А. Стриганова - Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании
Новый устав делал академии центрами богословской науки; их внутреннее правление, состоявшее из ректора, инспектора и эконома, находилось под попечением епархиального архиерея. Богословская литература стала быстро развиваться.
Особенно глубоко реформа затронула организацию обучения. Вся четырехгодичная программа академии была разделена на два двухгодичных курса. На первом курсе изучались словесность, эстетика, всеобщая философская грамматика, всеобщая история, история Церкви, древнегреческая и древнерусская история, математика, в том числе высшая; на втором – теоретическая и практическая физика, вся метафизика, история философии, догматика, этика, апологетика, герменевтика, гомилетика и каноническое право. Из языков – греческий, латинский, древнееврейский, французский и немецкий.
Полная шестилетняя программа семинарии состояла из трех двухгодичных курсов: риторики, философии, богословия. Здесь преподавались словесность, светская история, география, математика, физика, философия, Св. Писание, герменевтика, история Церкви, христианская археология, догматическое, нравственное и пастырское богословие, пасхалия. Изучение латинского, греческого и древнееврейского языков было обязательным, немецкого и французского – факультативным.
Уездные училища тоже готовили воспитанников в течение шести лет. Учебный план включал грамматику, арифметику, подробный катехизис, историю и географию в сжатом изложении, церковный устав, начатки классических языков и церковное пение.
В приходских школах учили чтению, письму, каллиграфии, четырем арифметическим действиям, началам русской грамматики, краткому катехизису и церковному пению.
Преобразование школ осуществлялось постепенно, начиная с Петербургского округа. Архимандрит Филарет (Дроздов) был назначен ректором Санкт-Петербургской духовной академии и введен в Комиссию духовных училищ, это назначение было высоким отличием. «Князь Голицын оценил его высокие дарования, соединенные с величайшим практическим тактом и способностью к быстрой и продолжительно-неутомимой деятельности»[65].
На Санкт-Петербургской духовной академии было сосредоточено особенное внимание, она должна была приготовить и дать прочим академиям первых наставников. «Существовавшие под наименованием прежние высшие духовные училища – Александровская, Киевская и Казанская академии обращены были в Семинарии, и вместо них положено было образовать новые академии. Дело шло не о поправлении старых зданий, а об устроении новых, которые бы вполне соответствовали новым видам и целям»[66].
Перед выпуском студентов 1-го курса Санкт-Петербургской академии Комиссия духовных училищ, желая ознакомиться с преподавательскими силами в духовных школах, потребовала их учебные программы, чтобы определить, кто из преподавателей может быть оставлен и удостоен звания профессора, а кого следует переместить на другие должности.
«Доставленные программы, по мере поступления их, Комиссия препровождала в конференцию Санкт-Петербургской духовной академии, где рассматривал их ректор академии, архимандрит Филарет. На основании этих отзывов, многие начальствующие лица и преподаватели академий и семинарий были перемещены с одних должностей на другие, многие были уволены от учебной службы и перемещены на епархиальную… <…> Случалось, что из всего учебного состава той или другой семинарии, и даже академии, только два-три человека признавались достойными прохождения учебной должности. Но кто прошел чрез это испытание с успехом и честью и удостаивался звания профессора, тот поднимался в общем мнении епархии целого учебного округа на такую высоту, что делался предметом общаго внимания и уважения. Таких было, впрочем, не много»[67].
Был осуществлен пересмотр проектов уставов духовных училищ, часть устава была составлена М.М. Сперанским, потом пересмотрена владыкой Феофилактом, который дополнил ее. В этой редакции проект был напечатан в 1810 г. Затем дополнения и исправления внес архиепископ Филарет. Комиссия, приняв все предложения и исправления к проекту устава духовных академий, постановила исправить и напечатать его. «Таким образом, проект устава духовных академий прошел через три редакции: первую М. М. Сперанского и Феофилакта, вторую Феофилакта и третью Филарета. В этой редакции он и был вновь напечатан в 1814 г., а прежде напечатанные экземпляры отбирались и уничтожались»[68].
