Сергей Шведов - Русская вера, или Религиозные войны от Святослава Храброго до Ярослава Мудрого
Поверить во все эти байки про изуверов-волхвов и удачливых борцов за христианскую веру может человек либо уж очень наивный, либо ничего не слышавший о славянской мифологии. Гумилев, безусловно, принадлежит к последним, его перл по поводу древней веры предков ничего, кроме пожатия плеч, у мало-мальски образованного человека вызвать не может: «Тем временем внутри страны часть населения вернулась к язычеству. Славяне, как и их соседи тюрки и угро-финны, верили в существование упырей, то есть духов покойников, и духов природы: лесных, водяных, а также домовых. Такие взгляды религией называть неправильно. Это, скорее, «природоведение», соответствовавшее уровню знаний того времени. Вместе взятые, суеверия представляли собой какое-то подобие мировоззрения, но считать их настоящим религиозным культом нельзя, как нельзя отождествлять домового с Богом-Создателем. Интересно, что эти языческие верования прекрасно уживались и продолжают уживаться и с христианством, и с исламом, а в наше время – и с «научным» атеизмом. Сначала это явление называли двоеверием, затем стали говорить о суеверии, но название не меняет сути» («От Руси к России»).
Интересно, а к какому «уровню знаний» можно отнести нынешний интерес к книгам и фильмам про упырей-вампиров, захлестнувших Европу и Россию? Или это тоже «природоведение»? Между прочим суеверия благополучно соседствовали с христианством на протяжении веков, а порою и подменяли эту религию в сознании очень многих людей. И хотя церковь пыталась с суевериями бороться, большого успеха, прямо скажем, она не добилась. Что же касается языческих восстаний в первые века после Крещения Руси, то вряд ли их можно объяснить суевериями. А вот, что считать или не считать религиозным культом, решать не Гумилеву, удивившему в данном случае, мягко говоря, незнанием предмета. Я привел здесь цитату из его книги только потому, что в ней как нельзя полно отражена точка зрения многих российских обывателей, имеющих некоторое представление о христианстве, но начинающих брезгливо морщиться, как только речь заходит о славянской и индоевропейской ведической культуре. Самомнение очень часто идет рука об руку с крайней степенью невежества.
«В год 6575 (1067). Поднял рать в Полоцке Всеслав, сын Брячислава, и занял Новгород. Трое же Ярославичей, Изяслав, Святослав, Всеволод, собрав воинов, пошли на Всеслава в сильный мороз. И подошли к Минску, и минчане затворились в городе. Братья же эти взяли Минск и перебили всех мужей, а жен и детей захватили в плен и пошли к Немиге, и Всеслав пошел против них. И встретились противники на Немиге месяца марта в 3-й день; и был снег велик, и пошли друг на друга. И была сеча жестокая, и многие пали в ней, и одолели Изяслав, Святослав, Всеволод, Всеслав же бежал. Затем месяца июля в 10-й день Изяслав, Святослав и Всеволод, поцеловав крест честной Всеславу, сказали ему: «Приди к нам, не сотворим тебе зла». Он же, надеясь на их крестоцелование, переехал к ним в ладье через Днепр. Когда же Изяслав первым вошел в шатер, схватили тут Всеслава, на Рши у Смоленска, преступив крестоцелование. Изяслав же, приведя Всеслава в Киев, посадил его в темницу с двумя сыновьями» («Повесть временных лет»).
Всеслав Бречиславич Полоцкий доводился внуком Изяславу Владимировичу, рожденному Рогнедой от Владимира Крестителя. Той самой Рогнедой, которая была дочерью князя Рогволда, убитого вместе с сыновьями во время войны двух братьев Святославовичей за киевский стол. Не знаю, целовали ли крест Ярославичи, обещая Всеславу неприкосновенность, и была ли подобная форма клятвы тогда в обычае, но так или иначе князь Полоцкий поверил данному слову и, как видим, просчитался. Для нас сейчас интересно другое, зачем Всеслав вообще затеял войну с Ярославичами, в которой он вроде бы изначально был слабейшей стороной. Конечно, у него, как у старшего в роду Рюриковичей, имелись права на великий стол, но уж больно прочно обосновались Ярославичи в Киеве. Помочь Всеславу утвердиться в Киеве могло разве что чудо, но самое интересное, это чудо произошло в тот самый момент, когда казалось, что все, включая, быть может, и жизнь, для князя Полоцкого уже потеряно. Но сначала несколько слов о самом князе Всеславе.
Вот что пишет о нем Лев Прозоров: «Сам Всеслав Брячиславич в друзьях новой религии не значился совершенно определенно. Иначе не объяснишь ни, не побоюсь этого слова, ритуальную расправу с христианским собором в Новгороде, ни ауру языческих легенд о «волхвованье», наузах, оборотничестве вокруг полоцкого князя, якобы способного в ночи, «окутавшись синей мглой», то «лютым зверем», то волком, преодолевать чудовищные расстояния – от Дудуток под Новгородом, где, очевидно, расположился его стан, до белорусской речки Немиги, от Киева до Тмутороканя, в Киеве слышащего звон родных полоцких колоколов. После его посещения в новгородском Софийском соборе остались следы кострищ – очевидно, в главном храме новгородских христиан справляли языческие обряды. Ученые даже предполагали, что «Волх Всеславич», князь-оборотень из русских былин, это и есть Всеслав Полоцкий, да вот только реальных доказательств этому, кроме темы оборотничества и созвучия «Всеславич» – «Всеслав», не нашли» («Язычники христианской Руси»).
