Алексей Сидоров - Курс патрологии
[С этим связано понимание св. Феофилом первой фразы «Книги Бытия»: для него слова «в начале» (εν αρχή) обозначают предсуществующий Логос. В истории христианского богословия он был первым писателем, подобным образом истолковавшим данную фразу. См.: Nautin P. Genese 1:1–2, de Justin a Origene // In principio: Interpretations des premiers versets de la Genese. — Paris, 1973. —P. 78].
Поэтому единство этой Ипостаси как Божественной Личности не нарушается, но выделяются лишь два аспекта Ее. Второй момент, обращающий на себя внимание в процитированном месте «К Автолику», это — смысл, который имеет здесь термин «лицо» (πρόσωπον). Когда св. Феофил говорит, что Слово (Логос) приняло «вид» Бога Отца и под этим «видом» (εν προσώπω του θεού) беседовало с Адамом в раю, то он слово «лицо» («вид») понимает не в смысле «личности» («ипостаси» «в позднейшем классически-богословском словоупотреблении), но в одном из первичных значений данного понятия — в смысле «роли, наружности, облика» (и даже «маски»).
[Именно такое значение, применительно к этому месту сочинения св. Феофила фиксируется в известном словаре: Lampe G. W. Η. A Patristic Greek Lexicon. — Oxford, 1978. — P. 1186].
Поэтому у св. Феофила полностью отсутствует смешение первой и второй Ипостаси Святой Троицы (впечатление о таком смешении может возникнуть при беглом чтении «К Автолику»). Используя термин «лицо» в указанном значении, он лишь подчеркивает «теофаническую роль» Логоса. Согласно апологету, Бог Отец обнаруживает Себя людям через Свое Слово (первородного Сына), также как посредством этого Слова Он творит мир. Поэтому, если можно так сказать, «демиургийная» и «теофаническая» роли второй Ипостаси Троицы в представлении св. Феофила тесно взаимосвязаны.
{с. 144}
Что же касается третьей Ипостаси, то пневматология св. Феофила, как и многих ранних отцов Церкви, находится еще в очень зачаточном состоянии и имеет достаточно размытые грани. Для него само собой разумеется, что Святой Дух, как и Слово Божие (Логос), существует от вечности и вместе с Логосом Дух принимает участие в творении мира (см. приведенную выше фразу: «Бог Словом Своим и Премудростью все сотворил»).
[В данном случае можно отметить, что в палестинском и эллинистическом иудаизме Дух Божий, в отличие от Премудрости (Софии) и Слова (Логоса), не обретал ярко выраженных «космологических функций». См.: Weiss H. F. Untersuchungen zur Kosmologie des hellenistischen und palustinischen Judentums. — Berlin, 1966. — S. 215. Богословие св. Феофила в этом аспекте, как и в других, развивается совсем в иных измерениях].
Более того, оба Лица Святой Троицы являются жизненной и спасительной для мира основой всего тварного бытия: «Бог через Слово и Премудрость врачует и животворит (θεραπεύων και ζωοποιών) [все]" (I, 7). Главное же дело Святого Духа, согласно св. Феофилу, вдохновлять пророков, которые «глаголили благодаря божественному и чистому Духу». Однако такое «вдохновение» отнюдь не исчезло с ветхозаветными пророками, поскольку, по словам апологета, «только одни христиане обладают Истиной, так как мы научены Святым Духом» (II, 33). В данной фразе еще подспудно предполагается, что от иудеев Дух Божий отступил и что Он обитает только в «истинном Израиле», т. е. в Церкви Христовой. Однако следует отметить, что христология как учение о Боге Слове воплощенном практически полностью отсутствует в сочинении св. Феофила. Объясняется это, скорее всего, как и в случае с Афинагором, тем, что данное произведение было предназначено для язычников, которые с трудом вмещали слово о Христе распятом. Но нет сомнений в том, что в утерянных творениях св. Феофила затрагивались проблемы христологии (по крайней мере, в «катехитических книгах»), а потому потеря их обедняет наше представление о богословии этого отца Церкви.
Антропология, сотериология и этика.
