Андрей Кураев - МИССИОНЕРСКИЙ КРИЗИС ПРАВОСЛАВИЯ
И все же во время второго патриаршества Игнатия в 870 г. Константинопольский собор своим 11-м правилом осудил именно ересь о двух душах у человека. При этом имя Фотия, однако, не было упомянуто, и потому неправ А. Бронзов, доверчиво переписавший из позднейшего католического источника: «Патриарх Фотий признавал в человеке две души. Поэтому собор, бывший в Константинополе в 869 г. (считаемый Римскою Церковью за 8-й Вселенский) определил, что в человеке — одна душа, которой он живет, чувствует и мыслит».
Поэтому, хотя большинство исследователей отрицают правдивость рассказа Анастасия, мне кажется справедливой догадка Рансимэна, предположившего у Фотия хоть и не ересь, но именно антиигнатиевскую шутку (что, кстати, хорошо сочетается с описанной продолжателем Феофана (4,38) модой на «всешутей- шие» карнавалы и задирания Игнатия самим царем Михаилом и его окружением).
В пользу же версии о серьезном конфликте Фотия и Константина говорит то, что больше связка Фотий — Константин в истории не появляется. Фотий ни разу не упоминает о Константине и его миссии, притом, что сохранилось более трехсот его писем, но ни в одном из них он не говорит о солунских братьях. В 867 году, т. е. когда моравская миссия (кстати, длившаяся всего три года) уже была почти завершена, патриарх Фотий рассылает «Окружное послание», рассказывая о кознях Рима в Болгарии. Естественно, там есть пункт о величии византийской Церкви и, соответственно, успехах византийской миссии: «Ибо и жители Армении, закосневшие в нечестии яковитов, при содействии нам молитв Ваших обрели силы оставить столь великое заблуждение. Даже варварский и христоненавистный народ болгар, отойдя от бесовских отеческих оргий и отстав от заблуждений языческого суеверия, паче чаяния перепривит был к христианской вере». Но о труде солунских братьев в Моравии тут нет ни слова. Крещение же Болгарии вспоминается лишь в контексте ересеологической и канонической полемики с Римом.
И в житии Константина не сказано о благословении Фотия на его миссию к славянам; последняя в житии предстает как чисто императорская инициатива. В житии Мефодия встречаем показательную фразу: «Тогда не смели отказаться ни перед Богом, ни перед цесарем, по словам ап. Павла "Бога бойтесь, цесаря чтите"» (Житие Мефодия, 5). Патриарх в этом эпизоде никак не упомянут. Также стоит отметить, что после миссии к хазарам Фотий принимает участие в судьбе Мефодия, поставляя его игуменом богатого ставропигиального монастыря, в то время как Константин «жил тихо, молясь Богу, пребывая в церкви святых апостолов» (Житие Константина, 13), т. е. патриарх не возложил на него никаких новых послушаний и не вернул ему пост хартофилакса.
Кроме того, хотя, согласно житию Константина, князь Ростислав просил прислать епископа, Константин едет в Моравию в пресвитерском сане. Мефодий и ученики Кирилла будут посвящены в епископы и пресвитеров позже в Риме.
И тут важно сопоставить несколько дат. В 863 году в Риме папа Николай анафематствует Фотия «вместе со всеми его сообщниками». Фотий молчит в течение четырех лет, пока обида остается личной (папа счел его избрание незаконным), но после начала деятельности латинских миссионеров в Болгарии отвечает. Окружное послание св. Фотия (867 г.) говорит о латинской прибавке филиокве к Символу веры как об «ухищрении лукавого» и «самой вершине нечестия», а о латинских епископах как о «епископах мрака» и «слугах Антихриста». В итоге «мы отлучили тех людей, пребывающих в их многообразном заблуждении, от всего стада христианского». Константинопольский собор, созванный летом 867 года для утверждения фотиевского послания, проклял папу Николая и всех находящихся с ним в общении «за те отступления в учении веры и обрядах, какие допустила себе Римская церковь».
25 сентября 867 года Фотий был смещен. 13 ноября того же года папа Николай I умирает. Папа Адриан в декабре 867 года повторяет анафему Фотию, в начале июня 869 года в Риме проходит собор с анафемой патриарху Фотию. В октябре 869 года к этим анафемам присоединяется и собор в Константинополе, считаемый у католиков «Восьмым Вселенским» (Фотий в анафематизмах именуется «новым Иудой»), причем его отлучение подписано не чернилами, а евхаристической кровью... Естественно, что св. Игнатий, восстанавливая на этом соборе единство Константинополя с Римом, не ставил условием этого воссоединения отказ Рима от тех его новизн, в которых Рим был укорен Фотием. Впрочем, окончательное примирение произошло только через 10 лет, когда Фотий вернулся и «Большой Софийский» собор объявил собор 869 года «якоже не бывшим»...