В Высочайшем указе от 30 августа 1814 г. на имя Комиссии духовных училищ государь выразил свои мысли о воспитании духовного юношества: «Внутреннее образование юношей к деятельному христианству да будет единственною целию сих училищ»[69].
Замысел и основу реформы свт. Филарет считал высочайшим достижением, он принимал самое живое и деятельное участие во всех постановлениях и распоряжениях Комиссии духовных училищ. Церковный историк И. А. Чистович писал: «В это горячее время, когда с окончанием 1-го курса в Санкт-Петербургской духовной академии подводились, так сказать, первые итоги результатов, достигнутых преобразованием духовных училищ, когда, по указаниям первоначального опыта ограниченного числа учебных заведений Санкт-Петербургского округа, полагалось переустроить все духовные училища в России и надлежало установить для них постоянный и прочный порядок на будущее время, Филарет, можно сказать, нес на своих плечах все это дело и в одно и то же время представлял обширнейшие и сложные проекты, просматривал и дополнял уставы, подготавливал учебные заведения к преобразованию и наблюдал за преобразованием их, организовывал порядок классных занятий в академиях и семинариях, составлял конспекты богословских наук для академий и семинарий, рассматривал программы академических и семинарских преподавателей, выбирал и рекомендовал учебники и держал в руках все нити учебного дела в целой России»[70].
Интересно содержание проектов уставов духовных школ, касающееся организации воспитания духовного юношества в соответствии с поставленными реформой задачами.
Все четыре устава – академий, семинарий, училищ окружных и приходских – предварялись общим введением. Начала нравственного управления должны были строиться на истинном благочестии и страхе Божием. Самым действенным методом воспитания утверждался пример наставников, чье собственное благочестие являлось бы «краеугольным камнем Христианского воспитания». Из всех «упражнений, располагающих к благочестию», наиважнейшим признавалась молитва.
По убеждению авторов устава, христианская нравственность лучше всего укореняется привычкой к повиновению: «Не может тот быть покорен Богу, кто строптив пред человеками». Обучение необходимо было строить так, «чтобы способствовать к раскрытию собственных сил и деятельности разума в воспитанниках, а посему, пространные изъяснения, где Профессоры тщатся более показать свой ум, нежели возбудить ум слушателей, доброй методе противны» [71]. Лучшим наставником поэтому признавался педагог, который «заставляет учащихся размышлять и изъяснять». Прежние пассивные методы обучения с использованием диктовки уставом запрещались, каждый урок предлагалось завершать контрольными вопросами и ответами. Чтение учащихся должно иметь руководство со стороны наставников, чтобы стать осмысленным и целенаправленным.
Нравственное управление вверялось уставом инспектору, в помощь ему назначались специальные «старшие», а за поведением в классах должны были следить преподаватели. Первым правилом благонравия провозглашался порядок в рассуждении времени: «Посему первый предмет наблюдения Инспектора есть, чтобы все часы студентов располагаемы были по установленному назначению»[72]. Особенно надлежало следить за соблюдением времени молитвы, наставники же обязаны были подавать в этом пример. «Все студенты без изъятия в воскресные и праздничные дни должны находиться при церковном богослужении, кроме утрени, которую иногда, по рассмотрению начальства, могут слушать и в зале собрания. Правящие и учащие дадут им в этом пример»[73].
В последней редакции устава было установлено правило, по которому учащиеся семинарии и академии должны были причащаться Святых Таин дважды в год: «Все студенты без изъятия первую и последнюю неделю Великого поста должны употребить на очищение совести покаянием и приуготовиться к причащению Святых Таин»[74]. Учащиеся уездных и приходских училищ, согласно уставу, могли причащаться Святых Таин один раз в году, на первой неделе Великого поста.
Музыка и пение были допустимы, но с оговорками: «Хотя между студентов музыка, кто оной учится, или обучался, и может быть терпима; но пение без нот, и особливо пение простонародное строго запрещается»[75].
