
♦ Перевод, взятый за основу (СП в том числе), сам может содержать неточности и непоследовательности. Например, в Быт 3:14 мн.ч. евр. оригинала в СП почему-то переведено единственным: «херувим».
♦ Перевод может быть непоследовательным. Нередко этим грешат имена собственные в ветхозаветных книгах СП: отец Есфири называется то Аминадавом, в соответствии с греческим текстом, (Есф 2:15), то, в соответствии с еврейским, Абихаилом (Есф 9:29); одно и то же имя, применяемое к разным людям в разных книгах, переводится пятью разными способами: Илий, Елигу, Елия, Елиав, Елиуй.
♦ В переводе, взятом за основу, могут содержаться слова, значение которых или вовсе непонятно переводчику, или понимается неверно, например: скимен (молодой лев), яхонтовый цвет, талант (не дарование, а мера веса и денежная единица), седалище (не часть тела, а почетное сидение).
♦ Даже хорошо понятные слова могут быть многозначны. Например, в выражении «наказание мира нашего было на нем» в Ис 53:5 говорится не о мире как вселенной (именно так и воспринимается обычно этот русский текст), но о мире как примирении и благополучии (евр. שָׁלוֹם)
♦ Наконец, даже совершенно понятные слова могут употребляться в СП в несколько устаревшем или непривычном значении: например, правдой там называется то, что сегодня мы скорее назовем справедливостью.
2. Ошибки и проблемы, возникшие в процессе перевода
Здесь можно выделить четыре основных разновидности смысловых ошибок:
♦ Переводчик внес в текст нечто от себя, либо по случайности, либо из стремления сделать текст более красивым или более понятным — добавление.
♦ Переводчик пропустил часть текста, либо по случайности, либо потому, что счел пропущенное неактуальным или неприемлемым для целевой аудитории — пропуск.
♦ Переводчик стремился выразить смысл оригинала, но у него это получилось не вполне удачно — искажение.
♦ Переводчик выразил не тот смысл, который содержится в оригинале, поскольку текст ему был непонятен или поскольку он не мог с ним согласиться — подмена.
Причины, по которым совершаются такие ошибки, могут быть очень разными. Это, конечно, и простая невнимательность, и недостаток информации, и многое иное. Но стоит обратить внимание на последний случай, когда ошибка возникает в результате сознательного выбора переводчика, и такую ошибку бывает гораздо труднее обнаружить и исправить.
Переводчик может постараться отразить в переводе все тонкости и оттенки оригинала, что, как правило, просто невозможно. В результате текст перевода превращается в пересказ с элементами комментария, обрастает «эксплицированными» подробностями и может оказаться слишком неестественным, перегруженным излишними деталями, которые только отвлекают читателя. Разумеется, нам приходится выбирать, какие оттенки значения в данном случае существенны, а какими можно пожертвовать. Слишком большое уважение к форме оригинала, желание сохранить все его черты может повредить переводу: например, «шлем спасения» из Ефес 6:17 в алтайском языке, где не было понятия "шлем", превратился в «железную шапку спасения», что звучало нелепо. Пришлось заменять конкретное слово "шлем" более общим словом со значением "защита, броня".
Другая характерная ошибка состоит в том, что богословский редактор просто предлагает переводчику ряд версий (или он их находит самостоятельно в комментариях и других переводах), из которых он буквально наугад может выбрать «то, что легко перевести». В результате текст рискует утратить экзегетическую дельность и превратиться в набор случайных, не связанных друг с другом решений.
Наконец, никто в переводческой группе не вправе навязывать чи- тателю свое личное мнение (мнение своего «кружка», пастыря и т.д.), если это мнение не подтверждено авторитетными комментариями. Следует различать первичное значение текста, относящееся к области экзегетики, и значение богословское, пастырское и т.д. Иногда редактор склонен думать: «Этот текст надо перевести таким-то образом, чтобы люди, прочтя его, стали поступать так-то и так-то» (например, заменяет вино «виноградным соком», чтобы вести тем самым борьбу с алкоголизмом).