Что же святые братья-просветители? Их труд в Моравии встретил сопротивление со стороны немецких епископов, и святые миссионеры едут в Рим, чтобы найти управу на своих недругов. По прибытии они сослужат литургию с папой Адрианом в соборе Св. Петра и других римских храмах. Папа лично рукоположил св. Мефодия в пресвитеры. Учеников же славянских братьев рукоположили два римских епископа (Формоз из Порто и Гаудерик из Веллетри). Среди хиротонисанных в Риме был св. Климент Охридский.
Вопрос: когда же именно святые просветители принимают хиротонии в Риме? Сопоставляем даты и видим: хиротонии имели место в феврале 868 года, то есть в самый разгар конфликта между св. Фотием и Римом... В Риме же в феврале 869 года Константин принимает монашеский постриг с именем Кирилл и 14 февраля умирает. Вскоре папа Адриан рукополагает Мефодия в епископы. Епископское служение св. Мефодия на Западе длится до его кончины в 885 году.
Если миссия в Моравию совершалась по благословению Константинопольского Патриарха, то почему братья едут не домой, а в Рим? Если они еще были дружны и согласны с Фотием, почему не боятся принять хиротонии и постриг от его злейших врагов? Похоже, что-то все-таки пробежало между Фотием и Константином... Но тогда и миссия к славянам — это не дар Константинопольской Церкви, а шаг дипломатический со стороны императора и лично-жертвенный со стороны самих миссионеров...
И, значит, опять перед нами вопрос: а где же апостольская забота византийских патриархов?
В жизни солунских братьев, конечно, есть миссионерское измерение. Но оно все же не было главным.
Их поездка в Моравию пришлась на пору, когда местный князь уже принял христианство, а население уже считалось крещеным. Письмо князя Ростислава, зовущее братьев в Моравию, говорит: «Люди наши язычество отвергли и держатся закона христианского». В житиях славянских апостолов не видно следа их полемики с местными язычниками. Их спор ведется с другими епископами (причем не по вопросу о том, можно ли молиться на родном языке, а по более узкой теме — можно ли совершать на нем литургию. «Лингвисты предполагают, что первое переложение основных христианских молитв на славянский язык было сделано за 60 лет до миссии Кирилла и Мефодия. Перевод и организация первых общин в Моравии ставятся в заслугу некому Добдагреку (ирл. Dub-da-chrich), который был сподвижником настоятеля монастыря Св. Петра ирландца Виргилия (ирл. Fergil), в духе кельтской церкви исполнявшего одновременно обязанности архиепископа Зальцбурга»). Так что это миссия скорее пастырская, чем миссионерская.
Миссия к арабам была скорее дипломатической, чем миссионерской. Вряд ли 24-летний богослов мог быть отправлен во враждебную страну императором именно для религиозного диспута. Константин просто входил в свиту византийского посла Георгия Полата. Цель переговоров — обмен пленными. И маловероятно, что руководители посольства стали бы усложнять эту гуманитарную задачу, раздражая хозяев религиозными разногласиями. При всей легендарности житийного эпизода о прениях с сарацинами даже житие полагает, что миссия была не очень успешной — по ее итогам арабы «совсем впали в свою злобу» (Житие Константина, 6).
Не была собственно миссионерской и поездка в Хазарию. «Прение о вере» была прикрытием для дипломатических целей. Традиционно и небезосновательно византийская дипломатия видела своих врагов в том племени, которое поселялось в пространстве между Дунаем и Днепром, то есть у границ Империи. Соответственно, союзника Империя себе искала в том племени, что оказывалось за спиной ближайших недругов, то есть у обитателей нынешней Кубани. Именно по этой причине византийские дипломаты позвали венгерские орды к границам Европы — для совместной борьбы с болгарами царя Симеона (894 г.). Но те не остановились на Карпатах и Дунае, а пошли дальше, в 906 году стерев в пыль Моравское княжество (кстати, тоже позвавшее их для борьбы с франко-болгарским союзом) и навсегда разрезав западных и восточных славян, тем самым положив предел росту наследия Кирилла и Мефодия...
В IX же веке у стен Константинополя оказались русские, а на Кубани — хазары.
Снова сопоставляем две даты. Июнь 860 года — русы на 360 кораблях осадили Константинополь и разграбили его окрестности. Появление Константина у хазар, то есть в русском тылу, — январь 861 года. Главная задача этой поездки была в том, чтобы добиться от хазарского кагана подтверждения его союзнических отношений с Византией. В этом смысле миссия была успешной, поскольку в житии каган передает императору: «Все мы — друзья и приятели твоего царства и готовы идти на службу твою, куда захочешь» (Житие Константина, 11). Учитывая военно-политическую сверхзадачу миссии, вряд ли Константин был очень настойчив в опровержении веры своих собеседников. Тем не менее, согласно житию, крестились 200 человек.
