Е. Стивенс - Мифы и легенды Ирака
– Вон там, недалеко отсюда, небольшая роща. Тебе покажут это место.
«Дело дрянь, – подумал лентяй, – они хотят сделать из меня вьючное животное!» И попросил у афритов длинную веревку. Дойдя до рощи, он сказал сопровождавшему его африту:
– Возьми конец веревки, обойди рощу и вернись в это же место.
– Для чего это нужно? – спросил африт.
Но лентяй настоял на своем, и африт, испугавшись человека, который выпивает залпом мех воды, сделал то, что от него требовали. Затем лентяй связал два конца веревки и нагнулся.
– Мы связали дрова в одну охапку, – объявил он африту, – теперь взваливай их на мою спину.
– Как я могу взвалить еще невыкорчеванные деревья! – возмутился африт.
– Это очень просто, – объяснил ему лентяй. – Самое трудное – отнести дрова к очагу, а этим займусь я. Тебе же следует взвалить дрова на мою спину, и поскорее!
– Но нам нужно всего лишь несколько охапок хвороста! – напомнил африт.
Лентяй сделал вид, что сердится:
– В чем дело? Ты отказываешься взвалить на мою спину даже несколько легких деревьев? Неужели я должен всю работу выполнять сам? Тогда я отказываюсь нести дрова! – Он вернулся в стойбище афритов и рассказал им об инциденте, имитируя крайнее негодование.
Африты, узнав, что гость намеревался утащить на спине целую рощу деревьев, стали опасаться его еще больше. Они решили убить его во сне ночью, чтобы не мериться с ним силой.
Поэтому пригласили его поспать этой ночью в их доме. Африты делали вид, что очень рады ему, и поместили его в лучшую комнату.
«Что-то здесь не то», – подумал лентяй, у которого возникли подозрения в отношении намерений афритов. Когда наступила ночь, он, вместо того чтобы спать под предложенной ему меховой накидкой, укрылся в печке и из своего укрытия подслушал обсуждение афритами плана его убийства.
Когда лентяй узнал их намерения, он вернулся в комнату, укрыл меховой накидкой несколько свернутых ковров, чтобы создалась видимость спящего человека, и спрятался в другом месте дома. В полночь пришли африты с кинжалами и палками в руках. Они стали колоть и бить предполагаемую жертву, а затем ушли, убедив себя, что гость мертв.
Утром лентяй поздоровался с ними, как будто ничего не случилось. Он сказал, что ночью его немного беспокоили укусы москитов, но к утру спал вполне нормально.
Тогда африты решили предпринять новую попытку убить гостя. В их доме хранился шкаф с кривыми саблями, которые вонзались в жертву при нажатии кнопки, установленной вне его. Однако лентяй подслушал то, что африты замыслили, из своего укрытия и решил, что они должны сами погибнуть в этой западне. На следующий день лентяя повели к дверце шкафа и предложили ему войти внутрь его, пообещав, что там он найдет золото и другие сокровища, которые перейдут в его собственность.
– Я слишком крупный человек, – отказался лентяй, – и не смогу поместиться внутри.
Африты стали разубеждать его:
– Мы можем поместиться там все вшестером.
– Поверю, когда сам это увижу, – парировал лентяй.
Африты вошли в шкаф, считая себя в безопасности. Лентяй же нажал кнопку, и все шестеро злодеев были убиты саблями.
Остался всего один африт. Лентяй решил, что его не стоит опасаться, раз уж он так легко расправился с другими. И в самом деле, африт пришел к нему и стал умолять лентяя сохранить ему жизнь. Сказал, что в благодарность за это он покажет ему место, где его братья хранили сокровища. Прежде они занимались грабежом караванов в пустыне, присваивали себе товары, а их владельцев убивали и поедали.
Лентяй наполнил мешок краденым золотом и велел африту нести его. Он решил вернуться домой. Они двинулись в путь вместе: лентяй шел в роскошном облачении, найденном среди награбленных грузов, африт плелся за ним с мешком золота на плечах.
– Жизнь в пустыне не для меня, – объяснял лентяй африту. – Здесь много тяжелой работы! Лучше жить в городе.
Когда наступила ночь, он подошел к своему дому и постучал в дверь. Попросил жену открыть ее, сообщив, что вернулся с деньгами.
Не вполне веря ему, чесальщица хлопка все-таки открыла дверь.
– Жена, вот мой гость, – представил лентяй африта, – а вот мешок золота. Приготовь нам вкусную еду, ибо с тех пор, как я отправился в дорогу, у меня во рту не было ни крошки.
Чесальщица хлопка приготовила роскошный обед, и они провели три дня в веселье под музыку.
По истечении трехдневного срока африт сказал лентяю:
– Мне нужно сшить шубу, потому что стало холодно.
– Сходи к портному Хасану, – посоветовал лентяй, – он сошьет тебе шубу.