А теперь вернемся к «чуду». Поводом для него послужило трагическое поражение в битве на реке Альте в 1068 году дружин Ярославичей от половцев, только что появившихся у границ Руси.
«Когда Изяслав со Всеволодом бежали в Киев, а Святослав – в Чернигов, то киевляне прибежали в Киев, и собрали вече на торгу, и послали к князю сказать: «Вот, половцы рассеялись по всей земле, дай, княже, оружие и коней, и мы еще раз сразимся с ними». Изяслав же того не послушал. И стали люди роптать на воеводу Коснячка; пошли на гору с веча, и пришли на двор Коснячков, и, не найдя его, стали у двора Брячислава, и сказали: «Пойдем освободим дружину свою из темницы». И разделились надвое: половина их пошла к темнице, а половина их пошла по мосту, эти и пришли на княжеский двор. Изяслав в это время на сенях совет держал с дружиной своей, и заспорили с князем те, кто стоял внизу. Когда же князь смотрел из оконца, а дружина стояла возле него, сказал Тукы, брат Чудина, Изяславу: «Видишь, князь, люди расшумелись; пошли, пусть постерегут Всеслава». И пока он это говорил, другая половина людей пришла от темницы, отворив ее. И сказала дружина князю: «Злое содеялось; пошли ко Всеславу, пусть, подозвав его обманом к оконцу, пронзят мечом». И не послушал того князь. Люди же закричали и пошли к темнице Всеслава. Изяслав же, видя это, побежал со Всеволодом со двора, люди же освободили Всеслава из поруба – в 15-й день сентября – и прославили его среди княжеского двора. Двор же княжий разграбили – бесчисленное множество золота и серебра, в монетах и слитках. Изяслав же бежал в Польшу» («Повесть временных лет»).
Любопытно что рассказу о мятеже в Киеве предшествуют довольно пространные рассуждения о грехах человеческих с обильным цитированием Священного Писания и обличением язычества: «Вот разве не по-язычески мы живем, если во встречу верим? Ведь если кто встретит черноризца, то возвращается, так же поступает и встретив кабана или свинью, – разве это не по-язычески? Это ведь по наущению дьявола держатся эти приметы; другие же в чихание веруют, которое на самом деле бывает на здравие голове! Но дьявол обманывает и этими и иными способами, всякими хитростями отвращая нас от Бога, трубами и скоморохами, гуслями и русалиями. Видим ведь, как места игрищ утоптаны, и людей множество на них, как толкают друг друга, устраивая зрелища, бесом задуманные, – а церкви пусты стоят; когда же бывает время молитвы, молящихся мало оказывается в церкви. Потому и казни всяческие принимаем от Бога и набеги врагов; по Божьему повелению принимаем наказание за грехи наши».
Кстати говоря, эти обличения и по стилю, и по упоминающимся суевериям, вроде встречи с черноризцем, никак не могут относиться к XI или XII веку. Здесь, скорее, дана картина жизни Руси XV–XVI веков. О чем свидетельствует и обилие цитат из Ветхого и Нового Заветов. Другое дело, что автор летописи, а точнее его редакторы опалились гневом против язычников не зря, хотя летопись об участии приверженцев старой веры в киевских событиях вроде бы не упоминает. Однако у Льва Прозорова по поводу киевского мятежа имеется свое мнение: «Итак, в Киеве нежданно-негаданно объявился волхв, пророчествовавший о великих потрясениях и переменах. О них, говорил служитель древней веры, ему поведали Пятеро Богов – не иначе те самые, которым поставил в 980 году капище на Киевском холме будущий отступник. Летописец сообщает, что «невегласи (язычники. – Л.П.) внимали ему, а верные (христиане. – Л.П.) смеялись, говоря: «Бес тобою играет на погибель тебе»». Вскоре волхв сгинул бесследно, подводит черту летописец. Так-таки уж бесследно? А не в ту ли тюрьму, из которой киевляне кинулись освобождать своих людей («дружину свою») в смутный осенний день 1068 года? Странные события того дня содержат красноречивые следы другой, недавней смуты – некие друзья-«дружина» киевлян, томящиеся в тюрьме, отсутствие коней и оружия у оставшихся на свободе. Здесь явно отголоски какого-то столкновения киевлян с княжьей властью, печально для них закончившегося. Киевляне оказались безоружны, часть (скорее всего – заводилы, или даже заложники, взятые из киевских родов) – заперты в княжьей темнице. О сути столкновения нам говорят два факта – во-первых, рассказу о событиях 1068 года летописец предпосылает длительное поучение о губительности языческих заблуждений. Во-вторых, приближенные великого князя, как мы помним, при первых признаках нового мятежа советуют ему избавиться от Всеслава – значит, видят в нем возможного вождя восставших. Им он впоследствии и становится. Так чего ради киевлянам делать своим вождем человека с другого края необъятной Руси, правителя края, который они недавно жестоко разоряли? Чем привлекателен для них низвергнутый государь дальнего Полоцка? И кому в Киеве он мог быть нужен?
