Мэтью Альпер - Бог и мозг: Научное объяснение Бога, религиозности и духовности
Дамасио и его коллеги нашли двух участников исследования, префронтальной коре головного мозга которых был нанесен ущерб в возрасте младше 16 месяцев. Оба ребенка, казалось, полностью оправились. Но с возрастом в их поведении начали проявляться отклонения: они воровали, лгали, словесно и физически нападали на других людей, были плохими родителями своим внебрачным детям, выказывали явное отсутствие угрызений совести и неумение строить планы на будущее{113}.
Более того, оказалось, что очевидные внешние причины такого поведения отсутствуют: оба участника исследований выросли в прочных семьях со средним доходом и имели хорошо воспитанных братьев и сестер. На основании этих исследований Дамасио сделал вывод:
По-видимому, ранняя дисфункция в некоторых областях префронтальной коры головного мозга вызывает аномалии в развитии социального и нравственного поведения независимо от социальных и психологических факторов, которые, насколько можно судить, не сыграли значительной роли в состоянии участников исследования{114}.
В подкрепление результатов Дамасио, доктора Рикардо де Оливейра-Соуза и Хорхе Моль из отдела неврологии и нейровизуализационных обследований в центре LABS и Hospitais D'or в Рио-де-Жанейро, Бразилия, методом магнитно-резонансной томографии (МРТ) получили снимки тех областей мозга, которые активизировались, когда пациент обдумывал этические вопросы. В исследовании участвовало десять пациентов, мужчин и женщин в возрасте от 24 до 43 лет; их просили сделать ряд нравственных суждений во время МРТ.
Участникам исследования через наушники давали послушать ряд утверждений — например, «при необходимости мы нарушаем закон», «каждый имеет право на жизнь» и «будем бороться за мир». В каждом случае участников просили мысленно оценить суждение, решить, «верное» оно или «неверное». Кроме того, участники прослушивали высказывания, не имеющие нравственного подтекста — например, «камни сделаны из воды», «ходьба полезна для здоровья», — и оценить их тем же образом{115}.
Результаты сканирования мозга, проведенного в те моменты, когда участники исследования обдумывали нравственно-этические проблемы, показали, что процесс принятия нравственных решений ассоциируется с активизацией одной из областей лобного полюса, известной под названием поля Бродмана 10, или среднедорсолатеральной префронтальной коры головного мозга. В соответствии с результатами, полученными доктором Дамасио, исследователи, проводившие эксперименты с МРТ, также обнаружили, что «люди с травмами этого участка мозга могут демонстрировать выраженную антисоциальную активность»{116}.
Более того, по-видимому, мы обладаем склонностью проецировать свои духовные представления на нравственные. К примеру, поступки, воспринимаемые как «хорошие», в духовном контексте считаются «богоугодными», «добродетельными», «благими», то есть поступками, к которым благосклонны наши боги. В то же время мы склонны воспринимать деструктивные, или «плохие», поступки, как вызывающие осуждение наших богов. Действия, которые мы обозначаем как «плохие», в духовном контексте получили кросскультурное название «зла» — еще одного понятия, слово или символ для которого есть в каждой культуре. В подкрепление этой мысли можно отметить, что представители каждой культуры придерживаются веры в «злые» силы или сущности (например, демонов), цель которых — побудить наши бессмертные души искушать судьбу. Вдобавок демоны вредят нам и заставляют нас страдать. Кроме того, почти во всех культурах мира есть представление о месте, где обречены вечно страдать души тех, кто совершал «зло». Ад, Нифльхейм, Тартар, геенна, Джаханнам, бхуми, кармавачара, Аид — примеры мест, которые в разных культурах мира считают вместилищем «злодейских» душ после смерти.
