Евгений Торчинов - Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания
В 1935 г. в Гарвард-Яньцзинской серии индексов (Иньдэ, вып. 25) был опубликован “Индекс авторов и названий (произведений) Сокровищницы Дао”, основанный на издании Дао цзана 1923–1926 гг. и указателе Бай Юньцзи. В нем зафиксировано 1476 входящих в Дао цзан произведений и дано приложение из 114 дополняющих Дао цзан даосских сочинений, зафиксированных в “Дао цзан цзи яо”. Гарвард-Яньцзинский индекс Дао цзана — наиболее информативный из имеющихся на сегодняшний день, но, к сожалению, и он не лишен значительного количества неточностей и опечаток.
В 1975 г. К. М. Скиппер опубликовал снабженный кратким предисловием на французском языке конкорданс названий произведений, входящих в Дао цзан, также основанный на его фототипическом издании (Скиппер К. М., 1975). По сравнению с Гарвард-Яньцзинским индексом французский синолог уточнил ряд заглавий, в основном установив их полные формы, и выявил 10 новых произведений: № 960, 998, 1010, 1012, 1013, 1053, 1062, 1434, 1435, 1481. Кроме того, четырем произведениям (№ 753, 1189, 1211, 1304), рассматривавшимся в Гарвард-Яньцзинском индексе в качестве приложений к другим произведениям, он придал самостоятельный статус, а также соединил в одну позицию каждое из двух произведений (№ 1473 и 1475), разнесенных в Гарвард-Яньцзинском индексе по двум позициям. Однако, как отмечает А. И. Кобзев, учтенную в последнем индексе “Опись-указатель канонов Продолжения Сокровищницы Дао” Скиппер пропустил. В итоге в его конкордансе оказались зафиксированными 1487, а не 1488 произведений. (Кобзев А. И., Морозова Н. В., Торчинов Е. А., 1986).
Ныне во всем мире известен лишь один целиком сохранившийся экземпляр подобного издания, который находится в Национальной библиотеке Китая (Пекин). Аналогичные московскому, неполные экземпляры также крайне редки даже в Китае, где ими располагают лишь собрания Шанхайской и Сычуаньской библиотек. Понятно поэтому, что московский Дао цзан принадлежит к разряду тех ценностей, которые принято называть национальным достоянием.
Экземпляр, хранящийся в ГБЛ, неполон. В нем насчитывается 4238 томов. Из 1488 (или 1490) произведений целиком отсутствуют 125. Некоторые произведения представлены частично.
Среди произведений, отсутствующих целиком или представленных частично, имеются редкие, т. е. такие, которые никогда не издавались отдельно и не воспроизводились в составе серий-цуншу. При этом следует отметить, что в московском экземпляре Дао цзана наличествуют все пять произведений (№ 729–733, по Гарвард-Яньцзинскому индексу и Скипперу), которых (полностью или частично) недостает в петербургском экземпляре (тт. 455, 457–466). А среди них имеются весьма редкие тексты. Таким образом, московский и петербургский экземпляры Дао цзана полностью дополняют друг друга, и недостачи каждого из них могут быть покрыты с помощью элементарного ксерокопирования.
Вообще чрезвычайно полезной работой было бы сопоставление двух имеющихся в России экземпляров Дао цзана, поскольку по крайней мере в хранящемся в Москве ксилографическом издании довольно много печатного брака, в том числе в заглавиях на обложках. Наиболее значительный из пробелов — пропуск двух цзюаней-глав (№ 14–15) в известном мифоло-го-географическом сочинении — “Каноне гор и морей” (Шань-хай цзин), стоящем у Скиппера под номером 1031.
С точки зрения сохранности московский Дао цзан находится в хорошем состоянии. Текст почти не пострадал от времени. Порча в основном коснулась переплетов томов и папок (см. Кобзев А. И., Морозова Н. В., Торчинов Е. А., 1986).
Согласно архивным данным, описываемый экземпляр Дао цзана был передан в ГБЛ в 1939 г. из Дальневосточного университета после его закрытия (Архив ГБЛ, дело 70, опись 35, с. 32, информация Н. В. Морозовой). Еще 30 томов Дао цзана того же издания поступили в ГБЛ в составе коллекции русского китаеведа К. А. Скачкова (1821–1883), приобретенной Румянцевским музеем в 1873 г. Причем некоторые тома из коллекции К. А. Скачкова компенсируют пробелы в экземпляре, поступившем из Владивостока.
В заключение приведем критические соображения А. И. Кобзева по поводу распространенного в западной литературе перевода заглавия “Дао цзан” выражением “Даосский канон”. Если взглянуть с содержательной точки зрения, то история формирования Дао цзана показывает, что его составители во многом подражали буддийской Трипитаке (кит. Сань цзан — Три. сокровищницы). Само слово “цзан” (“сокровищница”) — в терминологическом смысле “собрание авторитетных произведений” — было заимствовано даосами у буддистов, обозначавших им свои три “корзины” текстов (“Три корзины” — буквальное значение “Трипитаки”). Настойчивое, но так и не увенчавшееся успехом стремление даосов к достижению такого же, как у буддистов, объема литературы размывало критерии, по которым определялась принадлежность того или иного произведения к даосизму.
