А. Булгаков - «Святая инквизиция» в России до 1917 года
«В какой стране и в какое время выражается это желание? В России, накануне празднования столетия 1812 года, столетия нашей Отечественной войны, на священных страницах летописи которой, наряду со славными русскими именами записано, например, имя инославного Барклая–де–Толли, так трогательно воспетого Пушкиным; в стране, где министрами финансов были лютеране Канкрин, Рейтерн и Бунге, где русскую науку озарил своими трудами знаменитый Бэр, где в тюремном деле светит человеколюбец католик–доктор Гааз, которому Москва только что поставила памятник!..» [439].
«… Скажу больше: принятие этого предложения (А. С. Стишинского. — А.Б.), твердо надеюсь, не случится, заставило бы вспомнить один из бессмертных образов Шекспира. На руке леди Макбет есть несмываемое пятно; — но такие же пятна бывают и на законодателе, забывшем о своих целях или превратно их понимающем. Таким пятном, в глазах потомства, явилось бы принятие предложение А. С. Стишинского…» [440].
В нынешние дни руководители инославных христианских Церквей снова ходят по дантовым кругам отделов юстиции, для чего им уже приходится нанимать квалифицированного юристов, ибо в различных хитросплетениях Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», принятого в 1997 г., простому смертному не разобраться. И православная Церковь порождает этим напряжение, ибо Закон этот лоббировала она.
Приведем еще цитату:
«В государственной и общественной жизни есть область, в коих гражданин должен, становясь дееспособным и правоспособным, знать не то, что он может сделать, не то, в чем он не встретит препятствий, и не то, что, вероятно, дозволено, потому что прямо не воспрещено, — а то, что принадлежит ему как право. Поэтому законным проявлением совести и трактуются в западных законодательствах как право (выделено Кони. — А.Б.), а не как дозволенная возможность (выделено Кони. — А.Б.)… Поэтому наряду с упоминанием о праве (выделено Кони. — А.Б.) перехода, представляется необходимым указать и на свободу (выделено Кони. — А.Б.) его и тем устранить возможность предположения, что осуществимость этого права может быть обусловлена какими–либо дальнейшими ограничениями, не заключающимися в самом определении его содержания» [441].
Дальнейший ход тех тревожных лет показывает, что ясное и здравое правосознание не вмещалось в мышление «богомольной» Думы, которая, конечно же, стояла на своем: «запрещать и не пущать». Да и в самом Государственном Совете были не одни только светские стишинские:
«Выступая в ноябре 1911 года в Государственном Совете против законопроекта о свободе совести, варшавский архиепископ Николай и новгородский архиепископ Арсений заявили, что задача православной Церкви — обрусить и оправославить все нерусское и неправославное» [442].
Заметим, что это было не частное мнение, его высказали перво–иерархи, выражая точку зрения Синода. В этих словах слышна плохо скрываемая надежда политическими методами осуществить то, чего не могли сделать сугубо христианскими увещеваниями. Тревога сенатора Кони была обоснованной:
«Нам было сказано, что Церковь, в некоторых случаях, допуская свободу совести, тем не менее имеет в виду и политические соображения, которые могут эту совесть ограничивать. Господа, я думаю, что это опасная точка зрения: соединение политики и веры всегда приводило к дурным результатам. Дело в том, что это — как в дружбе: в дружбе никогда не бывает одинаково равноправных людей, — всегда один подчиняется, а другой господствует. То же и в такой дружбе между верой и политикой: там где Церковь подчиняет себе политику, там мы знаем, во что это вырождается: это вырождается в инквизицию; там, где политика подчиняет себе Церковь, — там, Церковь обращается в полицейское учреждение и несет службу городового в защиту веры…» [443].
