Прот.Александр Мень - Исагогика. Ветхий Завет
2. Синайская Теофания (19,3-25). В момент заключения Завета обнаженные скалы и уступы Синая покрываются облаком, из среды которого сверкает огонь и раздается «звук трубный». Библейская картина бури и грозы поэтически выражает величие и Славу Сущего, являющего Себя твари. Эти образы проходят через весь Ветхий и Новый Завет до самого Апокалипсиса. Раскаты небесных громов означают «глас Божий» (см. Пс 28).
Народу Божию нужно проникнуться благоговейным трепетом, «страхом» перед лицом Господа, поэтому он не должен приближаться к горе, оставаясь за определенной чертой. Тот, Кто заключает с ним Завет — не бог какой-либо одной стихии, а таинственный и непостижимый Владыка Вселенной.
Важность чувства мистического ужаса перед Неисповедимым в религии была рассмотрена немецким богословом и историком Рудольфом Отто в его классической работе «Священное» (1917). Он показал, что переживание близости божественной тайны есть коренная черта веры. Бог является в этом опыте как всецело Иной, запредельный твари. Он свят, т. е. несоизмерим ни с чем созданным. Отсюда слова Писания: «Начало премудрости — страх Господень». Это чувство отличается от всех других переживаний и не может быть сведено ни к одному из них. Р. Отто назвал его «нуминальным» (от лат. слова «Нумен» — божественное).
3. Завет Божий. Слово «Завет», или «Союз» (евр. брит, месопотамск. бритум), первоначально было юридическим термином. Союзы регулировали отношения между племенами и царствами. Но Моисеев Завет заключает в себе новый смысл: он говорит о тайне избрания Богом определенной группы людей, предназначенных для Его провиденциальных целей. Он говорит о создании нового народа, образованного из нестройной толпы рабов, в том числе и иноплеменных. Народ этот творится по воле Божией, а не естественным путем. В основу его жизни полагается Завет с Богом. В Его Домостроительстве Израилю предстоит стать духовной общностью, Церковью.
Синайский Завет выражен в формуле, напоминающей брачный договор: «Вы будете Моим народом, а Я буду вашим Богом». Иными словами, цель Завета — единение Сущего с людьми. На Синае смысл ее полностью еще не раскрыт. Ягве лишь возвещает: «Вы будете у Меня царством священников и народом святым» (19,6). Священник — служитель Бога, святой — это тот, кто посвящен Ему. Заключая новый Завет, Господь Иисус открывает путь, ведущий от национальной Церкви к Вселенской. И Вселенская Церковь сохранит для своего призвания термины Синайского Завета. «Но вы — род избранный, — говорит ап. Петр христианам, — царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет. Некогда не народ, а ныне народ Божий» (1 Петр 2,9-10). Входя в Завет, верные становятся «соработниками» Бога, участниками Его замыслов и деяний (1 Кор 3,9).
Символика Завета включает обряд окропления кровью (Исх 24,8). Кровь, означающая жизнь, служила знаком единства и родства при заключении союзов. Окропленные ею становились единокровными, независимо от своего происхождения. Поскольку лишь Творец властен над жизнью, кровь запрещалось употреблять в пищу. С явлением в мир Богочеловека Кровь и Плоть Самого Воплотившегося станет Его священной Трапезой, предлагаемой верным. Она соединяет их в единую духовную семью (Церковь) и дарует единение с Богочеловеком.
Примечание. Вопреки мнению старой критической школы Велльгаузена, Моисеева форма Завета не есть поздняя реконструкция событий у Синая. Установлено, что такая форма была характерна для древневосточных народов эпохи Моисея, а в Х веке, когда Предание Моисеево было записано, уже исчезла. Согласно хеттским документам, властитель, заключая договор с вассалом, следовал следующей схеме: 1) исторический пролог, 2) условия договора, 3) благословения и проклятия. По такой же схеме построен в целом и Синайский Завет. Эта аналогия имеет большое, и не только историческое значение. Она показывает, что двусторонний Завет между Богом и Израилем не был Заветом равноправных сторон. Инициатива исходила от Бога, он был изъявлением Его воли как Владыки Своего народа. Здесь не было элементов сделки или юридического паритетного партнерства, а осуществлялись цели Провидения.
4. Декалог, или Десять Заповедей (20,2-17; Втор 5,6-21). По мнению большинства библеистов, Декалог есть главный документ Завета, восходящий непосредственно к Моисеевой эпохе. В нем не отражены условия земледельческого образа жизни, как в других частях Закона.
