Евгений Торчинов - Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания
Отметим теперь основные черты отношения традиции “Небесных наставников” к мессианским движениям в IV–VI вв.
В конце правления Восточной Цзинь вновь появилось обилие сочинений, предсказывавших падение династии и установление царства справедливости. Этим настроениям в известной степени поддались и “Небесные наставники”. Они ожидали нисхождения на землю государя Ли (Ли-цзюнь), которого небесный Лао-цзюнь пошлет, дабы “пасти десять тысяч людей” {Дао цзан, т. 1003, цз. 16; Зайдель А. К., 1969–1970, с. 240). Тексты обещают начало эры “тайпин” в год “металла и коня” (цзинь ма). Это календарное обозначение указывает на императорский цзиньский дом Сыма (династия Цзинь правила под эгидой стихии “металл”).
В это время “Небесные наставники” занимаются раздачей “призывающего десять тысяч (избранных) к жизни амулета великого сокровенного девятиначального света” (тайсюань цзю гуан вань чэн шэн фу) и заявляют, что в годы “жэнь чэнь” (392) и “гуй сы” (393) по этому амулету узнают избранных {чжун мин), которые наследуют царство великого равенства Совершенномудрого владыки (шэн цзюнь).
Посылаемый на землю Ли-цзюнь не тождествен Лао-цзы. Инвестировав Чжан Даолина, Лао-цзы стал правителем Трех Небес, приказавшим бессмертным чиновникам обретать избранников и посылающим на землю Ли-цзюня для установления эры “тайпин”. Однако в целом отношение “чжэн и дао” к мессианским утопиям оставалось резко отрицательным. В этой связи весьма интересны материалы текста “Лао цзюнь инь сун цзе цзин”, представляющего собой откровения Тайшан Лао цзюня реформатору традиции “Небесных наставников” на севере Китая Коу Цяньчжи; текст относится к 448 г.
В частности, Лао-цзюнь говорит, что покинул Куньлунь из-за бедствий мира, беспорядков и смут: “То здесь, то там появляются люди, пророчествующие новое появление Лао-цзы и царствование даосского мессии из рода Ли. Эти лжепророка морочат голову простакам колдовскими трюками и ложной магией. Они многочисленны, как муравьи, и превращают всю империю в толпу мятежников” (Дао цзан, т. 562, с. 4а—46; Зай-дель А. К., 1969–1970, с. 241). Далее бог в выспренних выражениях описывает рай на горе Куньлунь, говоря о преимуществах царства небесного перед дарством земным, и заключает: “Как же я могу ограничивать мое царство каким-то одним городом на земле?! Это не моя воля” (Дао цзан, т. 562, с. 5а; Зай-дель А. К., 1969–1970, с. 241).
Однако, отвергнув претензии “мятежников”. Дао-цзы утверждает, что водворение мира в империи лишь его прерогатива: “В час, когда я явлю себя, преобразятся Небо и Земля. Старые доктрины всех книг и канонов исчезнут. Установленная ортодоксия (т. е. чжэн и дао. — Е. Т.) возродится вновь. Я призову всех предназначенных к долговечности и вознагражу их духовным снадобьем. Они вознесутся, как бессмертные, и станут моей свитой. Грешники станут праведниками, и у любого, встретившего меня, продлятся годы жизни. И если тогда царь или Сын Неба (император. — Е. Т.) будут достойными правителями, я повелю местным божествам служить им, как это было прежде. Но если правитель отступает от учения, просветленный мудрец заменит его для умиротворения народа. Когда мир восстановится вновь, я вернусь наверх и скроюсь на горе Куньлунь” (Дао цзан, т. 562, с. 5а—56; Зайдель А. К., 1969–1970, с. 241–242).
Характерно, что Лао-цзы здесь не собирается становится земным правителем: он лишь подчинит божества доброму императору, восстановит мир на земле, возьмет с собой праведников и вновь вернется на небеса. Более того, он даже не покинет свой небесный экипаж, запряженный драконами и украшенный драгоценными каменьями. Завершается фрагмент новыми проклятьями в адрес “мятежников”: “Они смеют думать, что я смешаюсь с этой подлой вонючей плотью, с этими рабами, псами и нежитью и буду на стороне этих злых бунтовщиков! Эти презренные твари ныне сеют ереси и разрушают ортодоксальные писания!”
Эти инвективы вполне понятны при их рассмотрении в историческом контексте. Коу Цяньчжи пользовался покровительством и благорасположением императора Тай У-ди (Тоба Тао, 422–452) династии Северная Вэй. В 440 г. император принял под его влиянием девиз правления “Истинный государь Великого равенства” (тайпин чжэнь цзюнь — 440–451), а в 444 г. провозгласил даосизм государственной религией империи (о деятельности Коу Цяньчжи см.: Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В., 1979, с. 177–179; Мэтер Р. Б., 1979, с. 103–122).