В то же время души тех, кто творил «добро», в разных культурах считают достойными награды богов. Представители почти всех культур верят, что есть место, где души творивших «добро» получают вознаграждение после смерти — неважно, как называется это место: рай, нирвана, счастливые охотничьи угодья, Вальгалла или Елисейские Поля. Все перечисленное указывает на то, что нравственное сознание должно быть неразрывно связано с духовным. В этом свете нравственное сознание, точно так же, как и духовное, следует рассматривать исключительно как проявление еще одного генетически унаследованного стремления, еще одного компонента, присущего когнитивной деятельности человека. Следовательно, такие понятия, как «добро» и «зло», надлежит воспринимать, подобно всем порожденным физиологией представлениям, как субъективные концепции, относящиеся к конкретному способу, которым мы, люди, «запрограммированы» воспринимать и интерпретировать реальность, а не то, что содержится в абсолютной или трансцендентальной истине.
…Такие понятия, как «добро» и «зло», надлежит воспринимать как субъективные концепции, относящиеся к конкретному способу, которым мы, люди, «запрограммированы» воспринимать и интерпретировать реальность, а не то, что содержится в абсолютной или трансцендентальной истине
Несмотря на появление нравственных и карательных порывов, эгоизм, присущий нашему виду, по-прежнему побуждал нас бросать вызов законам общества. Именно в этом случае природе пришлось путем естественного отбора вводить еще два механизма, уравновешивающих эгоистичные стремления и потребности группы.
Первыми из этих новых адаптаций, возникших в нас, стали альтруистические побуждения. Для того чтобы уравновесить наш эгоизм, природа предусмотрела для нашего вида способ противопоставить стремлению служить только себе стремление служить другим представителям нашего сообщества. Благодаря альтруизму у людей возникла потребность служить окружающим почти с той же решимостью, с которой они заботились о себе.
Как и в случае с любой другой характеристикой, у каждого индивида альтруизм развит в определенной степени. Среднестатистический человек наделен средним стремлением к альтруистическому поведению, вместе с тем существуют люди, у которых это стремление снижено или обострено. Одна из крайностей — имеющийся в каждой культуре процент людей, в программу которых заложен недостаточно выраженный альтруизм; поступки этих людей продиктованы преимущественно эгоизмом. В нашем обществе подобные индивиды представлены алчными эгоистами, олигархами, эксплуататорами, скупцами и ворами, людьми, которым почти или совсем нет дела до окружающих, способными заботиться лишь о собственных корыстных интересах — можно сказать, что эти люди лишены социального сознания. В их осознанном опыте желание отдавать или помогать другим не играет значительной роли.
Другая крайность — присутствующий в каждой культуре небольшой процент лиц, обладающих чрезмерно развитым альтруизмом и наделенных очень сильным стремлением отдавать. Такие люди более склонны играть роль социальных реформаторов, филантропов, миссионеров, сотрудников благотворительных организаций и социальных работников, и этот перечень далеко не полный. Так или иначе, эти люди зачастую больше озабочены благополучием других, нежели собственным.
Вторую черту, возникшую в ходе естественного отбора, чтобы помочь нам умерить эгоизм, я назову функцией вины. Как уже упоминалось ранее, представители каждой культуры способны испытывать чувства вины, и это указывает, что механизм вины должен был возникнуть у нашего вида в дополнение к нравственным и альтруистическим побуждениям. Если нравственная и карательная функции служат нам средством выявления и последующего наказания тех, кто в большей мере подчиняется своим эгоистичным стремлениям, то функция вины побуждает нас осуждать и наказывать самих себя за совершение таких же эгоистичных поступков, которые мы считаем достойными порицания у других. Как нервная система побуждает нас отстраняться от таких источников потенциальной опасности, как огонь, так и чувство вины представляет собой механизм, побуждающий нас инстинктивно отказываться от совершения таких потенциально опасных социальных поступков, как убийство, инцест и воровство. Несмотря на то, что многие эгоистичные поступки способны принести нам минутную выгоду, они представляют угрозу для жизни группы, и значит, поскольку группу образуем все мы, в итоге грозят нам. Парадокс, но в наших интересах не проявлять чрезмерного эгоизма.
С появлением чувства вины наши нравственные функции обратились на нас самих таким образом, чтобы мы были «запрограммированы» испытывать отвращение к собственным эгоистичным наклонностям так же, как к чужим. Постоянно ощущая влияние самокритики, каждый человек вынужден бдительно следить за собственными эгоистичными инстинктами.