Декалог — важнейший источник для понимания веры Моисея и данного ему Откровения. В нынешнем своем виде он имеет краткие дополнения, различающиеся в Исходе и Второзаконии. Согласно Втор 4,13, Декалог включал десять изречений (буквально «десять слов»), записанных на двух каменных стелах, или досках (скрижалях). Разделение по заповедям в восточной церковной традиции несколько иное, чем в западной, поскольку бл. Августин отнес слова «не сотвори себе кумира» к заповеди «Да не будет у тебя других богов…»
Примечание. Какой алфавит мог быть использован для скрижалей? Ответ на этот вопрос может, вероятно, дать открытие Ф. Петри (1904–1905) так называемой Синайской письменности. Тексты относятся к XV веку до Р.Х., но возникла эта письменность, скорее всего, раньше. В ее основу положены египетские иероглифы, преобразованные для передачи семитского языка. Некоторые исследователи считают, что синайский алфавит, созданный семитами, работавшими на фараона, был прототипом финикийского алфавита, который впоследствии употребляли хананеи и евреи и который лег в основу греческого письма.
Существует мнение, что наиболее ранней формой Декалога были заповеди Исх 34,14–26. Но они тесно связаны с оседлым образом жизни и обнаруживают близкое знакомство с Ханааном. В частности, в Исх 34,26 запрещается варить козленка в молоке его матери. Открытия в Угарите объяснили этот загадочный текст. Стало известно, что магические ритуалы хананеев включали «варение козленка в молоке» (см. Мифологии древнего мира. Пер. с англ., М., 1977, с.202).
Само разделение заповедей на десять изречений в Исходе и Второзаконии не единственное. Так в Пс 14 перечислено 10 условий для того, кто достоин молиться в Доме Божием:
1) Тот, кто ходит непорочно и делает правду
2) и говорит истину в сердце своем;
3) кто не клевещет языком своим,
4) не делает искреннему своему зла,
5) и не принимает поношения на ближнего своего;
6) тот, в глазах которого призрен отверженный,
7) но который боящихся Господа славит;
8) кто клянется, хотя бы злому, и не изменяет;
9) кто серебра своего не отдает в рост,
10) и не принимает даров против невинного.
Главной особенностью Декалога является его учение о Боге и служении Ему. Ничего подобного языческий мир не знал. Если в Египте мы находим нравственные заповеди, подобные Моисеевым (см. приложение 1), то они теряются в массе магических правил, заклинаний, в стремлении обмануть богов. В Декалоге единый Бог, творящий историю, требует от верных прежде всего соблюдения основных нравственных принципов:
а) Первая заповедь (20,2–3) возвещает о Боге-Спасителе, о Боге, Который не просто желает сохранить Свой народ, но, освободив его из рабства, вести в будущее. Здесь ядро всей библейской эсхатологии и библейского понимания истории. Он — не далекий и безличный, а Живой и Действующий. Он являет Свое присутствие в мире.
Декалог возвещает о Боге-Ревнителе, Который ждет от человека предельной верности. Он не «один из богов», пусть даже высший, а Бог единственный. Израильтяне, по-видимому, верили в существование языческих богов (напр., Суд 11,24), но эти боги рассматривались лишь как тварь. Только у поздних пророков мы находим ясно выраженную мысль, что боги язычников — «ничто» (Ис 41,23–24). Примечательно, что и в первохристианской Церкви не отрицалась реальность богов, которых именовали «демонами» (см. Тертуллиан. Апологетик, 23). Моисеев монотеизм был не философским, а «практическим» (прот. А. Князев). Богом — в подлинном смысле слова — для Моисея был только Ягве. Он стал Богом Израиля, но в то же время не есть бог какой-то одной стихии (или народа), а Владыка всей твари («ибо Моя вся земля»; 19,5). Ни боги язычников, ни земные соблазны не должны стоять между человеком и Творцом.
б) Вторая заповедь (20,4) запрещает изображения Сущего. Делая идолов, люди верили, что в них пребывает сила божества. Тем самым они как бы получали богов в собственное владение. Кумир был магическим талисманом города, страны, народа. Он делал зримым и осязаемым Высшее. Не таков Бог, открывшийся Моисею. Превосходя все земное, Он не может и не должен иметь изображения: связывать Его с чувственным образом значило бы посягать на Него, пытаться умалить Его запредельную тайну и мощь. Насколько твердо держалась ветхозаветная Церковь этого принципа, показывают раскопки. Нигде и никогда археологи не находили в Палестине чего-либо подобного идолу Ягве.