Еще одна постоянная ловушка для переводчика — это несовпадение культурного контекста. Любой читатель неизбежно вписывает текст, который перед ним лежит, в контекст своих собственных представлений о мире и ожиданий, предъявляемых к этому тексту. Сюда, в частности, относятся представления, характерные для культуры, к которой принадлежит читатель, и принятые в его среде богословские воззрения. Так что даже если сам по себе текст вполне, казалось бы, корректен и ясен, в этом контексте он может приобретать совершенно неверные значения.
Перевод, содержащий новые идеи и понятия, до некоторой степени может раздвинуть горизонты восприятия, но степень эта не так уж и велика. Что же остается делать в таком случае? Нередко здесь помогает методика культурного эквивалента: например, при переводе на осетинский язык выражение «у городских ворот» перевели как «на месте собрания у городских ворот» (в осетинских селах есть специальное место, где проходят собрания). Таким образом чужая для осетинской культуры реалия была разъяснена через реалию, прекрасно знакомую любому читателю. В некоторых случаях имеет место не разъяснение, а прямая замена: в языках Юго-Восточной Азии «хлеб наш насущный» становится «рисом нашим насущным», а в первом переводе на алеутский язык речь шла о «рыбе нашей насущной». Действительно, практически во всех языках название самой распространенной еды может означать еду вообще, но не во всех языках это будет именно хлеб.
Впрочем, тут важно не перегнуть палку и не оставить у читателя обманчивое впечатление, что никакой культурной дистанции между ним и текстом нет. К тому же замена ключевых терминов и образов обычно считается неприемлемой (когда, например, в переводах на языки тихоокеанских племен «Агнец Божий» становится поросенком на том основании, что вместо овец носители этих языков разводят свиней).
Нередко оказывается, что в языке перевода не столь развита абстрактная лексика, как в русском, английском или в библейских языках, и в результате точное копирование того или иного оборота приводит к совершенно нежелательному результату. Так, в алтайском языке выражение «во плоти» (применительно к воплощению Христа) сперва пытались передать дословно, но это порождало совершенно неуместные понимания, поскольку вместо абстрактного термина «плоть» есть только более конкретное выражение эт-кан, букв, "мясо-кровь". В результате, выражение 1 Тим 3:16 «явился во плоти» (ср. также 1 Ин 4:2-3; 2 Ин 1:7), переведенное как «пришел с мясомкровью», могло быть понято как описание доставки продуктов. Другой возможный вариант, «быть в мясе- крови» означает в этом языке «быть тучным, полным человеком». В результате было решено передать это значение совершенно иначе: «стал человеком».
Впрочем, что будет ошибкой в одном переводе, может быть вполне верным в другом, поскольку эти два перевода ставят своей целью разный уровень эквивалентности. Любой хороший перевод по-своему эквивалентен оригиналу, но перевод дословный стремится к максимальному совпадению отдельных слов и словосочетаний, перевод литературный — к соответствию предложений и фраз, а вольный пересказ может выражать примерно те же идеи в совершенно другой форме. Пересказ, конечно, уже не является переводом, но для экзегета и пересказ может быть действенным средством донести мысль оригинала до своей аудитории.
3.9.1. Экзегеза «своя и чужая»
Так мы подошли к еще одной важной теме: ожидания аудитории и ее отношение к принятым нами экзегетическим решениям. Любое подобное решение ложится на определенную почву, и потому оно может восприниматься не само по себе, а как аргумент в давнем споре. По одному-единственному экзегетическому решению человек может вынести суждение о «правильности» или «сретичности» новой книги (например, перевода Библии на свой язык), а заодно и ее создателей. Такие решения подобны техническим устройствам «свой — чужой» , которые позволяют автоматически определять, какой именно самолет пересекает границы воздушного пространства: если свой, его пропускают, если чужой — стараются посадить или сбить.