Африт пошел к портному и заказал себе шубу, но каждый раз, когда приходил справиться, готова ли шуба, портной отвечал:
– Завтра!
Наконец, африт пожаловался лентяю:
– Портной никак не сошьет мне шубу, и я не могу вернуться к себе в пустыню.
– Скажи ему, что ты мой гость, – порекомендовал лентяй, – и пусть поторопится с шитьем.
Африт отправился к портному и передал ему слова лентяя.
Портной знал лентяя как никчемного человека, поэтому, когда услышал эти слова, рассмеялся в лицо африту:
– Я его не боюсь! Он вечно спит! Пойдем вместе, и я выскажу ему это в его собственном доме!
Портной и африт пришли вместе к дому лентяя. Портной постучал и потребовал, чтобы лентяй открыл дверь. Еще добавил, что не боится его. Услышав эти слова, лентяй крикнул:
– Жена, принеси мне «смазанную жиром» палку!
Портной собрался было открыть дверь, когда африт, находившийся рядом, услышал слова лентяя о палке. В страхе он стал оттаскивать портного от двери, но лентяй вышел и схватил портного с другой стороны. В результате портной был разорван на две части. В смертельном ужасе африт убежал в пустыню со своей половиной портного и больше никогда не возвращался!
Бунайя
Жил на свете шейх. Он был богат, возглавлял племя, родственное шаммари. У него было несколько жен, но ни одна из них не родила ему сына, который бы выжил, хотя семь дочерей из всех родившихся детей выжили. С течением времени одна из жен шейха забеременела и родила сына, названного Бунайя[63], что означает «младенец-девочка», которому не должно повредить «дуновение».
Мальчик отличался здоровьем и вырос сильным юношей. Шейх ценил его больше других детей. Еще в юном возрасте он послал сына в Константинополь, чтобы тот лучше узнал жизнь. Каждый месяц мулла писал под его диктовку письмо сыну (сам шейх не умел ни читать, ни писать), посылал ему деньги, а мальчик жил в Стамбуле. Там он приобрел французские манеры, одевался как француз и прочел много книг. Юноша был сообразительным, хотел учиться.
Когда он достиг восемнадцатилетнего возраста, отец написал ему письмо с повелением вернуться домой. Юноша расстроился и ответил, что предпочитает остаться там, где находится. Отца же растревожило письмо сына, потому что он решил, что юноша должен стать после его смерти шейхом. Глава племени не хотел, чтобы его наследник забыл обычаи своего народа, и, кроме того, он тосковал по сыну. Поэтому шейх послал юноше новое письмо с настоятельной просьбой приехать домой. Он обещал, что в дальнейшем сын сможет время от времени посещать Стамбул.
Бунайя был вынужден уступить желанию отца и, поскольку отец позволил ему приехать с друзьями, пригласил в гости пятерых юношей его возраста. С ними поехали их слуги, которые должны были ухаживать за ними, готовить и подавать им привычную пищу. Они захватили с собой из Стамбула походные постели, мясные и фруктовые консервы, французское белье, стулья и другие вещи.
Когда отец узнал через своего агента о прибытии гостей в ближайший город, откуда они собирались на следующий день отправиться в расположение племени, он с группой всадников выехал встречать их. Заметив гостей, они начали скакать галопом взад и вперед, стрелять из ружей в воздух и демонстрировать выездку. Потом гости и кочевники вместе отправились туда, где стояли волосяные шатры племени. Ночью в палатках для гостей был устроен большой пир. Для этого забили и целиком зажарили овец, подавали блюда из риса, кишка[64] и киршы[65], а также много лабана[66] и шенины.[67]
Шейх участвовал в трапезе вместе с сыном и гостями. Для Бунайи и его друзей положили приборы – ложки и вилки, поскольку они не привыкли есть руками в бедуинской манере. Прием доставил большое удовольствие друзьям Бунайи: ведь они впервые знакомились с жизнью обитателей пустыни. Они ездили верхом, участвовали в соколиной охоте, гонялись за дрофами и газелями, а по вечерам играли на лютне, слушали пение арабов под игру на рубобе, развлекались, хохотали и пели. Юноши с восторгом отзывались о жизни в пустыне, однако через десять дней уехали, попрощавшись с Бунайей и его отцом.
Пока друзья находились рядом, Бунайя был весел и доволен. Но как он мог себя чувствовать, когда они уехали? Некоторое время занимало чтение книг. Езда верхом и охота его не увлекали. Не было кинотеатров, кафе, интересных собеседников. Он оказался в окружении необразованных кочевников, которые ничего не знали из того, чему его научили книги. Бунайя видел в них животных – диких и неотесанных. Мать и другие женщины воспринимались и того хуже. Они были еще более невежественны, чем мужчины, отличались неопрятностью и тупостью. Обстановка удручала юношу все больше и больше, он рвался в Стамбул.