В прямой связи с триадологией св. Феофила находится его учение о человеке. Толкуя известное библейское изречение: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт 1:26), он замечает, что этими словами Бог прежде всего показывает «достоинство (то αξίωμα) человека», ибо, сотворив все посредством Своего Слова, Он только создание человека счел достойным «делом рук Своих» (ίδιων έ'ργον χειρών). Впрочем св. Феофил тут же уточняет: творение человека есть дело не одного Отца, но всех трех Лиц Троицы, поскольку, говоря «сотворим», Отец обращается и к Своему Слову, и к Своей Премудрости (II, 18). Развивая дальше свое учение о человеке, св. Феофил также старается придерживаться русла библейского повествования (II, 24–27), однако он не воспринимает это повествование как мертвую букву, а развивает его в духе предшествующего Предания, стремясь раскрыть сокровенный смысл глаголов Священного Писания. Поэтому, по мысли св. Феофила, человек был создан ни целиком смертным (ούτε θνητός ολοσχερώς), ни полностью бессмертным (ούτε αθάνατος το καθόλου), но как бы «средним» (μέσος): способным воспринимать и то и другое (δεκτικός δε έκατέρων). Ибо если бы Бог сотворил человека изначально бессмертным, то значит Он соделал бы тварь Свою богом; а если бы создал смертным, то Сам бы стал причиной смерти человека. Соответственно этому, перед первозданным человеком открывалась дорога как к бессмертию, так и к смерти, поскольку он был сотворен «свободным и самовластным» (ελεύθερον γαρ και αύτεξούσιον). Если бы человек избрал путь исполнения заповедей Божиих, то наградой (μισθον — мздой) за это было бы бессмертие, и тогда человек стал бы богом. Но так как он избрал противополож{с. 145}ный путь, т. е. непослушание Богу, то сам явился причиной своей смерти. Таким образом, согласно св. Феофилу, человеку изначально было дано «побуждение (предпосылка) к преуспеянию» (άφορμην προκοπής), однако он не осуществил этот первоначальный замысел Божий о себе. Впрочем св. Феофил не считает судьбу человека безнадежной, поскольку человеколюбие и милосердие Божие велики и беспредельны. На сей счет апологет говорит: «Как преслушанием человек навлек на себя смерть, так и повиновением воле Божией желающий [спасения] (о βουλόμενος) может добыть себе вечную жизнь. Ибо Бог дал нам закон и [Свои] святые заповеди, исполняя которые всякий может спастись и, получив воскресение, наследовать нетление». Следовательно, учение о человеке св. Феофила органично перерастает в сотериологию, которая, в свою очередь, тесно сопряжена с этикой.
Естественно, что сотериология предполагает грехопадение человека, историю которого апологет излагает, целиком опираясь на Священное Писание. По его словам, Ева первая была прельщена змием, т. е. сатаной, и стала «родоначальницей греха» (αρχηγόν αμαρτίας; И, 28). Затем св. Феофил повествует о судьбах ветхого Израиля, усматривая в них мудрый Промысл Божий. Следует отметить, что внимание апологета вообще привлекает главным образом ветхозаветный этап Домостроительства спасения. У истоков этого этапа стоит личность Моисея, о которой св. Феофил говорит следующее: «Служителем (διάκονος) Божественного закона был Моисей, служитель Божий (θεράπων του θεοΰ) для всего мира, но в полной мере (παντελώς) — для евреев, именуемых также иудеями», которые были «праведным семенем мужей благочестивых — Авраама, Исаака и Иакова» (III, 9).
[В данной фразе, подчеркивающей и всечеловеческое значение закона Моисеева, возможно, улавливается отзвук мыслей Филона Александрийского, рассматривающего Моисея как своего рода «воплощение» вселенского закона (νόμος έμψυχος — «одушевленный закон») или, вернее, как святого мужа, приложившего данный всеобъемлющий закон бытия к сфере «человеческого космоса». См.: Goodenough Е. R. By Light, Light: The Mystic Gospel of Hellenistic Judaism. — Amsterdam, 1969. — P. 189–192; Nikiprowetzky V. Le commentaire de TEcriture chez Philon d'Alexandrie. — Lille, 1974. — P. 133–159].
Тем не менее, и «этот народ преступил данный от Бога закон; Бог же, будучи благим и милосердным, и не желая гибели [этого народа], послал к иудеям пророков, которые должны были научать их и напоминать им заповеди закона (τα του νομού), обращая их к покаянию. Пророки также предсказали, что если евреи будут упорствовать в дурных деяниях, то тогда они подчинятся всем царствам земным, что явно и произошло с ними» (III, 11). Примечательно, что о новозаветном этапе Домостроительства св. Феофил почти не упоминает, указывая только на единство учения пророков (τα των προφητών) и Евангелистов (τα των ευαγγελίων), поскольку и те и другие были «духоносными» (πνευματοφόρους) и «глаголили единым Духом Божиим» (III, 12).
В связи с этим не может не возникнуть вопрос: чем объясняется такой «сугубый акцент» на ветхозаветном этапе Домостроительства спасения у св. Феофила? — Думается, что его можно опять объяснить апологетической задачей произведения святителя. В частности, своего друга-язычника он убеждает в том, что христианское учение отнюдь не является новым (ου πρόσφατος) и баснословным, но есть более древнее и истинное (αρχαιότερος και αληθέστερος), чем учение всех языческих поэтов и писателей (III, 16). К этой мысли апологет возвращается неоднократно и, в частности, говорит: «Наши Священные Писания — более древние и истинные, чем сочинения эллинов и египтян или каких-либо других историографов» (III, 26). Также он замечает: «Евреи, прародители и праотцы наши, от которых мы получили Священные Книги — более древние, чем книги всех ваших писателей» (III, 20). Помимо того, что в эпоху поздней античности «древность» явля{с. 146}лась одним из наиболее весомых аргументов в пользу истинности того или иного учения (отсюда и «теория заимствования», упоминаемая выше), следует учитывать и определенную «тягу к Востоку», характерную для многих образованных язычников. Недаром Плотин, родоначальник неоплатонизма, «захотел познакомиться и с тем, чем занимаются у персов, и с тем, в чем преуспели индийцы» [Порфирий. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1979. — С. 463]. А «Священные Книги» евреев в глазах греков представлялись образцами «восточной мудрости».
