Ричард Докинз - Бог как иллюзия
Столкнувшись с попыткой циничного манипулятора использовать сексуальное влечение как орудие политического воздействия, мы тем не менее должны объяснить с эволюционной точки зрения, почему ему это удаётся. В случае сексуального влечения объяснение простое: люди получают наслаждение от секса, потому что в норме он приводит к появлению потомства. С той же целью политик может использовать пытки. И опять же, эволюционист должен объяснить, почему пытки приводят к нужной цели, почему люди готовы на всё, чтобы избежать сильной боли. Объяснение и тут весьма банально, но давайте выразим его с дарвиновской точки зрения: естественный отбор создал способность воспринимать болевые ощущения в качестве сигнала о причиняемом организму вреде, чтобы мы максимально его избегали. Изредка встречающиеся индивидуумы, не способные испытывать боль, зачастую погибают в раннем возрасте от ран, которых остальные научаются избегать. Но вне зависимости от того, была ли религия изобретена циниками или зародилась спонтанно, в чём состоит исчерпывающее эволюционное объяснение страстного влечения к богам?
Групповой отбор
Некоторые предлагаемые исчерпывающие объяснения оказываются на поверку — или очевидно являются — утверждениями, основанными на теории группового отбора. Групповой отбор — это спорная идея, согласно которой естественный отбор идёт на уровне видов или других групп особей. Кембриджский археолог Колин Ренфрью выдвинул предположение о том, что выживанию христианства с его идеями помощи единоверцам и христианской братской любви способствовал механизм, аналогичный групповому отбору, в результате которого более религиозные группы получали преимущество по сравнению с группами менее религиозными. Аналогичную, более подробно разработанную гипотезу параллельно выдвинул в своей книге «Собор Дарвина» американский сторонник группового отбора Д. С. Уилсон.
Предлагаю вашему вниманию вымышленный пример, иллюстрирующий возможный механизм действия группового отбора в случае религии. Поклоняющееся крайне агрессивному «богу войны» племя побеждает в схватке с соседними, молящимися миролюбивым богам или вообще нерелигиозными племенами. Непоколебимо уверенные в том, что смерть на поле брани обеспечивает им прямую дорогу в рай, воины бесстрашны в сражении и не боятся смерти. Такие племена побеждают в междоусобных войнах, угоняют стада соседей и забирают их женщин в наложницы. Разросшись, такие племена делятся на дочерние, которые, откочевав, делятся опять, продолжая молиться всё тому же божеству. Кстати, идея вычленения, подобно роению улья, дочерних групп из материнской довольно правдоподобна. В знаменитом исследовании Наполеона Шаньона о южноамериканских индейцах яномамо — «свирепом народе» — автор отметил именно такое «отпочковывание» деревень.121
Однако Шаньон, как и я, не является сторонником теории группового отбора. Против неё существуют серьёзные возражения. Зная за собой привычку увлекаться и сворачивать с проторённой колеи повествования, постараюсь на этот раз не уклониться слишком далеко. Некоторые биологи путают настоящий групповой отбор, подобный описанному в вышеприведённом гипотетическом примере «бога войны», и то, что они называют групповым отбором, но что на самом деле является либо родственным отбором, либо взаимным (реципрокным) альтруизмом (см. главу 6).
Скептически относящиеся к групповому отбору учёные признают, что, в принципе, он может иметь место. Вопрос в том, является ли он существенной эволюционной силой. Во многих конкретных ситуациях — допустим, когда групповым отбором пытаются объяснить самопожертвование отдельных особей — отбор на низших уровнях, по-видимому, более эффективен. Представьте, например, в нашем гипотетическом племени, среди готовых к смерти и загробному блаженству героев, одного эгоиста. От его решения держаться в сторонке и спасать собственную шкуру шансы племени на победу уменьшатся незначительно. Героическое самопожертвование одноплеменников принесёт больше выгоды ему, чем любому из них, говоря в среднем, ведь многие из них погибнут. Он же, по сравнению с ними, увеличит свои шансы на размножение, и его отрицающие героическую смерть гены с большей вероятностью будут унаследованы следующим поколением. Соответственно, в следующих поколениях стремление к героической смерти будет уменьшаться.
