Макарий Маркиш - Шаг навстречу: Три разговора о крещении с родителями и крестными
Память святых равноапостольных Мефодия и Кирилла, просветителей славян, говорит нам о том же самом. Одиннадцать веков тому назад они проповедовали среди племен, готовых принять семя веры, но не знакомых с христианским духовным, историческим и культурным наследием; предстояло создать, накопить и удержать его на протяжении грядущих столетий. Сегодня же ровно наоборот: мы обращаемся к народу глубочайшей христианской культуры, но плененному враждебными силами безбожия. Победа над ними возможна только с опорой на полноту нашего исторического христианского достояния; и вполне понятно, почему противник снова и снова пытается выбить эту опору у нас из-под ног.
Латинский и греческий языки, на которых говорили европейские церкви при Мефодии и Кирилле, были чужими для современных им славянских племен. Для нас, их нынешних потомков, церковнославянский – родной язык. Позабытый, непривычный, непростой, но родной – как для верующего грека родным остается язык Нового Завета (дальше отстоящий от новогреческого, чем церковнославянский от русского), а для верующего итальянца – латынь.
Чтобы убедиться в этом, нет нужды в особых лингвистических изысканиях. Прочитаем церковнославянскую молитву, которую вы сегодня услышите в храме в числе первых:
Отче наш, Иже ecu на Небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть Царство и сила и слава, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Доступно, не правда ли? Не надо быть профессором языкознания, чтобы преодолеть мелкие особенности, отличающие язык этого текста от современного русского языка (хоть и далеко не «простого разговорного», который можно услышать у пивного ларька или в подворотне), пускай грамматика кое-где нам и незнакома, и некоторые слова непривычны. Грамотно писать и говорить по-церковнославянски в самом деле могут не все, но понимать способен каждый.
И если мы теперь откроем Евангелие, откуда взята эта молитва, то обнаружим, что, во-первых, русский текст до смешного мало отличается от церковнославянского, и, во-вторых, где такие отличия имеются, преимущество далеко не очевидно. Почему «и на земле, как на небе» звучит лучше, чем «яко на небеси, и на земли», а «ибо Твое есть Царство» лучше, чем «яко Твое есть Царство»?..
Как вы прекрасно понимаете, разговор о церковном языке может продолжаться неограниченно долго – а нас с вами ждет Таинство крещения. Поэтому лишь в самых кратких словах перечислю четыре соображения, очень важных для понимания сути дела, но нередко упускаемых из виду даже самыми благонамеренными собеседниками.
...Какой лучше?
– На каком языке лучше читать Псалтирь и Евангелие – на русском или на церковнославянском?
– Нам доступны эти два перевода Святого Писания с древних языков для нашей пользы; каждый выбирает себе тот, что ближе его сердцу и уму. Но надо иметь в виду разницу между Новым Заветом и Ветхим.
Русский, так называемый «синодальный», перевод Нового Завета хоть и не свободен от недостатков, но в большинстве случаев точно воспроизводит текст новозаветных книг. Поэтому церковно-славянским и русским переводами Нового Завета можно пользоваться совместно. Так их нередко и печатают, в две параллельные колонки.
Иное дело Ветхий Завет. Церковнославянский и русский переводы сделаны с разных оригиналов, греческого и еврейского соответственно, причем именно первый был основой для христианского богословия и литургики. Помимо того, в ветхозаветных текстах, в частности в Книге Псалмов, есть весьма много разночтений и темных мест. Поэтому для чтения славянской Псалтири рекомендуются специальные пособия.
Первое. Церковнославянский язык – это уникальный мост между языком славян и греческим языком Нового Завета (потому-то он и «церковный»). Многие особенности греческого языка буквально перенесены, пересажены в церковнославянский; за счет этого очень облегчается перевод. Наши книги Священного Писания, Божественная литургия, по существу, вся церковная письменность – кроме, конечно, текстов российского происхождения, которых с Божией помощью в последние годы становится все больше и больше, – буквально копии, кальки с греческих оригиналов. И это само по себе огромная ценность. Например, молитва «Отче наш», которую мы только что с вами прочли по-церковнославянски, поразительно, слово в слово совпадает с тем, как апостол Матфей по-гречески записал прямую речь Самого Спасителя.