Итак, снова слово «инквизиция». Думается, в России был некий симбиоз: вроде бы не папа стоял над государством, но нельзя сказать, что и православие не имело голоса; взятый нами материал из отечественной истории наглядно показывает, что до синодального периода у православия были нескрываемые желания господствовать над государством, чему и вынужден был положить предел Петр I. В последующие времена Синод был инициатором всех законов, секретных циркуляров, ведомственных разъяснении с грифом «печатанию не подлежит», которые были направлены на борьбу… с христианами же, только находящимися вне православной ограды. Даже в упомянутых нами законах черным по белому прописывалось, что речь идет о христианских, а не мусульманских, к примеру, вероисповеданиях. И разве уже не в наше время было опубликовано открытое письмо «Союза психиатров России», где выражалось возмущение тем, что психиатрию снова хотят сделать орудием борьбы с инакомыслием… религиозным? Кто не православный, тому соответствующую медицинскую статью.
Грешно было бы делать вид, что после манифестов и указов ничего не изменилось. Что–то изменилось, но только «что–то», потому что законы из СЗРИ и все дополнительные законы против инакомыслия (инаковерия) никто не отменял. Правило юриспруденции незыблемо: закон теряет силу, когда он прямо отменен соответствующим законодательным актом. И Бонч–Бруевич уже после 1905 г. писал:
«Чем дальше в лес — тем больше дров». Чем дальше от 1905 года, тем аппетиты реакции все разрастаются. От случая к случаю можно было бы исписать целые томы, рассказывая о современном преследовании сектантов… Преследования эти разливаются по всей России. Нельзя ли здесь усмотреть признак продуманной, совершенно определенной системы действия? И мы думаем, что никак нельзя иначе ответить, как утвердительно… Уничтожить всякое проявление свободного духа, загнать его в подполье, — вот непосредственная задача, явная цель современного режима.
Сколько еще может продолжаться такая политика, подтачивающая все живое и сильное в стране, глушащая все, начинающее подниматься и расти, и дающая простор только самым отсталым элементам народа и общества?» [444].
Думается, небезынтересно привести здесь хотя бы вопросы, которые возникали в многочисленных христианских общинах по причине чинимых на каждом шагу препятствий и притеснений со стороны духовных и светских властей. Приведем их из книги–справочника «Закон и вера», составленной И. С. Прохановым [445].
«1.0 Циркуляре от 4 октября 1910 года (текст);
2. Что нужно делать человеку, отделившемуся от православия, если он хочет устроить религиозное собрание?
3. Что нужно делать, если власти не разрешают религиозных собраний, потому что нет легализованной общины?
4. Как надо понимать ограничение в 25 человек для устройства собраний?
5. Что надо понимать под постоянным помещением?
6. Как понимать нужно ограничения для сборов (денежных. — А.Б.) в общинах?
7. Кто разрешает сборы добровольных пожертвований?
8. Может ли полиция установить у входа в собрание стражу, чтобы не допускать в него православных?
9. Могут ли власти закрывать собрания из–за того, что в них присутствуют православные или приезжие сектанты?
10. Что нужно делать, если власти запрещают проповедовать в собраниях проповедникам приезжим?
11. Могут ли власти запретить кому–либо из нововерцев ездить по России, посещать общины и проповедовать в них?
12. Что нужно делать, если власти кого–либо вышлют или подвергнут какому–либо административному наказанию за собрания или за какое–либо другое дело религиозного характера, опираясь на «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия»?
13. Что нужно делать в случаях, когда кого–либо постигнет какое–либо стеснение за веру и когда все обращения к местным властям остаются тщетными?
14. Что нужно делать, если кто–нибудь хочет выйти из православной церкви?
15. Какие правила существуют кроме Высочайшего Указа 17 апреля 1905 г. для руководства при отказе от православия?
16. Какой порядок отчисления от православной церкви на основании всех этих законов и правил?
17. Может ли губернатор требовать от лиц, отпадающих от православия, указания своего духовного отца?
(По непонятным причинам отсутствует пункт 18–й).
19. Могут ли власти требовать от лиц, отчисляющихся от православия, представления их метрических свидетельств?
20. Нужно ли при отчислении из православия указать какую–либо общину или какое–либо лицо, к которому отчисляющийся присоединяется?
21. Может ли полиция возбуждать стеснения из–за того, что прошение об отчислении от православия написано на печатном бланке?
22. Может ли неувещание духовенством служить причиной к его (сектанта. — А.Б.) отчислению?