В результате в состав Дао цзана оказались включенными отнюдь не только даосские каноны, но и апокрифы (отмечая это обстоятельство, еще Л. Вигер считал более правильным говорить о “Даосской патрологии”, а не “Даосском каноне”, см.: Вигер Л., 1911, с. 5) и вообще большое количество литературы, мало чем связанной с даосизмом. В частности, сюда попали основополагающие трактаты конкурировавших с даосизмом философских школ: “Мо-цзы” (моизм), “Гунсунь Лун-цзы” (школа имен), “Хань Фэй-цзы” (легизм) и т. д.
Это нарушение чистоты жанра оказалось весьма полезным для современной науки, поскольку в составе Дао цзана сохранился целый ряд сочинений самого широкого профиля — философских, религиозных, научных, исторических и др. сочинений, которые сами по себе были утрачены или видоизменены. В научных публикациях последних лет убедительно показана и ценность Дао цзана как исторического источника (Стрикмэн М., 1979; Яо Даохун, 1977). Поэтому открытие в Москве доступа к нему — важное событие не только для даологов, но и для гораздо более широкого круга китаеведов.
Не подходит термин “канон” для перевода “Дао цзан”, считает А. И. Кобзев, и с формальной точки зрения, так как его достаточно точным эквивалентом в китайском языке является иероглиф “цзин”, обозначающий также буддийские сутры. Более того, само выражение “Дао цзан” представляет собой сокращенную форму сочетания “Дао цзан цзин” — “Каноны Сокровищницы Дао”, которое до X в. выступало в качестве обозначения полного собрания даосских текстов. При этом не исключено, что усечение термина “цзин” было вызвано именно осознанием того, что в состав Дао цзана оказались включены не только каноны. Как бы то ни было, термины “цзан” и “цзин”, различающиеся даосами, должны различаться и нами.
Помимо названных причин, предлагаемый А. И. Кобзевым дословный перевод — “Сокровищница Дао” более приемлем еще и потому, что отражает два смысла оригинала: “Собрание даосских произведений” и “Собрание произведений, воплощающих Дао” (Кобзев А. И., Морозова Н. В., Торчинов Е. А., 1986).
Полностью соглашаясь с аргументацией А. И. Кобзева, мы тем не менее и далее будем пользоваться термином “Даосский канон”, сознавая всю его условность, но отдавая ему предпочтение в связи с его общепринятым в настоящее время употреблением в синологической исследовательской литературе (об истории Дао цзана также см. Болтц Дж. М., 1987, с. 1—18).
Ведущими школами рассматриваемого периода были школа “Небесных наставников” на севере (с 320 г… получила распространение и весьма значительную популярность на юге, дав новый толчок процессу интеграции различных субтрадиций), всевозможные направления южнокитайского алхимического оккультизма, восходившие к описанному выше культу бессмертных-сяней периода Ранней Хань, а также школы Шанцин и Линбао, возникшие в IV в. в Южном Китае и 'представлявшие собой органический синтез северных направлений (прежде всего учения “Небесных наставников”) и южных оккультных традиций. При этом последние выступали субстратом данного синтеза, осуществлявшим рецепцию и трансформацию гетерогенных тенденций северного даосизма.
В целом для Южного Китая (Цзяннани) более характерен элитарный даосизм, связанный с направленностью на самосовершенствование личности, тогда как на севере получают развитие коммуналистские формы даосизма, стремящиеся к активному воздействию на социально-политическую сферу. Напротив, на юге даосская активность тех или иных лиц, по большей части выходцев из местной аристократии, скорее была формой компенсации утраты влияния в силу социального доминирования пришлой северной знати. Впрочем, порой даосская карьера была залогом и усиления политического влияния и роли при дворе. Прежде чем перейти к анализу традиции Маошань как наиболее репрезентативной и влиятельной для данной эпохи, рассмотрим основные черты южной алхимической традиции, наиболее ярким представителем которой был Гэ Хун (284?— 343 или 363).
Гэ Хун (второе имя Чжи-чуань, литературный псевдоним Баопу-цзы) родился в Цзюйжуне (современная провинция Цзянсу) в чиновничьей семье, известной еще с начала династии Поздняя Хань. Уже в молодости он стал проявлять интерес к даосизму, хотя также изучал и конфуцианские исторические сочинения. В 303 г. Гэ Хун принял участие в подавлении крестьянского восстания Ши Бина, за что впоследствии был награжден аристократическим титулом. Затем предпринял неудачное путешествие на север в поисках даосских текстов. По возвращении на юг занимал ряд незначительных должностей. В 313 г. прибыл в Цзянье (ныне Нанкин), где познакомился с крупным сановником Ван Дао. Последний рекомендовал Гэ Хуна Сыма Жую, будущему основателю династии Восточная Цзинь (Юань-ди, 317–322), который назначил Гэ Хуна в штат первого министра (тогда эту должность занимал Сыма Жуй).