Второе. Далеко не все у нас так же просто и прозрачно, как эта молитва (хоть и о ней написан не один том святоотеческих творений, не одна докторская диссертация!) или другие евангельские отрывки.
Гораздо труднее для восприятия апостольские послания, где излагаются вероучительные истины, не говоря уж о средневековой византийской поэзии, которая составляет основу богослужений в честь главных церковных праздников и древних святых. Но первейшая трудность тут вовсе не в языке, а в содержании, на какой бы язык его ни переводили.
А вывод из этого очень прост: терпеливо и внимательно изучать церковную службу, учиться той мудрости, которую вложили в нее наши далекие предшественники.
Третье. Язык – это живой организм, часть церковной жизни. Он требует постоянного внимания и заботы, не в меньшей мере, чем здания и сооружения, церковная утварь и облачения, – иначе в нем накапливаются искажения и огрехи, нерешенные проблемы. Такая работа шла у нас во все века – с переменным успехом, но шла. Для нее нужны квалифицированные специалисты, разумные организаторы, взаимное доверие, церковный и гражданский мир. Незадолго до революции в нашей Церкви начался очередной этап этой работы, беспощадно прерванный разгромом церковной жизни при большевиках, физическим уничтожением большинства православного духовенства и ученых. И сегодня мы только-только приступаем к возобновлению этих трудов… Как в наши дни нередко приходится служить в неоштукатуренных, плохо отапливаемых храмах – полная реставрация требует времени и средств, – так же в точности мы должны понимать, что исправление и совершенствование языка наших богослужений не может произойти во мгновение ока.
Четвертое , самое простое. Нам очень свойственно подмечать недостатки и слабости, а затем обобщать их без ограничения. Услышим где-нибудь невразумительное, невнятное, малограмотное чтение какой-нибудь бедной старушки, которая год за годом отдает приходскому храму все свои немощные силы, – и пошли трубить на всех углах: «В церкви на службе ничего не поймешь!..» А нет бы вместо этого научиться самим красиво, четко и грамотно читать и петь по-церковнославянски да встать на ее место.
Помню, много-много лет назад, еще молодым человеком, я пришел в один храм, какой-то пожилой монах читал канон на утрени. Речь его была столь ясной и красивой, что я невольно поразился, даже показалось мне, что язык у него какой-то особенный, проясненный. «Нет, – сказали мне, – канон самый обычный. А читает наш архиепископ» [5] .
...Плохие даты?
– Я сейчас на 40-й неделе беременности, и срок родов выпадает на 19–20 августа, а на работе мне сказали, что это очень плохие даты для рождения, что-то связанное с церковными праздниками…
– Для суеверов, невежд и пустословов все даты плохие – и для рождения, и для смерти, и праздники, и будни. Для верующих, просвещенных и благочестивых людей все даты хороши: «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся вонь». Выбор за вами.
Теперь мы уже не станем недоумевать при звуках торжественной, хоть и непривычной нам церковнославянской речи. Мы готовы сделать шаг навстречу Богу, к началу новой жизни для новорожденного младенца – и вместе с ним для себя самих.
Таинство крещения включает в себя несколько различных этапов и даже разнородных элементов, которые иногда совершаются отдельно друг от друга. Мало того, в этом нашем богослужении совершается не одно, а два разных Таинства, но об этом речь пойдет ниже.
А пока приступим к первым молитвам. Мы обращаем их к Господу еще даже не о самом младенце, которого собираемся крестить, а о его матери. Часть из них относится к самому дню рождения младенца; другая часть – к тому дню (по обычаю, сороковому), когда мать приходит с ним в храм для крещения. Надо сказать, что порядок чтения этих последних молитв может быть различным: нередко их читают в самом конце богослужения, когда уже крещенный младенец торжественно вносится в храм. Но очень огорчительно, когда родители затягивают с крещением на несколько месяцев или даже лет, тогда все «молитвы о жене родильнице» теряют смысл.
