Волх Велеслав - РОДные Боги
Безусловно, для более или менее значительного уровня овладения Волошбой Образов нужна длительная практика. Ниже приведём несколько упражнений, направленных на овладение данной техникой.
Кто есть кто.
Мне было 15 лет. Я был горяч и упрям. С малых лет отстаивал интересы детей, считая себя борцом за справедливость. И не любил людей, которые обижают детей или просто повышают на них голос. А жизнь постоянно<подкидывала>мне ситуации, где я мог проявить свои бойцовские качества. Как‑то раз я пришел к бабе Гуле и тете Наиле. Они косили осоку на заливных лугах пруда и встретили меня радушно. Я присоединился к ним. Немного покосив траву, услышал с другого берега плач ребенка и брань мужика. Меня мгновенно сорвало с места. Я чуть не ринулся к ним, но так как моста не было, стал во весь голос вопить:
- Ты чего, такой–сякой, руку на ребенка подымаешь!? Какое право имеешь так орать на него!?
Тут меня баба Гуля остановила:
- Сынок, не кричи, а то голос надорвешь. Потом как девок развлекать будешь? Девки–та не поймут. Просмеют еще.
- Не надорвусь, - пробубнил я и, обидевшись, ушел на самый дальний конец луга.
Прокосив траву с одной стороны луга в захват взмаха косы, я поравнялся с тетей Наилей. Она молчала и смотрела на меня глубоким проникновенным взглядом и, немного погодя, сказала:
- Еще не остыл, точно мать говорила: конь с яицами. Растрясешь ведь яицы–та. Потом девкам не нужен будешь такой.
Мы расхохотались, я отмяк и шутливо ответил:
- Попрошу взаймы у конюха Фомы, они ему за бутылкой‑то ни к чему.
После небольшой паузы баба Гуля начала говорить:
- Сынок, прежде чем встревать в отношения отца и ребенка, необходимо знать - кто такой ребенок? Кто такие мама и папа? Чего хочет ребенок? Чего он добивается? Чего хотят отец или мать? Чего ребенок и мама с папой добиваются? Ты знаешь все это?
- Нет.
- Так чего ты хочешь этим выпадом добиться? Может, чего‑то хочешь показать?
- Нет, ничего я не хочу добиться. А тем более показать.
- А чего хочешь сказать–та своим выпадом?
- Защитить ребенка.
- Защитить от кого?
- От злостного мужика.
Баба Гуля и тетя Наиля засмеялись. А я увидел себя идиотом, который доказывает разъяренному мужику, что он не прав, что так нельзя с ребенком: с ним необходимо все делать спокойно, твердо и уверенно, но без ругани и рукоприкладства.
Баба Гуля меня остановила, проговорив:
- Вот дурачок: Бог создал человека на Земле по своему подобию и наделил его частичкой самого себя - своим духом и внутренним огнем, а также всеми знаниями Вселенной, правом выбора и правом на ошибку. Каждый человек проходит схожие друг с другом циклы, но во время их прохождения у каждого из людей - свои задачи. А жизнь на Земле - это и есть один из циклов. Это понятно?
- Понятно.
Я, немного помолчав, спросил:
- Это чего, Бог создал меня?
- Да.
- А что, разве учителя, врачи, друзья, соседи врут, что меня родила мама? Или как понять выражение отца:<Я тебя породил, я тебя и убью>? Да сама мама очень часто говорит:<Да на кой черт я тебя родила, этакого оболтуса. Все равно никакого проку нет, только зря мучалась>.
- Все они говорят то, что есть. Тебя родили мама и папа, но они тебя не создали. Они открыли ворота в этот мир и встретили тебя через них. И все.
- Тогда объясни, кем для меня являются мама и папа?
- Мама и папа, окружающие нас люди и все живое на Земле являются для нас спутниками.
- Непонятно! А кто такие спутники?
- Спутники - это те, кто идут по жизни рядом с тобой, выполняя свою задачу, и помогают выполнять твою задачу тебе, разделяя с тобой радость и горе.
- С одной стороны понятно, а с другой стороны - нет.
- Хорошо. Вот, например, я, тетя Наиля, вот эта земля, растения, птицы, животные - мы вторгаемся в твою жизнь?
- Нет.
- А что мы делаем?
- Делаете свое дело.
Тут баба Гуля добавила:
- Каждый живет свою жизнь. При этом мы помогаем друг другу. Ты помогаешь нам, а мы - тебе.
- Это как? Я чего‑то не пойму.
- Все очень просто. Ты пришел к нам помочь заготавливать сено. Верно?
- Верно.
- Вот ты и косишь траву вместе с нами, растрясаешь, переворачиваешь ее и сухое сено собираешь в стожки. Так?
- Так.
- Мы попутно ведем разговор о жизни, помогая тебе разобраться в ней. Мы все радуемся жизни и делимся ею со всем миром. Согласен?
- Да. Согласен. А причем здесь растения и птицы?