Это, конечно, крайне упрощённый пример, но он позволяет обнаружить недостаток идеи группового отбора. Объяснения самопожертвования особей с позиции теории группового отбора уязвимы — они разъедают себя изнутри. Смерть и размножение особей происходит быстрее и чаще, чем вымирание и членение групп. Для определения специальных условий, при которых в процессе эволюции проявляется групповой отбор, можно разработать математическую модель. Как правило, в природе подобные условия не встречаются, но легко возразить, что, возможно, религии в племенных группах как раз помогают создать такие, иначе не существующие, условия. Это интересная теория, но я не буду обсуждать её здесь подробно; замечу только, что сам Дарвин, несмотря на свою обычную твёрдую приверженность отбору на уровне индивидуальных организмов, ближе всего подошёл к идее группового отбора именно при обсуждении первобытных племён:
Если два племени первобытных людей, живших на одной и той же земле, вступали между собою в состязание, то (при прочих равных условиях) одолевало и брало верх то племя, в котором было больше мужественных, воодушевлённых любовью к ближним, верных друг другу членов, всегда готовых предупреждать друг друга об опасности, оказывать помощь и защищать друг друга… Себялюбивые и недружелюбные люди не могут сплотиться, а без сплочения мало чего можно достичь. Племя, одарённое указанными выгодными качествами, распространится и одолеет другие племена; но с течением времени, судя по всей истории прошлого, оно будет в свою очередь побеждено каким-либо другим, ещё выше одарённым племенем.122
Для читающих эту книгу специалистов-биологов добавлю, что идея Дарвина не является в строгом смысле групповым отбором, то есть вычленением дочерних групп из успешных материнских с возможностью подсчёта их числа в метапопуляции групп. Дарвин больше говорит об увеличении численности индивидуумов в племени, где распространены альтруизм и сотрудничество. Приведённая им модель скорее напоминает распространение в Великобритании серой белки, которая постепенно вытеснила рыжую; не столько настоящий групповой отбор, сколько экологическое замещение.
Религия как побочный результат чего-то другого
Позвольте теперь перейти от группового отбора к моему собственному взгляду на ценность религии для выживания в процессе естественного отбора. Я разделяю мнение всё увеличивающегося числа биологов, полагающих, что религия является побочным продуктом какого-то другого феномена. Я вообще считаю, что при осмыслении эволюционной ценности того или иного признака биологи постоянно должны помнить о «побочных продуктах». Возможно, размышляя о ценности чего-либо для выживания, мы неправильно формулируем изначальный вопрос. Возможно, его нужно задать немного по-другому. Может оказаться, что рассматриваемый феномен (в данном случае религия) не имеет собственной ценности для выживания, а является побочным продуктом другого, важного для выживания феномена. Позвольте пояснить идею побочного продукта примером из области моей экспертизы — поведения животных.
Часто можно наблюдать летящих на огонь свечи мотыльков, и нельзя сказать, что их поведение случайно. Прилагая массу стараний, они бросаются в пламя, превращая свои тельца в факел. Легко назвать подобное поведение «самосожжением» и под впечатлением этого многозначительного названия размышлять, по какой странной причине естественный отбор мог закрепить подобное поведение. Я же предлагаю, прежде чем приступать к поиску ответа, по-другому задать сам вопрос. Перед нами — не самоубийство. То, что выглядит как самоубийство, возникает как непреднамеренный побочный эффект чего-то другого. Чего именно? Вот одно из возможных толкований, вполне подходящее нам для того, чтобы прояснить суть идеи.
Искусственный свет появился в ночной темноте сравнительно недавно. До этого единственными источниками света в ночи были луна и звёзды. Поскольку они находятся от нас на огромном расстоянии, идущие от них световые лучи — параллельны, и их можно использовать в качестве компаса. Известно, что насекомые используют солнце и луну в качестве компаса, чтобы лететь, точно придерживаясь одного направления. Они могут использовать тот же компас — с обратным знаком — и для возвращения в исходную точку. Нервная система насекомого приспособлена для выработки временных правил поведения, примерно таких: «Держать курс так, чтобы луч света попадал в глаз под углом 30 градусов». Глаза у насекомых — сложные, состоящие из прямых светонаправляющих трубочек или конусов (омматидиев), расходящихся из центра глаза, как иголки у ежа. Поэтому вполне возможно, что на практике «инструкция» ещё проще: лететь так, чтобы свет всё время попадал в определённую трубочку — омматидий.
