Юлия Серебрякова - Четвероевангелие
Господь заканчивает Свое земное служение, но Его ученики остаются в мире, чтобы продолжать дело Христово: возвещать людям истину (Христа) и свидетельствовать о любви Божией, которая открылась в Сыне: «Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина. Как Ты послал Меня в мир, [так] и Я послал их в мир. И за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (Ин. 17: 17–19). Это «освящение истиною» святые отцы понимают как истинное освящение в противоположность освящению левитскому, ветхозаветному. В Ветхом Завете понятие святости синонимично понятию избранности, выделенности, например: «Ибо ты народ святой у Господа Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле» (Втор. 14: 2). Когда Сын просит отца освятить апостолов истиною, речь идет о выделении апостолов для особого служения – посвящения всей их жизни Богу. В чем это посвящение конкретно выражается? В служении словом, то есть проповеди и страданиях за веру. «Сделай их святыми через преподание Духа, сохрани их в правоте слова и догматов, и наставь их, и научи истине. Ибо святость состоит в хранении правых догматов. А что Он говорит о догматах, это видно из объяснения: слово Твое есть истина, то есть нет в нем никакой лжи. Посему, если Ты дашь им сохранить слово Твое и самим сохраниться от зла, они освятятся истиною. Слова: освяти их истиною твоею, – означают нечто и иное, именно, отдели их для слова и проповеди и соделай их жертвою; пусть они послужат этой истине, пусть посвятят ей собственную жизнь. Прибавляет: “как Ты послал Меня в мир… и за них Я посвящаю Себя”, то есть приношу в жертву; так Ты и их освяти, то есть отделив жертву за проповедь и поставь их свидетелями истины, подобно как и Меня Ты послал свидетелем истины и жертвою. Ибо все принесенное в жертву называется святым. Чтобы и они, как и Я, были освящены и принесены Тебе, Богу, не как жертвы подзаконные, заколаемые в образе, но истиною. Ибо ветхозаветные жертвы, например агнец, голуби, горлицы и прочее, были образами, и все святое в прообразе было посвящаемо Богу, предызображая собою нечто иное, духовное. Души же, принесенные Богу, в самой истине освящены, отделены и посвящены Богу, как и Павел говорит: представьте члены ваши жертвою живою, святою (Рим. 12: 1). Итак, освяти и посвяти души учеников и сделай их истинными приношениями или укрепи их потерпеть и смерть за истину»[414].
Приобщение учеников к славе божественной жизни станет явным для мира, то есть для неверующих людей. Это, с одной стороны, вызовет ненависть к ним мира: «Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира» (Ин. 17: 14). С другой стороны, действие любви Божией в верующих – через чудеса и знамения, которые Бог даст им совершать (Ин. 14: 12), а также через сам образ жизни христианской общины – засвидетельствует миру, что Христос – Сын Божий: «Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин. 17: 23), то есть неверующий мир если и не уверует, то познает, что Иисус истинный Мессия.
Первосвященнической молитва Христа называется также по аналогии: по структуре она напоминает молитвы первосвященника в Ветхом Завете, произносимые в День Очищения: «И так очистит он себя, дом свой и все общество Израилево», «и омоет тело свое водою на святом месте, и наденет одежды свои, и выйдет и совершит всесожжение за себя и всесожжение за народ, и очистит себя и народ» (Лев. 16: 17, 24). Спаситель вначале говорит Отцу о Себе – о прославлении Отца и Сына в страданиях Сына (Ин. 17: 1–5), затем о ближайших учениках, апостолах (Ин. 17: 6–17) и в под конец о Церкви – о тех, кто уверует в Него по слову их (Ин. 17: 18–26). Но это деление довольно условно и имеет вспомогательное значение при изъяснении содержания молитвы.
4.7.3. Гефсиманская молитва (моление о Чаше)
После Первосвященнической молитвы Господь «вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его» (Ин. 18: 1). В Гефсиманском саду на склоне Елеонской горы, отделенной от Иерусалима узкой долиной с потоком Кедрон, Господь остановился в месте, где «часто собирался там с учениками Своими» (Ин. 18: 2). Туда немногим позже приведет воинов Иуда Искариот, прекрасно знавший, где Господь мог находиться. В ожидании прихода Иуды Христос, взяв с собой апостолов Петра, Иакова и Иоанна, удалился для молитвы. Эту молитву мы называем молением о Чаше: «И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте. И, отойдя немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. Возвращается и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. И, опять отойдя, молился, сказав то же слово. И, возвратившись, опять нашел их спящими, ибо глаза у них отяжелели, и они не знали, что Ему отвечать. И приходит в третий раз и говорит им: вы все еще спите и почиваете? Кончено, пришел час: вот, предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня» (Мк. 14: 33–42). Евангелист Лука дополняет рассказ других евангелистов указанием на явление ангела, укреплявшего Христа (Лк. 22: 43), и что напряжение молитвы и смертное томление Христа привели к появлению тяжелого пота, который, как капли крови, падал на землю (Лк. 22: 44).