Ясно, что народные секты, направленные против реформированного придворного даосизма, вызывали негодование Коу Цяньчжи. К тому же они как бы игнорировали титул монарха как “правителя тайпин”. Достаточно курьезно, однако, что святой, “доставивший” Коу Цяньчжи откровения Лао-цзы, сам отрекомендовался как Ли Пувэнь, Высший наставник и пастырь на земле (му ту шанши), праправнук Лао-цзы (сюань сунь) (Цукамато Дзэнрю, 1961, с. 334; Зайдель А. К., 1969–1970, с. 243).
Подобная установка вообще вне всякого сомнения характерна для религиозных учений, изменивших свои социальные функции и из доктрин оппозиционных превратившихся в официальные. Достаточно вспомнить, как христианство, признанное римскими властями в начале IV в., а к его концу ставшее государственной религией, осуждало свой ранний апокалиптический мессианизм и еретический хилиазм (вера в тысячелетнее царство святых на земле), всецело замененный теперь доктриной “паруссии” — второго пришествия и воскресения праведных в царстве небесном (пример “рутинизации харизмы”).
В заключение темы даосской мессианской утопии II–VI вв. необходимо еще отметить два условия, необходимые для понимания ее возникновения. Как показал в своем исследовании русской народной утопии К. В. Чистов (Чистов К. В., 1967), существенным, ключевым моментом для понимания утопий данного типа является утопическая легенда (мифологема) возвращающегося царя-избавителя. Однако само появление подобного рода легенд и утопий возможно лишь в культурах, имеющих доктрину сакрального характера власти монарха, как это было в Византии и древней Руси (после принятия великими князьями Московскими царского титула и утверждения византийской концепции верховной власти — см. Успенский Б. А., 1981, с. 201–217; Панченко А. М., 1984, с. 12–21).
Вряд ли подобные утопии могли бы возникнуть в средневековой Западной Европе с другой концепцией власти короля, более “земной”, “природной”, “почвеннической” (Аверинцев С. С., 1977, с. 16–18, 109–123). Не удивительно, что в Китае с чрезвычайно развитой сакрализацией императорской власти и государства вообще подобного рода утопии получили широчайшее распространение.
Однако мессианизмом не исчерпывается все богатство утопических идейных течений II–VI вв., ибо в это время достигает своего апогея и “ученая”, “философская” даосская утопия, восходящая к идеям “Дао-дэ цзина” и особенно “Чжуан-цзы”. При всей ее типологической близости с еретической мессианской утопией в одном ее выводы радикально отличны: “золотой век” будет восстановлен не “совершенным правителем”, пусть даже и сошедшим с небес, а, наоборот, через отказ от правителя и сословного неравенства вообще. Ярчайшим представителем этого типа утопии является учение Бао Цзинъяня (конец III — начало IV вв.?) (Торчинов Е. А., 1981 с. 126–140).
О жизни и личности Бао Цзинъяня в настоящее время ничего не известно, не дошли до нас и его сочинения. Единственным источником изучения его взглядов является трактат Гэ Хуна “Баопу-цзы”, 48-я глава “внешней” части которого полностью посвящена изложению полемики Гэ Хуна с Бао Цзинъ-янем (ее название “Цзи Бао”, т. е. “Опровержение Бао”). Эта глава, представляющая собой диалог между двумя мыслителями, содержит, по всей видимости, обширные цитаты из утраченных ныне сочинений Бао Цзинъяня. Так как Бао Цзинъянь, судя по содержанию этой главы, был современником Гэ Хуна, то его жизнь можно условно датировать концом III — первой половиной IV вв.
Однако некоторые ученые, прежде всего Дж. Нидэм, подвергают сомнению историчность Бао Цзинъяня на том основании, что о нем ничего не упоминают какие бы то ни было известные современной науке источники, за исключением “Баопу-цзы”. Они предполагают, что Бао Цзинъянь является персонажем, вымышленным Гэ Хуном для того, чтобы вложить в его уста все идеи своих идейных противников и с блеском опровергнуть их (Нидэм Дж., т. 2, 1956, с. 434–435).
Однако в любом случае эта глава “Баопу-цзы” свидетельствует о распространенности утопических идей даосского типа.
Тема полемики между Гэ Хуном и Бао Цзинъянем — отношение к государственной власти. С точки зрения Бао Цзинъяня, государство отнюдь не является “естественным” установлением Неба и Земли, не является институтом, “согласным” с Дао. Для него государство и сословное деление являются “нарушением” Дао, созданием людей, уклонившихся от истинного миропорядка.
Бао Цзинъянь утверждает, что государственная власть и деление на “благородных” и “презренных”, на “государей” (цзюнь) и “подданных” (чэнь) является безусловным злом, утратой “естественности” и искажением “мирового единства”.