- Когда мы заготавливаем сено, птицы поют?
- Да.
- А как поют?
- Задорно.
- А когда у нас затишье или ты грустишь?
- Молчат или тихо щебечут, словно они меня поддерживают.
- При этом они вторгаются в наш разговор?
- Нет, скорее, дополняют, заостряют внимание.
- Так. А давай вспомним, когда мы радуемся, то они что делают?
- Кружат над нами, щебечут, радуются вместе с нами.
- Так. А что происходит с растениями, когда мы говорим?
- Их ветерок обдувает и доносит до нас какой‑то шорох, шептание.
- Хорошо, а что с ними происходит, когда мы грустим или уходим в осмысление сказанного?
- Они затихают.
- Ага, а что они делают, когда мы шутим и веселимся?
- Притягиваются к нам.
- Замечательно!
(РИСУНОК НА ПОЛОСУ 01)
Немного погодя я задаю вопрос бабе Гуле:
- Мне все, о чем мы говорили, понятно, но непонятно, как мама и папа являются мне спутниками?
- Да точно так же, как растения и птицы. Даже тогда, когда отец заявляет:<Я тебя породил, я тебя и убью>. Или мама говорит:<Да на кой черт я тебя родила, этакого оболтуса, все равно никакого проку нет, только зря мучалась>. Этим же они учат тебя уму–разуму, делятся с тобой своим горем, а твое право принимать его на себя или нет.
- Подожди, а как они меня этим учат?
- А что они делают?
- Показывают свою боль.
- А какую боль?
- Не знаю.
- Что они сами рабы.
- Это как?
- Давай посмотрим, что с ними происходит, когда они это говорят.
- Давай.
- Представь себе, что ты отец, и говоришь своему сыну:<Я тебя породил, я тебя и убью>. Что ты чувствуешь при этом?
- Что я сказал эти слова сыну под каким‑то давлением, тяжестью, а внутри меня - боль, хочется рвать и метать.
- А что это такое - давление, тяжесть?
- Разочарование в своей жизни, ощущение, что когда‑то взял на себя лишнего. Какое‑то ограничение. Чувство, что меня связали.
- А что взял на себя лишнего?
- Наверное, обязательства - одевать, кормить, поить, вырастить сына, сделать его человеком. Взял ответственность за его жизнь. Должен сына научить, поставить на ноги. Идет обида на него, что он неблагодарный. Я его кормлю, одеваю, а он не слушается, выкручивает мне руки. А как так? Ведь по–другому‑то нельзя - дите не сможет без родителей поесть, одеться, встать на ноги?
- Все очень просто. Отец, вернув сыну ответственность за его жизнь, будет все это делать не как обязанный, а с душой и любя. Дитя захочет поесть - закричит. Отец придет и накормит его. Дитю стало холодно - он его позовет, и отец его оденет. Ну, а подрастет - сумеет сам поесть и одеться. И все.
- А почему в этом случае отец может сделать это же любя и с душой, а когда обязан - нет?
- Потому что обязательство - это веревка, которая не дает отцу выбора, и она давит на него, заставляет его это сделать. А в другом случае - он делает все любя. Любит дитя, и любя, кормит его, одевает. Все делает только по охоте, и во благо себе.
- Это как?
- Ну–у, как - как: Как ты кушаешь?
- Как! Ложкой.
- Ну да, ложкой, только себе в удовольствие. Так?
- Так‑то, так. Но я ем, ради того, чтобы жить. А здесь непонятно.
- А продолжать свой род хочешь?
- Да.
- А ты кормишь дитя для чего?
- Чтобы продолжить род и внести в этот мир свою лепту.
- А это тебе хочется делать в удовольствие?
- Да.
- Вот и все. А о каком таком ограничении ты говорил?
- Хо–о! Я ограничен правилами семьи, своих родителей и общества.
- Это, какие такие правила семьи и общества?
- Чувствуется, что родители говорили отцу: дитя надо оберегать, не заставляй его что‑либо делать, ему на свой век хватит, еще наработается. Общество навязало: дитя бить нельзя. Его надо любить даже тогда, когда оно не слушается, шалит или все делает назло. Оно же дитя, чего с него взять? Оно же бестолковое!
- Так, а чем тебя связали?
- Законом об уголовной ответственности.
- А это как?
- Все очень просто, убьешь дитя - тюрьма. Родил его - расти. Терпеть это - моя участь.
- Ничего себе! А чего хочешь сказать сыну, когда ты говоришь: я тебя породил, я тебя и убью?
- Ну–у, во–первых, я это говорю от бессилия. Нет больше сил сдерживаться, терпеть это. Нет сил изменить свою жизнь. Во–вторых, хочу показать, что сын мне не нужен как обуза, у него есть своя жизнь. Мне ответственность за его жизнь не нужна - она мне чуждая и не по силам. И этим я ему говорю: возьми, пожалуйста, сам ответственность за свою жизнь. Живи, как хочешь, только не трогай меня. Оставь меня в покое. И все.
