Вайолет Каммингс - Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря
Нам неизвестно, что происходило все это время в Кумране, да и вообще в партии ессеев. Но нам известно, что именно тогда возникло и стало развиваться движение, получившее название христианства, которое во многих отношениях, а именно с точки зрения доктрины, обрядов и организационных вопросов, было аналогично сектам ессеев и адептам «нового завета» в Кумране. К этому моменту (62 г. н. э.) христиане не были еще широко известны под нынешним названием; чаше всего их называли сектой назареев. К этому мы еще вернемся в следующей главе, а пока отметим, что сразу после смерти Феста, еще до прибытия нового губернатора, первосвященник Анания воспользовался случаем для того, чтобы убить Иакова, брата Иисуса и главу движения назареев, за что Анания был смещен Агриппой II.
Дела в Иудее были в это время не просто плохи; ситуацию можно было охарактеризовать как социальный распад. Бандитизм стал обыденным явлением; в тюрьме оставались только те, кто не мог позволить себе взяткой купить освобождение. Ответственного правительства больше не существовало. Гессий Флор, который «правил» с 64 по 66 г. н. э., перещёл от единичных убийств и массовым; в конце концов жители вышвырнули его из Иерусалима, где римский гарнизон сдался, но все равно был истреблен. Это было восстание и сигнал к войне.
Христиане, которые не видели для себя большой разницы между римлянами и священниками-саддукеями, бежали из Иудеи через Иордан и не принимали участия в еврейском восстании. Говорят, что среди ессеев тоже были такие, кто не желали сражаться, но о связи между этими двумя группами мы только можем строить предположения. Утверждения о том, что кое-кто из ессеев участвовал в боях, по крайней мере, в этом бунте, чаше всего основываются на свидетельстве Иосифа Флавия, который на самом деле говорил только о том, что кто-то из них героически перенес пытки.
В этой критической ситуации евреи сформировали чрезвычайное правительство и поручили Иосифу Флавию, которому суждено было больше прославиться как историку, чем как воину, возглавить оборону Галилеи. Он стойко сражался, но был разбит и перещёл на сторону римлян. Фарисеи, которые до этого момента находились у власти и пытались проводить политику умиротворения, были отброшены в сторону. Иосиф был фарисеем, и народ считал, что тот вел двойную игру, а потом и вовсе стал изменником. На волне гнева власть захватили отчаянные зелоты, и умиротворению пришел конец.
Если бы Израиль был един и его меньше разъедала коррупция, война не обязательно была бы безнадежным делом. Но в реальной ситуации шансов на успех не было. Иерусалим раздирала междоусобная вражда, евреи убивали евреев, по жестокости не уступая римлянам. В конце лета 70 г. н. э. загорелся внешний двор Храма, но бой продолжался прямо рядом с жертвенным алтарем. В конце концов, все было кончено; там, где Задок некогда приносил жертвы, где возводились один за другим храмы, теперь, в полном соответствии с пророчеством Иисуса, буквально «не осталось камня на камне».
В этом потоке злодеяний кумранские монахи вполне могли бы увидеть признаки того, что вот-вот наступит «День Иеговы» и приходит время появиться долгожданному мессии. Правда, луна еще не «облилась кровью» и звезды не попадали с небес, но смерть уже витала над головами злодеев, правивших в Израиле, так что пора бы Иегове поднять свою руку на этих киттим.
Может быть, они хотели дождаться самого последнего момента. Но когда стало ясно, что римляне вот-вот придут, они положили свои драгоценные рукописи в приготовленные кувшины и стали карабкаться с ними в пещеры. Здесь римлянам никогда не придет в голову искать. Зато когда-нибудь, когда кончатся бои, можно будет вернуться. Возможно, им казалось, что это произойдет совсем скоро. Конечно, скоро! Бог ждать не может, не то время! Начинается новая эра! Время уже пришло! Сыны Тьмы уже сказали свое слово. Теперь Иегова обязан выполнить свое обещание, те, кто сохраняли ему верность, не должны сомневаться А когда они вернутся, с ними вновь будет их сокровище — их рукописи, цена которых еще возрастет, когда во главе священной трапезы будет сидеть мессия Аарона и Израиля, в День Господа Иеговы, в День Царства Божия.
Глава 4
СВИТКИ И ИСТОКИ ХРИСТИАНСТВА
Выше мы уже цитировали У.Ф. Олбрайта, по мнению которого открытие Свитков дало «новые сведения о верованиях и обрядах еврейских сектантов последних двух веков до н. э.», которые «способны перевернуть наше представление о том, как начиналось христианство». Мы упоминали также заявление Дюпон-Соммера о том, что «все проблемы, связанные с примитивным христианством, представляются теперь совсем в новом свете и заставляют нас полностью пересмотреть их».