Почти в одно время Господь обращает к Отцу две настолько разные молитвы. Первосвященническая молитва была молитвой победной, утешающей всех апостолов в грядущей разлуке со Христом и показывающей, какие блага ожидают их вследствие смерти Учителя и победы Его над диаволом. Гефсиманская молитва скорбная, но что было причиной неожиданной скорби Христа и почему, в отличие от Первосвященнической молитвы, в свидетели моления о Чаше Господь берет только троих и, собственно, зачем Он их берет? Нет простого ответа на эти вопросы и нет возможности «обещать себе полного постижения тайны Гефсиманского события, которой неприкосновенность нашему испытанию Господь сам ознаменовал тем, что из самых Апостолов только немногих к ней приблизил, и только что приблизил»[415].
В качестве отправной точки для размышлений припомним слова Христа перед воскрешением Лазаря, когда Он обратился с молитвой к Отцу: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня» – и затем сказал: «Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин. 11: 41–42). Господь совершает открыто некоторые молитвы ради научения людей. Гефсиманское моление также может рассматриваться как необходимое не для самого Христа, но для Его учеников.
Давайте вначале посмотрим евангельский текст: там говорится, что Господь ужасался, тосковал, скорбел душой, находился в борении. Какого рода было это борение? Когда мы говорили об искушениях в пустыне, то опирались на утверждение прп. Иоанна Дамаскина о том, что Иисус не был борим помыслами, что диавол нападал на Него извне. Исходя из этого, предполагать, что в Гефсимании в личности Христа открылось какое-то греховное раздвоение мыслей и желаний, невозможно. Трудно представить себе и то, что желал избежать смерти и страданий Тот, Кто сказал ученикам: «Не бойтесь убивающих тело».
Святые отцы говорят, что молитва в Гефсимании являет истинность воспринятой Сыном Божиим человеческой природы: «Сказал это по причине немощи, которой был облечен, потому что не в ложном виде, но поистине был облечен ею. А если поистине был немощен и облечен немощью, то и невозможно было, чтобы немощь не боялась и не смущалась. Поскольку принял плоть и облекся немощью, то в голоде подкреплялся хлебом, в труде утомлялся и во сне казался бессильным, и когда пришло время смерти Его, надлежало, чтобы и тогда также воздействовало то, что свойственно плоти; ведь и смущение предстоящей смертью напало на Него для того, чтобы явной сделалась Его природа, именно, что Он был сыном того Адама, над которым, как говорит апостол, царствовала смерть (Рим. 5: 14)»[416]. То есть боязнь смерти во Христе относится к так называемым неукоризненным страстям добровольно воспринятой Им человеческой природы и указывает, как и испытываемая Им жажда, алкание, желание сна на то, что человеческая природа во Христе непризрачна, реальна.
Естественное для всех людей неприятие смерти должно было сильнее проявиться во Христе в силу Его безгрешности. «Я не знал бы, как велико благодеяние и любовь ко мне, грешному, моего Господа и Спасителя, если бы Он не обнаружил предо мною, чего они стоят Ему» (блж. Августин). У нас всех есть опыт ежедневного умирания и приобщения к смерти через грехи, во Христе же смерть не имела себе места. Смерть Христа могла быть только добровольной, Он не имел необходимости умирать. Как Адам до грехопадения мог не умирать, но умер вследствие своего непослушания, так Христос, как новый Адам, исцеляет непослушание Адама, подчиняет человеческую волю воле Божественной и свободно принимает смерть за чужой грех как Агнец Божий (см.: Ин. 1: 29). Свт. Филарет Дроздов: «Какую горечь, какую тягость заключала в себе сия таинственная чаша, о которой Он и молился: Да мимо идет, являя тем истинное воспринятое человечество, не чуждое немощи, хотя чуждое греха, и которую в то же время принимал по предвечной воле Отца Своего, глаголя: Не якоже Аз хощу, но якоже Ты. Увы, это горечь наших грехов, это тягость нашей виновности пред Богом и заслуженных нами казней, которые все принял на Себя Агнец Божий»[417].