Американские специалисты по Новому Завету, как указывал Эдмунд Уилсон, в течение ряда лет наотрез отказывались относиться серьезно к этим точкам зрения. Однако позднее, как мы видели, исследователи Нового Завета, подталкиваемые Уилсоном и повышенным общественным интересом к Свиткам, прервали свое молчание. Но мало кто из них видел в Свитках нечто революционное. Да, конечно, открытие их возбуждало; да, они говорили, что теперь мы лучше, чем в прошлом, узнаем, что стоит за писаниями Нового Завета. Однако в заключение они говорили, что нет оснований для того, чтобы пересматривать что-либо из прежних основополагающих допущений и ортодоксальных положений веры.
Даже Миллар Берроуз, не рядовой богослов, а видный специалист-семитолог, который работал со Свитками почти с самого начала, говорил: «После того, как я в течение семи лет изучал Свитки Мертвого моря, я не вижу, чтобы это существенно повлияло на мое понимание Нового Завета. Я стал яснее и лучше понимать его иудаистские корни, но его смысл для меня не изменился и даже существенно не прояснился». Но при этом Берроуз признавал, что он, возможно, «просто не в состоянии увидеть то, что находится «перед глазами». «Посещая археологические раскопки, я, случалось, при всем старании не мог понять, что именно мне демонстрируют археологи. Разумеется, опытный глаз зачастую увидит то, что недоступно для непосвященных. В то же время правда и то, что ученые иногда утрачивают способность отличить натренированное восприятие от некритического воображения».
Последняя фраза, надо сказать, довольно двусмысленная; она звучит не столько как сомнение в себе, сколько как деликатный упрек остальным ученым. Во всяком случае, непрофессионалов он предупредил, пусть они не дадут ввести себя в заблуждение. Даже лучшие авторитеты, выходя за пределы собственного профессионализма (а то и не выходя), не свободны от давления субъективизма, включая, несомненно, и неосознанного. Ученые, способные быть абсолютно непредубежденными в процессе складывания мозаики фрагмент тов древней рукописи, могут оказаться в плену предубеждений, когда приходит время оценить, что же такое они собрали.
За любыми интерпретаторами, особенно в вопросах религии, нужен глаз да глаз, и автор прекрасно понимает, что это относится и к нему тоже. Более того, он искренне просит относиться к нему критически. Свою цель он, в данном случае, видит в том, чтобы, во-первых, представить информацию, хорошо знакомую ученым, но обычно неизвестную непрофессионалам; ведь без такой информации невозможно составить обоснованное мнение о предмете. Во-вторых, предложить некоторые новые гипотезы, но без претензий на первооткрывательство и на то, чтобы с ними обязательно согласились. Подтвердятся они или нет, эти гипотезы сыграют свою роль, ибо автор намерен не убедить читателя в верности конкретных ответов на ряд острых вопросов, которые породило новое открытие, а помочь ему увидеть истинное значение этих вопросов.
Прежде всего необходимо понять, что когда ученый-теолог обсуждает с непрофессионалом значение Свитков, они используют разные исходные термины, или, попросту, «говорят на разных языках». То, что имеет в виду теолог и что, по мнению непрофессионала, он имеет в виду — две разные вещи. В то же время то, что ученый знает, но никак не может донести до собеседника, никоим образом не является чем-то настолько заумным и таинственным, что принципиально не может быть изложено в более доступной форме.
Кстати, о терминологии. Мы предпочитаем использовать более широкий термин «ученые-теологи», а не тот, которым пользовались цитированные выше Уил-сон и другие («специалисты по Новому Завету»). Последний термин имеет узкоспециальное значение.
Когда теологи утверждают, что открытие Свитков не дало им никакой информации, которая заставила бы их пересмотреть свои взгляды на начало христианства, во всяком случае — основательно, то, может быть, для них — это правда. Но тогда они просто обязаны пойти дальше и сказать непрофессионалам, в каком смысле — это правда. И тогда выяснится, что они давным-давно знали: традиционный взгляд на происхождение христианства опирается не столько на историю, сколько на теологию. В отличие от непрофессионалов, им хорошо известны исторические проблемы Нового Завета, которым никогда не удавалось найти исторических рещёний. Другое дело — рещёния догматические. Но непосвященный думает, что, пытаясь уловить смысл Свитков, он имеет дело не с теологией, а с историей, не с догмой, а с фактом.
